Кого спасет пересадка мозга

«Росбалт» продолжает проект «Лучшая половина жизни», призванный показать и доказать, что активная жизнь — самое действенное лекарство от старости из ныне существующих.

Недавно в Польше 19-летняя пациентка начала общаться с хирургами во время операции по удалению раковой опухоли головного мозга. Девушка очнулась от наркоза еще до окончания манипуляций врачей и рассказала им о своих домашних питомцах — кошках. Ее мозг при этом был открыт. Как полагают медики, молодая женщина была не в состоянии что-то видеть или чувствовать, однако это не помешало ей адекватно вести беседу. Быть может, какое-то воздействие на мозг привело к тому, что анестезия не подействовала. Но, так или иначе, вопрос о неизвестных возможностях мозга тоже пока остается открытым.

Почему пациенты во время операций на мозге вдруг начинают говорить? Может ли мозг существовать отдельно от тела? И для чего это нужно? Об этом в интервью «Росбалту» рассказал психофизиолог, доктор биологических наук, профессор, заведующий лабораторией нейрофизиологии и нейроинтерфейсов на биологическом факультете МГУ Александр Каплан.

«Пятая часть операций на мозге проходит без общего наркоза…»

— Александр Яковлевич, вас удивил этот случай? Ситуация, когда пациент начинает непринужденно общаться под скальпелем нейрохирурга, — исключительное явление?

— Ничего исключительного и даже удивительного тут нет. Можно сказать — обычное дело. Наверное, пятая часть подобных операций проходит вообще без общего наркоза. Врачи делают это умышленно: обкалывают обезболивающими веществами кожу на голове, а затем выпиливают кусочек черепа, то есть обходятся местной анестезией. Это важно, поскольку реакции находящегося в сознании пациента служат дополнительным контролем правильности действий хирурга. Например, если оперируется часть мозга вблизи моторных зон, то неосторожное касание их сразу же становится заметным — из-за этих действий начинают двигаться конечности или пальцы пациента.

— При этом врачи общаются с пациентом, задают ему вопросы?

— Общаются, задают вопросы — именно так. Например, спрашивают: «Что вы чувствуете?». Человек может ответить: «Вот сейчас онемела рука». Для хирурга это руководство к действию. А если манипуляции происходят вблизи речевой зоны, пациента просят непрерывно говорить: если его речь начинает замедляться, а язык заплетается, это означает, что хирурги вышли за участок возможного оперативного вмешательства, надо отступить.

— В сообщениях о феномене пациентки, заговорившей с открытым мозгом, есть фраза: «Медики предполагают, что какое-то воздействие манипуляций на мозг привело к тому, что анестезия не подействовала…». Могло быть такое?

— С научной точки зрения довольно трудно вообразить воздействие, из-за которого пациент вдруг выйдет из-под общего наркоза. Наркотизирующие вещества действуют напрямую на мембраны нервных клеток. Клетки подтормаживаются, и пациент теряет чувствительность, засыпает. Как же можно подействовать на мозг каким-нибудь словом или веществом, чтобы вдруг все его клетки пришли в норму разом?

— Ну, может быть, залезли скальпелем куда-нибудь не в ту зону…

— Наркоз не зависит от какой-то конкретной области мозга — только от тотального действия анестетического вещества на все нервные клетки. Поэтому, в какую бы зону вы ни «залезли», анестетик не исчезнет из крови, и его влияние на мозг тоже.

«Мозг может прожить без тела три дня…»

— Насколько вообще можно раскрыть череп, чтобы пациент оставался в сознании и говорил? А совсем вынуть мозг из черепной коробки — это возможно?

— На десять квадратных сантиметров, например. Потом черепную косточку, которую аккуратно выпиливают во время операции, вставляют обратно, и, как правило, происходит ее полное заживление. Конечно, такое воздействие должно быть коротким. Нельзя снять с мозга кусок черепа и пустить человека гулять. Естественно, что тут же произойдет заражение крови, и нескольких дней, а то и часов будет достаточно, чтобы наступила смерть. Но если действовать одномоментно, как при нейрохирургических операциях, то можно раскрыть большие области мозга — при этом сам он не повреждается и продолжает функционировать.

Эксперименты по пересадке мозга, насколько знаю, были, но ставились они не на людях, а на обезьянах. Делалось это в США. Мозг полностью вынимали из головы животного, после чего он плавал в физиологическом растворе отдельно от тела…

— Головной мозг отделяли от спинного?

— Для нейрохирургии это не проблема. Проблема — насколько долго после этого головной мозг будет жить.

— А в другое тело его не «вставляли»?

— Это не имело смысла: соединить все разрезанные нервы вне черепа все равно пока невозможно. Американцы хотели понять, насколько вообще реально выделить мозг из черепа, сохранив его жизнедеятельность. Они провели такую операцию, и более-менее удачно. Мозг обезьяны мог прожить отдельно один, два, три дня — но не больше. Пересадка — очень травматическая процедура, и, конечно, при этом мозг неизбежно повреждается. В черепной коробке находятся все его оболочки, нервы, сосуды, кровоснабжение… Вне ее он — глубокий инвалид.

— Как после пересадки определяли, что мозг жив?

— Ученые регистрировали его электрическую активность. Но насколько она была нормальна? Авторы эксперимента об этом не сообщили…

«Пересаживать голову без медицинских показаний — преступление…»

— Почему на обезьянах это получилось, а об успешных экспериментах такого рода на людях ничего не слышно?

— Я не думаю, что кто-нибудь проводил такие эксперименты с человеком. По медицинским показаниям подобные операции не нужны. А если медицинских показаний нет, то это стало бы уголовным преступлением.

— В том случае, если пациент не дал согласие на пересадку?

— В любом случае. Даже если бы и дал, и если бы о своем безусловном согласии на эксперимент заявили все его родственники. Операция считается противоправной, когда проводится не по показаниям сохранения жизни. Это закон, принятый во всех цивилизованных странах, причем закон очень жесткий. Допустим, во время нейрохирургической операции вскрывается череп, и какой-нибудь любопытствующий ученый попросит хирурга выпилить кость немного больше, чем это необходимо. Что произойдет? Любой хирург откажется. Потому что, если он этого не сделает, то будет преследоваться по закону, а при летальном исходе — вплоть до наказания за убийство.

— Как же тогда быть тем ученым, которые хотят ставить эксперименты по жизни мозга вне тела?

— Как при испытании лекарств — делать все сначала на животных. Понятно, что это длительная процедура. У нас в МГУ был опыт разработки лекарства, которое сейчас продается в аптеке. Так вот, на тестирование лекарства по всем статьям ушло 15 лет: 10 лет — на опыты с животными, и 5 лет — на клинические испытания.

— Как могут развиваться события, если предположить, что эксперименты по отделению мозга от тела на обезьянах увенчаются успехом? Живой мозг, допустим, шимпанзе, плавает в растворе, все хорошо. Следующий шаг — сделать то же самое с человеком. Но есть же законы. Все равно — тупик?

— Тут нужен веский мотив. Невозможно воплощать в жизнь абсолютно все, что заблагорассудится какому-нибудь исследователю. Необходимо обоснование — для чего он это делает. Для собственного любопытства, или для того, чтобы человеку было хорошо? Зачем нужно, например, чтобы живой человеческий мозг плавал в физрастворе? Какие-нибудь ученые, в конце концов, возможно, смогут разработать такую технологию. Но для чего?

«Если создавать киборга, то какие функции будет выполнять мозг? Роль мощного процессора?»

— Но ведь с этим, вроде бы, уже определились. Как известно, ведущие российские специалисты в области интерфейсов, робототехники и искусственных органов занимаются разработками в области киборгизации человека — например, создания протеза мозга, или помещения живого человеческого мозга в искусственное тело (аватар). В этом проекте принимаете участие и вы сами…

— Задумки и разработки — все-таки разные вещи. Одно дело — продумывать варианты жизни мозга без тела, задавать верхнюю планку научному достижению. И совсем другое — делать реальные исследования. Во всех таких научных проектах, где речь идет о пересадке головы или изолированного мозга, нужно решать, прежде всего, чисто прикладные медицинские проблемы. А дальше — время покажет.

Например, у пациента часть мозга повреждена и перестала функционировать. Либо человек умрет, либо будет жить с чипом-протезом. Значит, нужно вести исследования для того, чтобы в итоге создать протез этого кусочка мозга. Может быть, прогресс покажет, что можно сделать протез и второго кусочка мозга, и третьего, и четвертого… До какого предела — предсказать невозможно. В США, как мне известно, при экспериментах на крысах уже удается создать протезы части мозга, связанной с памятью. Скоро, видимо, это будет сделано на обезьянах. Однако придется еще очень долго доказывать, что все это хорошо, безопасно и может быть применено на человеке — например, для страдающих потерей памяти.

— И что в итоге? Выходит, перемещение мозга в искусственное или другое живое тело все-таки возможно? Но как преодолеть барьер законов, которые не разрешают это сделать?

— Очень просто. Во-первых, надо показать на животных, что это возможно. Предположим, доказали. Но мозг, который пересаживается в другое тело, будет вначале отсечен от всего — от слуховых и зрительных нервов, от спинного мозга, то есть от всех органов чувств. В чужеродном теле мозг все равно не будет ничего ощущать. И вот такой «слепой», ничего не чувствующий мозг, пересаживается в другой организм. Нужно пришивать к нему чужие нервы… А как именно? И что будет потом?

А если перемещать мозг в искусственное тело, то есть создавать киборга, — то какие функции будет выполнять мозг? Роль мощного процессора? В таком случае мы в явном виде нарушим права человека. Что произойдет с психикой, с личностью человека? Сохранятся ли у этого мозга высшие психические функции — сознание, мышление, эмоции? Ведь он будет поставлен в исключительные, небывалые, тяжелейшие клинические условия. Будет ли это нормальная психика — или уже непоправимо израненная?

Но вместе с тем, какие еще могут быть варианты, если тело уже не может поддерживать жизнедеятельность мозга? Трансплантация его в другой «носитель» может стать единственным возможным выходом. Значит, не надо останавливать подобные научные проекты. Они могут пригодиться в будущем — как минимум, в медицине.

Беседовал Владимир Воскресенский