Форсайт и сникерс

Одно из российских проклятий — понятие столичности. Оно, разумеется, есть прямое следствие нашей центростремительности, любви к царю — ясну солнышку, сидящему на вершине вертикали. Если водка «Столичная» — значит, наипрекраснейшая, и закусывать ее следует салатом «Столичный»: вкушая эти продукты, провинциал приобщается к сакральному величию кремлевских звезд. При словах «федеральный центр» надлежит возводить очи горе.

Вечная рефлексия Петербурга — утрата звания столицы. Этот комплекс пытаются заглушить рассуждениями, что, мол, зато благодаря переезду главноверховного начальства в Москву город уцелел. Но ежели Петербургу правильно не быть столицей — к чему тогда компенсаторное поименование его столицей культурной? Перевод на невский бережок всяких судов и штабов объявлен «повышением статуса» — это лишнее доказательство укорененности идеи: все столичное заведомо выше и лучше нестоличного.

А вот и нет!

Пришлось в последнее время по работе смотаться в Пермь и Екатеринбург. Посмотреть спектакли в оперно-балетных театрах. А попутно — на тамошнюю жизнь.

Еще пять лет назад та же служба привела меня в Воронеж и Ростов-на-Дону. В Воронеже поселили в бывшей обкомовской гостинице — о, это настоящая машина времени: ничего не менялось года эдак с 1984-го, разве что ветхую трубу-полотенцесушитель укрепили приваренной железякой. Линолеум в коридоре вздулся и полопался. Выдают талоны на завтрак: «каша манная, сосиска отв., яйцо вар., хлеб бел.». Посреди этой ретро-красоты - терминал для считывания банковских карт на ресепшн выглядит абсолютным анахронизмом. И в театре те же нравы: по старинке считается (в 2008-м считалось, хочется верить, что сейчас не так), будто народные артисты заведомо талантливее, чем заслуженные, и что спектакль по умолчанию не может не быть шедевром, если постановщик — н. а. СССР.

В Ростове многое было получше (например, гостиница - хоть и стоила ровно столько, сколько воронежская), но в театре тренд «тянуться к столице» тоже владел умами. Например, выписать в качестве худрука экс-солиста Большого театра (само собой, н.а.) почиталось заведомым успехом и прорывом, какой бы беспомощный вздор тот не ставил. Опять-таки надеюсь: теперь на Дону все хорошо.

А вот что все хорошо на Исети и на Каме — надеяться не надо: это видно. Что-то все-таки сдвигается в огромной, косной, неповоротливой священной нашей державе.

В пермской опере просто устроили революцию: нашли большие деньги, пригласили Теодора Курентзиса, одного их самых харизматичных и прогрессивно мыслящих дирижеров нашего времени, музыкантов из Москвы, Петербурга и Европы, европейских же постановщиков, ввели стандарты западного менеджмента — в результате театр не просто составляет достойную конкуренцию Большому и Мариинскому, а, например, на «Золотой маске» их побеждает. В этом сезоне станцевали Уильяма Форсайта, чья хореография еще недавно считалась неподъемной даже для главных наших балетных компаний, и освоение ее они почитали чуть не подвигом. И у публики театр стал прямо-таки культовым — не из квасного патриотизма, а потому, что есть за что его любить. Впрочем, среди пермских зрителей много знатоков, которые дают настоящую цену и превосходным работам, и неудачам (они, увы, тоже случаются).

В Екатеринбурге творятся дела вовсе удивительные. Там директором - дядечка вполне советского вида, но несоветского мышления. Ставить оперы зовут не бойких ремесленников, которые штампуют по стране одну и ту же халтуру, тыча в нос своей столичностью, а режиссеров творчески состоятельных, ответственных, категорически не относящихся к «провинциалам» как к «пиплу», который «схавает». Рулить балетом и вовсе ангажировали Вячеслава Самодурова. Он танцевал в Мариинке, в Голландии, был премьером Ковент-Гарден — и свои опыт, ум, вкус, широкие связи теперь инвестирует в екатеринбургскую труппу. Результат убедительный, а иногда — просто отличный.

Сами города тоже очень достойно выглядят. Художественное и социальное, безусловно, связаны. Культура быта, культура потребления — часть общей культуры.

Помню, в конце 1980-х в Свердловске огромный магазин. У нас в Ленинграде тогда хотя бы бутылки с ржавым «Полюстровом» стояли — а этот был абсолютно пуст, на дверях объявление шариковой ручкой: свиные ножки будут выдавать беременным такого-то числа с 8 утра.

Нынче совок в Екатеринбурге не исчез, а мутировал. В Ганиной Яме, где откопали останки расстрелянной царской семьи, видно, как советская монументальная пропаганда переродилась в религиозно-патриотическую: вместо кошмарных гипсовых и бронзовых Ильичей — столь же кошмарные великие княжны с цесаревичем. Вход бесплатный, но назойливо навязывают услуги «дипломированного экскурсовода». В гостинице «Урал» номер, уезжая, требуется «сдать горничной» (лет двадцать не слышал этой формулы), но терминал оплаты на ресепшн. Гостей до 23 часов ты обязан регистрировать по удостоверению личности, а после — отнюдь не выгонять, но доплатить 700 р. как за проживающих. Впрочем, есть в Екатеринбурге уже и сетевые отели по всем международным стандартам.

В Перми гостиница тоже «Урал» - номера, правда, без кондиционеров, но в остальном вполне годная. Напротив «Макдоналдс», в нем, как водится, преимущественно молодежь. Ничем не отличимая от посетителей этого заведения в наших так называемых столицах. Это поколение выросло в ощущении, что любая еда, любые вещи присутствуют в жизни естественным образом - надо всего лишь иметь деньги, чтобы купить. Мне кажется, MсDonalds, IKEA, iPhone, snickers и Со сделали для истребления «совка» в головах не меньше, чем беспрепятственное передвижение по миру и обмен информацией.

Недаром протоиерей Чаплин заклинает (скверно согласовывая местоимения с глаголами): «В 90-е годы нам пытались агрессивно навязать жизнь ради материальных благ и заставить встроиться в систему, которую без нас для нас построили. И народ это отверг». Отец Всеволод, как лакмусовая бумажка, безошибочно индицирует главный страх всех, кто претендует на духовное управление. Когда сознание занято графиком выдачи свиных копыт, в нем меньше места для интеллектуальной работы (одна из форм которой — восприятия сложного искусства). Внутренняя свобода — следствие в том числе и потребительского изобилия.

Вместо поездок в Москву за колбасой теперь можно съездить в другой город, допустим, на оперную премьеру. По карте кажется далеко, а как глянешь на дорожные указатели - сколько километров от Екатеринбурга до Перми, от Перми до Казани и т. д. — сравнительно близкие соседи. Это между «Уралвагонзаводом» и Кремлем вертикальная связь, а между нормальными людьми выстраиваются связи горизонтальные — человеческие. В США, как известно, столица вполне формальна, и никому не придет в голову, что Вашингтон лучше, главнее Лос-Анджелеса или Нью-Йорка. Как знать, может, и мы доживем до такого же правильного состояния. А Москва — да ну ее совсем. Она ведь не Россия.

Дмитрий Циликин

Перейти на страницу автора