Почему нам нельзя без гламура

Что ждет человечество в будущем? Грозят ли ему войны и кризисы? А может, напротив, планета станет более благоустроенной? Сможет ли Россия вписаться в новую обстановку или пойдет своим путем? "Росбалт" продолжает публикацию цикла статей "Мы не узнаем наш мир".

Мир традиционного общества был иерархичен. Наверху – монарх, ниже – аристократия, под ней – простой народ. Эту иерархию все знали и признавали. Если вдруг кто-то выражал несогласие и заявлял, что царь, мол, ненастоящий, начиналась война, которая продолжалась до тех пор, пока не восстанавливались привычные представления общества о верхах и низах.

Модернизация разрушила прежнюю иерархию и создала формальное равенство: низы голосуют, верхи сменяются. Рядом с иерархией власти выросла, правда, иерархия капитала, в которой верхи так просто не сменишь, не проголосуешь за передачу денег Абрамовича народу по шариковскому принципу «взять и поделить». Впрочем, особенность иерархии капитала в том, что низы недолюбливают верхи, и даже успехи футбольного клуба «Челси» не делают Романа Абрамовича народным кумиром. В этом отличие нового мира от старого, где подданные боготворили монарха или, во всяком случае, считали, что в его жилах течет «голубая кровь», дающая право казнить и миловать.

У Абрамовича, Гейтса, Баффета и всей прочей публики с яхтами, виллами и многомиллиардными состояниями никаких особых прав нет. Американский писатель Френсис Скотт Фицджеральд как-то раз попытался, правда, сказать, будто богатые не похожи на всех остальных, но ему на это цинично заметили: «Правильно, у них денег больше». Ничего божественного, никакой «голубой крови».

Казалось бы, все замечательно. Равенство лучше иерархии. Но человек странно устроен. Ему хочется сотворить себе кумира. И построить вертикаль, в которой он будет близок к вершине. Или хотя бы получит шанс к ней немного продвинуться, не имея ни денег, ни связей, ни «голубой крови».

И вот современный мир формирует такую странную, вроде бы, конструкцию, как мирно сосуществующие, но при этом конкурирующие иерархии. С одной стороны – рудимент прошлого (иерархия), с другой – чистый продукт рынка и демократии (конкуренция). В этих иерархиях почитают кумиров, уважают лидеров, но самое главное – ощущают себя выше всех тех, кто остается на обочине жизни и не играет по правилам, задаваемым кумирами и лидерами.

Гламур

Самый яркий пример подобной иерархии – это гламур. Миллионы людей интересуются жизнью гламурных звезд. Сотни тысяч стремятся на них походить, хотя бы в одежде или прическах. Тысячи – откровенно фанатируют, собирают автографы, фото и книги, вызубривают биографии кумиров. Наконец, сотни – гоняются за ними по всему миру, стремятся увидеть, постоять рядом, хоть пальцем прикоснуться к одежде.

Характер занятий гламурных звезд абсолютно неважен. Это могут быть певцы, киноартисты, модели, спортсмены или просто светские персонажи, вроде Пэрис Хилтон. Главное, что для условных членов гламурной иерархии мир четко структурируется. На самом верху – кумир, который важнее любых президентов, генералов, патриархов и олигархов. Ниже - приближенные «к телу»: пресса, фотографы, ассистенты, чада и домочадцы. Дальше – те, кто ориентируется на предложенные кумирами «ценности» и в соответствии с ними мыслит, одевается, проводит время. Все остальные оказываются за пределами данной иерархии - независимо от своего общественного, политического или экономического статуса.

Следующий важный момент – любое событие в гламурном мире обязательно должно становиться информационным поводом, т.е. активно обыгрываться в прессе, чтобы привлекать внимание. Потухшая звезда может проиграть в борьбе за интерес публики. Иерархии-то у нас конкурирующие.

Звезды кормят своих поклонников духовной пищей, но те кормят их материально. Гламурные иерархии являются причиной активного использования звезд в рекламных кампаниях. Если кумир, скажем, пользуется определенной косметикой, то большая часть «свиты» пойдет по его стопам, поскольку данный одеколон относится к «истинным ценностям». Доход от рекламного контракта, в свою очередь, позволит звезде выглядеть еще ярче и еще больше людей вовлечь в орбиту своего влияния.

Вообще-то гламур – не новый феномен. Гламурные тусовки существовали еще в XIX веке вокруг известных балерин, актрис, куртизанок. Однако тогда это был крайне узкий круг, включавший лишь богатых искателей приключений. По-настоящему народный гламур возник только в современном обществе потребления, где, с одной стороны, у миллионов людей есть средства, чтобы идентифицироваться с кумиром (тратить деньги на соответствующую одежду, косметику, прически, развлечения и т.д.), а с другой – масс-медиа создают возможность следить за всеми перипетиями жизни интересующей народ персоны.

И еще один важный момент. Современность развела в разные стороны гламур и авторитаризм. Наполеон для своего времени был гламурным персонажем, превосходящим по влиянию любую куртизанку и балерину. Но в XXI веке лидеры не гламурны, а те, кто пытается встроиться в гламурную иерархию (вроде недавнего итальянского премьера Сильвио Берлускони), вызывают усмешки. Впрочем, в изрядно запоздавшей России Владимир Путин – все еще гламурный герой, вокруг которого выстроена целая индустрия (майки, кружки, тусовки с байкерами и тщательно организованные «путинги»).

Искусство

Гламурная иерархия – самая широкая из всех возможных. Она охватывает миллионы людей, ориентирующихся на простую житейскую схему, которую предлагают им масс-медиа. Однако сам факт существования подобной иерархии должен порождать альтернативу, объединяющую тех, кто считает поклонение гламурным звездам слишком уж примитивным занятием. Поэтому появилась иерархия ценителей современного искусства.

Случайно оказавшись в какой-нибудь модной художественной галерее, искренние поклонники поп-звезд удивленно задаются вопросом, почему три закорючки, нарисованные на холсте и заключенные в раму, представляют для человечества какой-то интерес и продаются за большие деньги. На это поклонники современного искусства отвечают обычно (если, конечно, вообще удостаивают профанов своим вниманием), что всякий человек, обладающий вкусом, должен понимать ценность представленной картины.

Понятие «хороший вкус» является интеллектуальным аналогом гламура. Оно непереводимо на русский язык, да и на все прочие тоже. Его смысл не объяснить человеку, чуждому иерархии современного искусства. «Хорошим вкусом» либо обладают, либо нет.

Впрочем, успех и вознесение на высшие ступени иерархии в современном искусстве часто достигается теми же методами, что и в гламуре. Необходимо добиться известности любой ценой. А для этого необходим скандал. Создать его можно, например, если художник представит себя собакой, встанет на четвереньки и будет бегать голышом, покусывая посетителей выставки за ноги. На первый взгляд, выглядит, как сцена в дурдоме. Но если назвать это перфомансом, то вскоре можно будет уже вести речь и о хорошем вкусе.

Истоки известности обычно забываются, а сама известность остается. И вот уже дама, приятная во всех отношениях, произносит при виде модной инсталляции слова «сделано со вкусом». При этом она выражает, в общем-то, те же самые чувства, какие просто приятная дама заключает в слово «гламурно», вырывающееся при виде изящно дефилирующей по подиуму модели. Две дамы принадлежат к совершенно разным мирам, но, по большому счету, решают для себя одну и ту же проблему. Они пытаются обнаружить истинные ценности в нашем суматошном, хаотическом мире, и выстроить их в виде иерархии, отвечающей на извечные вопросы, что такое хорошо и что такое плохо.

На вершине иерархии стоят творцы, создающие ценности. Чуть ниже – критики, формирующие информационный фон. Затем – истинные ценители, обладающие «хорошим вкусом». Дальше – те, кто искренне интересуется современным искусством и стремится развивать вкус. А вокруг – просто толпа профанов, не интересующая членов иерархии точно так же, как членов гламурной иерархии не интересуют люди, не умеющие модно одеваться.

Наука

Иерархия людей с «хорошим вкусом», как и гламурная, представляет собой открытое сообщество. В него может войти каждый, кто готов играть по соответствующим правилам. Иной тип иерархии – закрытый – представляет собой современная наука. Ученые отсекают профанов значительно более жестко, чем все остальные сообщества. В качестве «фильтра» они используют ученые степени и индексы цитирования.

Когда судили будущего лауреата Нобелевской премии Иосифа Бродского, его сочли тунеядцем, поскольку, согласно «бумажкам», он не трудился. Сегодня это воспринимается нами как дикость. Однако в науке ты по сей день будешь никем, если не имеешь свидетельства об ученой степени. Без нее человек читается в лучшем случае публицистом. Для естественных наук формальные ограничители не очень важны, но общественные науки часто используют механизмы закрытости, поскольку всякий профан может высказывать свои взгляды на развитие экономики, устройство политической системы, а также на то, был ли Сталин тираном или эффективным менеджером.

Мнение человека без ученой степени члены иерархии автоматически признают ненаучным. Более того, в качестве признака истинности того или иного мнения используется специфический язык. Скажем, экономиста считают таковым обычно лишь в том случае, если он разрабатывает математические модели. Историка признают, если он проводит исследование на первичных источниках с включением архивных материалов. Философ же не использует, как правило, ни фактов, ни цифр, однако обязан строить фразу так, чтобы профан быстро потерял нить рассуждения.

Если человек обладает ученой степенью, правильно изъясняется и имеет хороший индекс цитируемости, он находится наверху ученой иерархии. Если он соответствует лишь по двум параметрам (степень и язык), его все же считают членом сообщества. Если признанный член сообщества позволяет себе писать для профанов (то есть без математики, занудства и использования слов типа «дискурс»), его называют опасным вольнодумцем. Если же успехом у профанов пользуется человек без степени, о нем в научных кругах говорят с усмешкой. Примерно так же, как ценители современного искусства - об отсутствии «хорошего вкуса», а гламурные дамы - о тех, кто плохо одевается.

Нам порой кажется, будто иерархия в науке принципиально не похожа на другие, поскольку научные выводы принято доказывать, а значит, крупный исследователь имеет бесспорные основания считаться таковым - в отличие от гламурной звезды или мастера инсталляций. Однако на деле все гораздо сложнее. Американский аналитик Томас Кун показал, что революции в науке происходят не благодаря строгим доказательствам, а потому, что молодежь или новички, пришедшие со стороны, предлагают ученому сообществу новые парадигмы, не удовлетворяясь господствующими старыми. Признанные лидеры научных иерархий редко признают доказательства новых подходов и уходят в мир иной со своей точкой зрения. По мере смены поколений наука обновляется, и утверждаются иные парадигмы. А на вершину иерархии взлетает вчерашняя молодежь. Несколько упрощая, этот процесс можно сравнить с приходом новой моды в одежде или со сменой направлений в искусстве.

Молодежь

Кстати, говоря о молодежи, следует заметить, что она может образовать собственную иерархию, отвергая все остальные вне зависимости от их отношений между собой. Молодые люди, как правило, в иерархиях оказываются на нижних ступенях просто потому, что у них еще не было времени, сил и ресурсов для того, чтобы выделиться из массы профанов.

В традиционном обществе быстрое продвижение наверх для молодежи вообще было практически невозможно, поскольку оно строилось на признании стариков носителями единственно верной традиции и того векового опыта, которому надо следовать для достижения благополучия. В модернизирующемся обществе молодежь время от времени может сделать быструю карьеру, поскольку жизнь непрерывно меняется и традиционные подходы тормозят развитие. Но все же тинэйджеру, не завершившему образования и не имеющему явных достижений, почти всегда приходится смотреть на стариков снизу вверх. Отсюда вытекает естественное желание перевернуть иерархию и выстроить новую, руководствуясь одним лишь возрастным подходом.

«Не доверяйте тем, кому за тридцать», – таков был популярный лозунг бунтующей молодежи 1968 года. Студенты тогда выдвинули собственных лидеров и сотворили собственных кумиров, из которых по сей день удержался, пожалуй, лишь моложавый и бородатый Эрнесто Че Гевара.

Впрочем, бунт – совсем не обязательное условие молодежных иерархий. Они могут быть не бунтующими, а, скажем, эскапистскими. Тинэйджеры плюют на заветы отцов, тусуются сами по себе, одеваются, как считают нужным, отрицая в равной степени и мир гламура, и мир искусства, и мир науки, и мир официальных политико-экономических иерархий. Взрослые говорят им, что так жить нельзя, так можно навсегда стать маргиналом, так можно опоздать «к раздаче» и ничего не получить от жизни. Но молодежные иерархии игнорируют подобную мудрость, поскольку здесь и сейчас получают самое ценное из того, что существует на свете – чувство собственной значимости и принадлежности к социальной среде, в которой тебя уважают.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Перейти на страницу автора