Россию ждет новая перестройка

В марте 1985 года Михаил Горбачев стал Генеральным секретарем ЦК КПСС. Уже в апреле на партийном пленуме новый руководитель государства объявил о начале масштабных социально-экономических реформ. В мае того же года Горбачев впервые назвал происходящее «перестройкой». Прошло без малого 30 лет, но многие россияне до сих пор склонны считать то время причиной своих дальнейших бед – безработицы, потери сбережений, развала «великой державы» в конце концов. Но могло ли все быть иначе? На этот вопрос попытались ответить члены Экспертного клуба "Росбалта".

Историческая память обладает интересными свойствами. Мы склонны бессознательно романтизировать некоторые отрезки времени, если нас к этому подталкивать. И драматизировать другие. Нынешняя российская власть во многом опирается на имперское сознание, поэтому когда-то сильный СССР во многом видится образцом державы, к которому мы стремимся. Даже кое-где пытаемся вернуть прежние территории. Недаром президент Владимир Путин назвал распад СССР «крупнейшей геополитической катастрофой».

Перестройке в этом мифе о величии отведена незавидная роль. Ведь именно с нее, как думают многие, начался этот самый распад великой державы. При этом люди почему-то забывают о том, с какими проблемами приходилось сталкиваться в «золотые» советские годы. Необходимость реформ экономики назрела задолго до того, как Горбачев объявил об их начале.

«В 70-е годы с нашей страной случилось то же, что повторилось совсем недавно – на нее обрушилось сырьевое проклятье. Цены на нефть достигли чрезвычайно высокого уровня, из-за потока нефтедолларов стало неясно, зачем что-то делать, если все можно купить за рубежом, – поясняет писатель и культуролог Андрей Столяров. - Но при относительном росте благосостояния людей с прилавков начали исчезать целые группы товаров – лампочки, мыло, мука. Конечно, нефтедолларов бы хватило для покрытия дефицита, но примерно 30-40% бюджета СССР уходило на содержание армии. У нас было 60 тыс. танков; говорили, что их достаточно, чтобы дойти до Лиссабона. Также деньги тратились на кредиты соцстранам. А в 1985 цены на нефть рухнули. Товаров нет, купить их стало не на что. В этой ситуации и началась перестройка».

Эксперт отмечает, что страна фактически стояла на грани неизбежной экономической катастрофы. И речь шла уже не о том, возможно ли ее избежать, а о том, получится ли сделать ее управляемой и минимизировать жертвы.

Однако кроме экономического аспекта существовал и социальный. Население, которое годами слушало сказки о передовых позициях СССР, накопило значительный багаж раздражения. Сельское хозяйство было в упадке, поэтому деревни начали вымирать, молодежь уезжала в города. Интеллигенция хотела свободы слова. Недовольны были и многие советские руководители, которые формально подчинялись партии, но давно мечтали о самостоятельности.

Старший научный сотрудник Социологического института РАН Мария Мацкевич отмечает, что накануне перестройки было сложно представить, что в будущем кто-то начнет ностальгировать по советским временам.

«Было четкое несоответствие между тем, что можно было говорить, и тем, что было на самом деле. Люди это остро осознавали, что объединяло самые разные слои населения. Накопившееся социальные проблемы с одной стороны и экономические - с другой породили ситуацию, когда перестройку поддерживали все. Во всяком случае, несогласное меньшинство свои взгляды никак не выражало. Люди были едины и готовы приветствовать любые перемены», - вспоминает социолог.

Культуролог Столяров полагает, что в этом смысле перестройка была бескровной революцией. Как это обычно бывает во время революционных процессов, люди надеялись, что после уничтожения главного врага – КПСС – моментально наступят благодать и процветание. Все надежды при этом возлагались на Горбачева.

«О приходе к власти Наполеона наблюдатель сказал: «Каждый сочинял о нем свой собственный роман». Так можно сказать и о Горбачеве, популярность которого была невероятной. Было всеобщее ожидание перемен, хотя никто не знал, что надо делать. Но все считали, что Горбачев-то знает. Это и было великое очарование перемен перестройки. Хотя на самом деле первые полтора года ничего существенного не происходило», - разъясняет научный руководитель Центра исследований модернизации Европейского университета Дмитрий Травин.

Только весной 1987 года Горбачев заказал академикам проект экономической реформы. С 1988 она начала действовать. И тут же выяснилось, что изменения никуда не годятся.

«Реформа была плохо подготовлена. С одной стороны, она давала возможность людям заработать, с другой – не предусматривала механизма ответственности за плохую работу. В результате государство должно было по-прежнему поддерживать все предприятия и печатать больше денег. Дефицит усугубился. Потом, узнав о грядущей системе ценообразования, люди просто смели все с прилавков. Так великое очарование обернулось великим разочарованием», - резюмирует Травин.

Ситуация усугубилась из-за политической реформы. Горбачев решил провести ее, понимая, что теряет популярность. В теории изменения должны были позволить ему остаться у власти даже без поддержки партии. Но на практике картинная демократизация и проведенные выборы привели к образованию двоевластия. И партия, и появившееся народные депутаты считали себя главными в стране. А потом состоялись выборы президента России, и теперь уже Ельцин чувствовал себя главнее остальных. Августовский путч ознаменовал конец перестройки. Начавшиеся в дальнейшем экономические реформы под руководством Егора Гайдара официальная хронология считает уже другим историческим этапом.

Случившееся крушение надежд привело к тому, что многие драматизируют перестройку, отмечает социолог Мария Мацкевич.

«Память о том периоде различается в зависимости от того, к какой социальной группе принадлежит человек. Для интеллигенции перестройка означала появление толстых журналов, зарубежных книг и фильмов, публикацию эмигрантской литературы. Но для подавляющего большинства граждан информационная свобода намного менее важна, чем материальные блага», - объясняет эксперт.

В то же время социолог отмечает, что в памяти очень многих россиян перестройка слилась с началом 90-х годов. И не без помощи официальной позиции власти.

«Государственная политика в области памяти сознательно проводится в том русле, что у нас были «лихие 90-е». А к ним подверстывается перестройка, так как Горбачев сейчас не в чести. Все это сливается и маркируется мрачными тонами. Поэтому многие вспоминают не о самой перестройке, которая была в конце 80-х, а о Гайдаре, развале СССР, росте цен, расслоении в обществе, потере работы. Даже дефицит и очереди приписывают не к 70-м, а к 90-м. Потому что 90-е – это нечто плохое, а у 70-80-х романтический образ», - поясняет Мацкевич.

Сама перестройка все-таки была неизбежна, да и все последующее за ней в некоторой степени тоже. «Конечно, экономическая реформа 1988 года была провальной. Но кое-что у перестройки получилось. Если бы не развалили старую экономическую систему, то не было бы и ничего нового. Парадоксально, но если бы Горбачев не ткнулся в политику, не запутался и не наделал ошибок, мы, скорей всего, жили бы в гораздо более бедном обществе», - говорит экономист Травин.

Но опасения внушает тот факт, что запрос на перемены в российском обществе до сих пор есть. По сути, мы еще не вышли из революционного процесса, так до конца и не завершили демократизацию общества. Поэтому с уходом сильного лидера Россию может ожидать новая перестройка. «Появятся новые лидеры, хотим мы этого или не хотим. Хотя бы потому, что сырьевая модель экономики выработала себя. А экономическую модель нельзя сменить, не сменив политическую», - отмечает Столяров. Вспомним, что перестройку в 80-х подтолкнул именно обвал цен на нефть.

Софья Мохова