Неестественная близость

Альянс России с Казахстаном и Белоруссией стесняется назвать себя политическим проектом, а в интеграции экономик особых успехов не достиг. Врожденная болезнь ЕАЭС в том, что у держав-участниц не может быть согласия насчет его конечной цели.

Чтобы Лукашенко с Назарбаевым подписали пакт о дальнейшей интеграции своих государств с Россией, само название этого объединения пришлось приспособить к их обоснованным страхам. Вместо Евразийского союза (ЕАС), как было задумано первоначально, провозгласили Евразийский экономический союз (ЕАЭС).

Участники встречи в Астане повторяли как заклинание, что это сугубо экономическое, хозяйственно-интеграционное объединение, которое никоим образом не покушается на свободу стран-участниц ни во внутренней, ни во внешней их политике.

Юмор ситуации как раз в том, что к нормальной экономической интеграции нисколько не стремится ни один из участников ЕАЭС. Москва, судя по всему, мечтает о новом Советском Союзе – пусть даже урезанном, без Украины. А белорусская и казахстанская автократии уступают этим чаяниям грозного партнера на второстепенных для себя участках, но в обмен требуют от него все новых и новых субсидий и льгот.

Процедуры хозяйственной интеграции, о которых с пафосом докладывают публике, лишь прикрывают это нескончаемое перетягивание каната.

По форме Таможенный союз и его преемник ЕАЭС – это нечто промежуточное между двумя великими интеграционными объединениями сегодняшнего мира, Евросоюзом и НАФТА (Североамериканской ассоциацией свободной торговли).

На уровне лозунгов у ТС-ЕАЭС просматриваются как черты сверхгосударства евросоюзовского типа, так и признаки единого экономического пространства, созданного странами Северной Америки.

На деле же строительство общесоюзных бюрократических структур, движение к единой валюте и прочие мероприятия, нацеленные на то, чтобы незаметно превратить ТС-ЕАЭС в политическую структуру, совершаются предельно медленно или вовсе снимаются с повестки. Назарбаев и Лукашенко умеют постоять за свой суверенитет.

Но точно таким же порядком буксует и торжественно провозглашенное внедрение единых экономических правил. Ведь постоянство правил несовместимо с ручным управлением, господствующим во всех трех братских державах.

Сравним ТС-ЕАЭС с НАФТА и сразу же многое поймем. НАФТА, как и ТС-ЕАЭС, - это объединение одной гигантской державы (США) с двумя гораздо более скромными ее соседями (Канадой и Мексикой). На долю Соединенных Штатов приходится 83% суммарного ВВП стран НАФТА. На долю России – 87% общего ВВП стран ТС-ЕАЭС.

А теперь прочувствуем обманчивость сходства.

Торговля с Мексикой и Канадой составляет целых 30% товарооборота США. А на Соединенные Штаты приходится две трети товарооборота Канады и чуть больше – Мексики. Степень интегрированности этих трех экономик очень велика и притом достигнута без сооружения каких-либо надгосударственных чиновничьих надстроек.

А товарооброт России с Белоруссией и Казахстаном в 2013 году составил лишь 7,1% от общего ($60 млрд из $844 млрд). При этом у Белоруссии на Россию пришлось около 40% ее товарооборота, а у Казахстана – лишь четвертая часть (с Китаем эта страна торгует примерно в таких же объемах).

То есть для России собратья по ТС-ЕАЭС – далеко не первостепенные торговые партнеры. И центральное место они занимают вовсе не в хозяйственных, а в политических планах. Уровень же реальной экономической интеграции с ними гораздо ниже, чем внутри НАФТА.

Он явно скромнее и чем интеграция, например, Турции с Евросоюзом. Торговля со странами ЕС (с которыми у Турции таможенный союз и внутренний беспошлинный режим) обеспечивает 40% турецкого товарооборота. Формально это как раз «белорусский» уровень. Но только у турок и европейцев он обеспечен естественными хозяйственными связями, а не бесчисленными преференциями и субсидиями.

Невысокий уровень взаимной торговли и кооперации между нашими тремя евразийскими странами объясняется не одной только дефектностью хозяйственных систем. Сама идея, будто распавшиеся части империи должны экономически тяготеть друг к другу, принимаемая у нас за аксиому, оправдывается довольно редко.

Классический пример – Британская империя. В последние десятилетия своего существования она очень старалась создать экономические скрепы, которые сохранили бы ее как хозяйственное целое: отгораживалась от мира таможенными барьерами, вводила внутренние торговые преференции и т.п. Тем не менее, сегодня в первой пятерке торговых партнеров Великобритании нет ни одного из ее бывших владений. Прежняя метрополия и прежние ее провинции радикально перестроили свои торговые связи и процветают, ничуть не нуждаясь в принудительной экономической близости друг с другом.

Разобрать, где кончается естественная экономическая близость и начинается принудительная, в сегодняшнем ЕАЭС невозможно по определению. Его конструкция стараниями младших партнеров малопригодна для политической интеграции, но солидарной волею всех трех членов союза плохо приспособлена и для хозяйственной. Его участники стремятся к разным целям. В конечном счете эта странная близость разочарует всех.

Сергей Шелин

Перейти на страницу автора