Posted 18 апреля 2014, 20:02

Published 18 апреля 2014, 20:02

Modified 31 марта, 13:59

Updated 31 марта, 13:59

«Наши дети растут с комплексом сироты»

18 апреля 2014, 20:02
Дети в России стали восприниматься как проект, который вряд ли "окупится". Родители стараются тратить на них поменьше времени и сил, что порождает чувство эмоционального голода, считает психолог Ольга Маховская.

О том, как отразились перемены в российском обществе на воспитании детей, в интервью «Росбалту» рассуждает сотрудник Института психологии РАН, кандидат психологических наук, стипендиат международных научных программ России, США и Франции, автор бестселлеров для родителей Ольга Маховская.

- На ваш взгляд, какое место дети занимают в системе ценностей современных россиян?

- Если говорить на декларативном уровне, то дети – это всегда «наше всё». Каждый год объявляется то годом семьи, то годом ребенка. Я думаю, что у нас сегодня беспрецедентное количество правительственных программ, посвященных детству. Но у меня складывается впечатление, что в России сейчас наблюдается ситуация, когда у семи нянек дитя без присмотра. Количество организаций и общественных деятелей, берущих на себя ответственность за детей, чуть ли не больше, чем самих детей. Однако если говорить конкретно о ребенке, то дай Бог, чтобы у него был хоть один постоянный сопровождающий из родителей, бабушек и т. д. Наши дети растут с комплексом сироты — они очень много времени проводят в одиночестве.

Несмотря на то, что формально уровень жизни растет, ее качество не повышается. Такая «сиротская» норма, предусматривающая, что главное - чтобы ребенок был сыт и обут, остается пока главным ориентиром. С точки зрения психологии, это минимальная задача. И поменять ситуацию в масштабах всей страны очень сложно.

Конечно, определенный запрос на новые знания и методы в этой сфере есть. Если посмотреть на современное родительство, то сегодня сформировался небольшой класс адептов нового подхода. Они понимают, что мир меняется, и воспитание должно быть другим. Такие родители не довольствуются традиционной системой воспитания, а ищут новые методы, может быть, иногда даже с перебором.

Одним из главных признаков этой группы является то, что иногда лидерами воспитания в семье становятся отцы - в основном из числа тех, кто рос во времена перестройки и помнит о своем печальном детстве. Они понимают, что их ребенок никому, кроме семьи, не нужен, несмотря на всю общественную буффонаду вокруг детей. Ведь, по большому счету, это не более чем дымовая завеса.

- А с чем, на ваш взгляд, связаны изменения в отношениях «семья – ребенок»?

- Когда в основе всей системы ценностей лежит экономический критерий, грубо говоря – бабло, ребенок становится в первую очередь статьей расхода, а не самостоятельной личностью, не частью мира, которым ты очарован, не твоим личностным продолжением. И когда ресурса не хватает, ребенок категоризируется как обуза, на которую слишком много приходится тратить.

- То есть получается, что ребенок сегодня во многом воспринимается как некий инвестиционный проект, и неизвестно, окупится он или нет?

- Конечно. Это отсроченные вклады, а русское сознание приучено все оценивать на короткую перспективу. Мы не мыслим стратегически, мы живет одним днем.

Дети же вообще редко оправдывают родительские надежды. Ты думаешь, что у тебя растет космонавт, а он вдруг идет в гуманитарии. Но в нормальной ситуации дети и не должны реализовывать фантазии родителей. Они должны отделиться и начать развиваться самостоятельно. Очень хорошо, если при этом дети выросли хорошими людьми и не забыли нас, даже если мы были не самыми хорошими родителями.

Я хотела бы обратить внимание на то, что у нас появился еще один феномен, который влияет на качество детства. Дело в том, что само детство стало длиннее. Рожая детей, мы думаем, что главное – это дотянуть их до 18 лет. Но сейчас подростковый возраст затянулся до 25-27 лет. И тут мы сами начинаем сходить с дистанции, думая, почему же ребенок такой инфантильный и не уходит в самостоятельную жизнь. Эмансипация детей сейчас провоцируется в основном родителями - мы начинаем их «выпихивать» из гнезда. Но не всегда на это хватает сил.

- А какие основные стимулы сегодня движут людьми, которые решили завести детей? Все-таки ситуация, когда ребенок был помощником в хозяйстве, по большому счету, ушла в прошлое. Да и в старости далеко не все родители рассчитывают на своих детей…

- Главные мотивы на протяжении веков не меняются - это желание продолжить свой род, страх за свою старость… Но сейчас существенную роль играет еще и желание быть лояльным гражданином, жить так, как все. Семья и дети важны для репутации. Когда идет речь о борьбе за успех, скорее примут на работу того, у кого есть семья и дети. Считается, что семейные люди не так легко меняют работу, что они более трудолюбивы, у них есть стимул. Думаю, сейчас вопросы социальной и деловой репутации выходят на первые места.

- Скажите, насколько современная российская модель отношения родителей и детей отличается от моделей других стран?

- В рамках христианской цивилизации есть три направления: православное, католическое и протестантское. В каждой конфессии дети занимают свое место. Наиболее детоцентристким является католический мир. Модель семьи там такова, что главный груз несет отец. Его роль, может быть, не так почетна, но является краеугольной. В этой системе ответственность в семье распределена таким образом, что отец должен не только кормить и обеспечивать статус, но и реально принимать участие в воспитании. В католических странах вся политика по поддержке семьи направлена на повышение рождаемости - даже ребенку иммигрантов будет уделен максимум внимания, он будет включен во все необходимые программы. В то время как родителями государство не очень интересуется - считается, что они взрослые люди и сами со всем справятся.

В протестантском мире очень важна идея личной ответственности и паритетности. Папа и мама уравнены в правах, а ребенок растет как потенциальный партнер. Детей очень рано учат оценивать результаты своего труда. Например, делаются небольшие выплаты за домашнюю работу. То есть речь идет об экономической связи между членами семьи. На эмоциональном уровне, как правило, отношения не очень близкие. Есть определенная дистанция. В протестантских семьях принято давать некую свободу маневра. Не обязательно нужно везде бывать всей семьей. Когда выполняется какая-то работа, все консолидируются как команда. А потом каждый снова может жить в своем ритме.

Наша модель семьи считается дисгармоничной. Я имею в виду постсоветскую семью православного происхождения. Да, ребенок очень важен, но по факту он, в первую очередь, важен для женщины. И реальная ответственность, как правило, лежит на ней. Отцу принадлежат властные полномочия. Эмоционально он зачастую за пределами семьи. Типичная картина еще с советских времен: папа лежит на диване, вокруг нечто происходит, а он занят своим – например, думает о судьбах мира.

- А есть какие-то предпосылки того, что российская модель будет меняться? И если будет, то в какую сторону?

- У нас разнородная картина, все мозаично. Но главная тенденция – мы движемся к протестантской модели. Мы усвоили все ценности личного успеха, равенства и т.д., но, на мой взгляд, в несколько карикатурной форме. Мы сейчас щеголяем заимствованными категориями, в которых пытаемся устроить свою постсоветскую жизнь. Но, усвоив базовые ценности из другой культуры, мы вынуждены и другие принимать как есть. Многие семейные конфликты сегодня начинают происходить по схеме «ты мне, я тебе»: кто сколько посвятил времени ребенку, сколько один вложил, сколько другой. Когда начинается такой расчет, это увеличивает дистанцию между родителями и детьми. Поэтому, как я говорила в самом начале, у нас многие дети растут с комплексом сироты, эмоционально голодными.

Я, конечно, за модернизацию семьи — но по католическому, европейскому, типу. А она у нас происходит по американскому сценарию. Как психолог я вижу в этом большую проблему. В православном варианте дети были нужны в основном только женщинам. Но раньше рядом с мамами всегда были бабушки, подруги, соседки. Ребенок всегда был под пристальным социальным контролем. Сейчас его нет. Все заняты своими делами. Ребенок остается только с мамой, которая тоже всецело занята работой, так как не хочет отставать от папы. При этом она сама нуждается в поддержке: даже если нагрузка с мужчиной равна, женщина все равно тратит больше энергии в силу того, что она слабее в эмоциональном плане. И вот эта измотанная мама приходит домой, а там еще ребенку надо уделять внимание. А ведь ей еще важно соответствовать стандартам внешности, водить машину и т.д. - появляется бесконечный ряд требований.

Ситуацию часто спасают няни, которые являются случайными фигурами. Это не бабушка, которая ждала внука как своего собственного ребенка и готова ему отдать все. Объективно, бабушка раньше была главным эмоциональным донором для ребенка. С няни нельзя этого требовать. В лучшем случае, она внимательный педагог. Но заменить членов семьи довольно трудно.

Кроме того, в семью перекочевали требования из бизнеса, некая корпоративная культура. Мама начинает оценивать няню по различным критериям как работодатель. И часто через месяц или два няня уходит. Это также приводит к комплексу сироты. Приходят разные тети и дяди, все кормят, дарят игрушки. В детском доме дети получают почти то же самое. Нет главного – привязанности хотя бы к одному человеку, который бы день и ночь помнил о ребенке и о том, что ему важно.

Беседовала Татьяна Хрулева

Подпишитесь