В Петербурге как и в других городах страны развивается такая область современного искусства как медиа арт. Не сказать, чтобы российский зритель быстро привыкал к новому направлению, но постоянная группа его поклонников уже сложилась. Один из первопроходцев в этой области, уже более 10 лет занимающийся высокотехнологичным цифровым искусством, - исследователь, музыкант и медиа-художник Юрий Дидевич. Он является основателем группы исследований компьютерной и новой музыки (CNMRG) в Петербурге, создателем «Школы музыкальной информатики», а также руководителем проекта «Нейроинтегрум» и главным специалистом медиацентра новой сцены Александринского театра.
О том, как выйти за рамки привычного, и с какими проблемами сталкиваются медиа арт и science art, Юрий Дидевич рассказал «Росбалту» в рамках проекта «Петербургский авангард».
- Юрий, когда и почему вы заинтересовались работой с электронными медиа?
- Это увлечение началось довольно давно, когда я был еще совсем юным. Электроникой стал заниматься где-то лет в 12, затем столкнулся с компьютерами, которые в те времена были очень неудобными в использовании. Результаты их работы меня не особо впечатляли, и я долгое время занимался аналоговой техникой, аналоговыми синтезаторами и звуком.
Вообще, я начинал как музыкант: учился игре на гитаре и всегда увлекался звуковыми экспериментами. Но на определенном этапе мне стало казаться, что эти эксперименты и получаемые спонтанные результаты вторичны. Дальше я столкнулся с вопросом, как можно преодолеть ограниченность меня как человека. С помощью чего? С помощью компьютера!
В ходе работы стало очевидно, что для создания оригинального проекта нужно провести исследование - не научное, но все-таки исследование. Собственно название группы исследований компьютерной и новой музыки (CNMRG), которую мы создали с единомышленниками, отражало это идею. Затем мы отклонились в сторону медиаискусства, пришли к элементам визуализации звука, компьютерной графике. От этого постепенно перешли к проектам с жестами, движением и танцем, долгое время работали с перформерами в области интерактивных хореографических перформансов, когда движение рождает звук, а звук - визуализацию. Затем заинтересовались технобиологическим направлением – интеграцией человека, его чувств, мыслей и аудио-визуальной материи.
Самые же интересные для меня направления – это, пожалуй, интерактивные хореографические перформансы и интерактивные инсталляции. Они включают и элементы компьютерной алгоритмической музыки, и сенсоры на теле исполнителя, и многое другое.
- Что для вас привлекательнее: самому быть главным действующим лицом перформанса, своеобразным актером, или же отвечать за техническую часть и организацию представления?
- Будучи автором, я зачастую не могу быть одновременно и исполнителем своих произведений - мне нужно видеть процесс со стороны и контролировать его. Но мне всегда нравилось исполнять самому то, что я могу исполнить. Например, в медиаспектакле «Нейроинтегрум» я уже попробовал себя в качестве перформера.
- Какое определение вы могли бы дать медиаискусству?
- Медиа обозначает «носитель». Или же среду, через которую передается информация. Мы называем это искусство новым, но на самом деле оно достаточно древнее. Новые медиа – это новые носители: компьютеры, Интернет, чип, который встраивается в человека. Все, что связано с взаимодействием этих носителей и артом, называется, соответственно, медиаискусством.
- Какие знания и умения необходимы современному медиахудожнику?
- Первое и главное условие – усидчивость и желание работать, развиваться. Потому что невозможно иметь все нужные знания. В этом плане искусство новых медиа напоминает десятиборье, где несколько видов соревнований соединены в одном. Так и здесь: человек должен уметь паять, программировать, играть на музыкальных инструментах, обладать вкусом, слухом. Знания необходимы совершенно разные.
- Можно ли где-то научиться искусству новых медиа?
- В полном объеме, думаю, нельзя. Знаю, есть такое неплохое начинание как Школа Родченко в Москве. В Петербурге все, что называется школами медиа или как-то иначе, не дает необходимых знаний. Зачастую там нет исторического курса о сути медиа арта, истории его развития. А для профессионального роста важно иметь не только технологическую, но хорошую теоретическую подготовку. Следует понимать, что какие-то вещи, которые мы сейчас делаем, достаточно давно реализованы, только на старой технической базе. Те же видеопроекции. Оригинальная работа со светом началась еще в 20-х годах предыдущего столетия. Даже примитивные робототехнические конструкции – все оттуда. Сейчас мы видим более технологичное воплощение этих идей. Ни в 60-е, ни в 70-е годы невозможно было, к примеру, работать серьезно с визуализацией.
- У медиаискусства много поклонников в Петербурге?
- Поклонников не так много, но они есть. Особенно молодое население наших столиц. Это люди, которым надоела масс-медийная жвачка. Так было и со мной. Нет какого-то взрывного роста, потому что язык, которым говорит современная электронная музыка, а не попса, по-прежнему чужд нашему обществу.
Кроме того, медиа арт – это определенная культура. Чтобы существовать, она должна поддерживаться. В Петербурге есть всего одна-две площадки, на которых люди могут что-то реализовывать. Не всем доступна Александринка. Если взять, к примеру, Берлин, то там художники могут за вполне вменяемые деньги арендовать пространство. У нас это невозможно. Так что дело даже не в количестве людей, готовых заняться медиа артом, а в возможности реализации идей. Но Москва и Петербург далеко не в самой худшей ситуации. Конечно, есть YouTube, но он совершенно не передает ощущений, которые можно получить от некоторых форм медиаискусства.
- Как развивались медиа арт и science art?
- Мысль - и художественная, и научная - сначала изучала окружающий мир, используя доступные на тот момент технологии и знания. Затем стала пытаться его изменить. Позднее пришли к тому, что начали трансформировать не только мир вокруг, но и самого человека. И философы, и ученые признали, что он ограничен. Сейчас некоторые даже говорят, что дальнейшее развитие человека как биологического вида возможно только в соединении с технологиями.
Science art, как определяет Дмитрий Булатов (известный российский теоретик, художник, куратор, работающий в области science art. – прим. «Росбалта»), - это наука, соблазненная искусством. Но и искусство черпает некоторые идеи у науки. Наука же, в свою очередь, получает возможность доносить информацию о сложных процессах, которые изучает, до широкого круга людей. Это важно в наше время, потому что многие до сих пор воспринимают науку как нечто странное и враждебное. Посмотрите, как представлены ученые в кино.
- Почему вы занялись проектом «Нейроинтегрум»? Вам захотелось попробовать себя в театральной режиссуре?
- Я занимаюсь не театральной режиссурой, а высокотехнологичным цифровым искусством. Над проектом «Нейтроинтегрум» мы начали работать в 2011 году. Театральная составляющая в нем - далеко не самая главная. На определенном этапе это были перформансы, эксперименты. Однако затем я пришел к мысли, что просто растянутый во времени перформанс мало интересен и мне, и зрителям. Возникла идея внести определенную структуру в этот процесс. Так появился экспериментальный спектакль.
Человек приходит в зал и видит проекции: перед собой и на полу. В центре сцены находится актер, который на протяжении всего представления ничего не произносит и практически не двигается. Сидит на стуле и пытается сосредоточиться на своих внутренних чувствах и ощущениях. А зритель в этот момент видит проекцию, основанную на сиюминутном состоянии актера (а так как меняется оно, меняется и проекция). Плюс зал слышит многоканальную звуковую панораму, работающую по тому же принципу.
Происходящее на сцене связано с исследованиями биопотенциалов головного мозга. Определенные датчики ставятся в разные участки головы и воспринимают электрическую активность, которая вырабатывается человеком в ходе мыслительных процессов. Компьютеры расшифровывают данные энцефалограммы и с помощью специальных математических алгоритмов вычисляют, что в данный момент происходит с актером, каково его эмоциональное состояние. Компьютер так же определяет мысленные команды, связанные с системой тренировки машины и человека. Исполнитель при подготовке учится думать одни и те же мысли для исполнения одних и тех же команд, а компьютер, соответственно, их анализирует, записывает и выполняет. Так происходит и во время спектакля. Исполнитель посылает определенную команду, и она выполняется.
После каждого представления участники проекта проводят со зрителями беседы, где отвечают на все вопросы и рассказывают, как сделан спектакль.
- Зрительская реакция оправдала ваши ожидания?
- Если честно, я думал, будет гораздо больше непонимания. Однако в большинстве своем люди поняли, что мы хотим донести. И почти никого не удивляло, что подобный спектакль ставится в театре. По моему мнению, это в чистом виде представление, которое имеет право существовать в современном театральном пространстве. Хотя, естественно, были люди, которые привыкли к традиционному театру и задавались вопросом, почему «Нейроинтегрум» ставится в Александринке.
- Для вас Петербург — это особый город? Что он для вас значит?
- Петербург - это кусочек Европы в России. Начинал я вообще-то не здесь. Но мог бы я сейчас заниматься искусством новых медиа в другом месте? Думаю, что нет. И дело не в возможностях. Постаравшись, можно было бы найти время и средства. С одной стороны, это прекрасный город. С другой - в нем своя особенная атмосфера, традиции, которые всегда были и будут. Это привлекает.
Беседовала Светлана Абросимова