Казахстан как альтернативная Россия

Побывав в Астане, я понял, что имел в виду Пушкин под фразой «правительство у нас – единственный европеец». Казахстан оказался той же Россией - только в ином воплощении.

Летел я Air Astana, которой Аллах, помимо самолета, дал блестящий сервис. И еще – стюардессы там невероятно красивы. Казахи вообще выделяются красотой. У девушек фигуры, как налитые бутоны тюльпанов. У мужчин - узкие бедра, широкие плечи и никаких животов. Хотя ростом они невысоки. Нация статуэток. Я был вдохновлен. Даже когда абориген Саша, ходивший со мной по Астане (он, судя по его репликам, вообще был ходок), сказал, что девушки-казашки из коротконогих и плосколицых начали превращаться в стройных красавиц недавно - после того, как Казахстан стал независимым…

В общем, пока я сидел в самолете с открытыми глазами, я был в раю. А когда закрывал глаза – в русском раю. Дело в том, что казахи по-русски говорят без акцента. Две красавицы рядом со мной общались на идеальном петербургско-московском наречии. А позже меня познакомили с менеджером Алимжаном, который рос в глуши и до 19-ти русского не знал. Но за пару лет в Астане стал чирикать так, что курский соловей замолкает…

В общем, мне было комфортно. И даже привычно. Потому что перед поездкой я порылся в новейшей истории Казахстана и отыскал, например, сюжет про бывшего алмаатинского акима Храпунова. Ему инкриминировали мошенничество, преступную группу, отмывание - и объявили в розыск, хотя всем известно, что он живет в Швейцарии, где входит в список богатейших людей. Ну прямо наш бывший глава «Банка Москвы», добрый знакомый столичного мэра Бородин, которому инкриминировали то же самое, и тоже искали, а он в это время покупал в Лондоне особняки за 140 миллионов фунтов…

В Казахстане я хотел глянуть на назарбаевские небоскребы. У нас про Астану говорят много глупостей – типа, что это значит «новая могила», и что чиновники прилетают туда из Алматы по понедельникам и улетают по пятницам. Но все не так. Время, когда федеральные министры жили в Астане в общагах, а на работу шли по грязи, нацепив на ноги пакеты, прошло. Народу в Астане уже миллион. А сама Астана поражает даже на фоне Шанхая или Дубая.

Это не город. Это сон. Причем не президента Назарбаева (бронзовые статуи которого высятся на левом берегу Ишимеа и именем которого названы университет, музейный центр и много чего по мелочи), хотя именно Назарбаев затеял Астану, как Петр — Петербург. Астана – это сон московского архитектурного критика Григория Ревзина.

Будучи чутким к прекрасному, Ревзин страдает, видя, на какого сорта архитектуру идут в России нефтяные деньги. Понимая, что новая русская архитектура – это апофеоз самодовольства нувориша, которому прислуживает прогнувшийся архитектор. И что хорошего иностранного архитектора в Россию зазывают на роль барана, который пробивает дорогу бюджету (Доминика Перро или Кисе Курокаву просто прогнали вон, когда бюджеты стали пилить).

Так вот, чтобы не сойти с ума, критик Ревзин должен видеть счастливые сны. И тогда ему должна сниться Астана. Спроектированная тем самым Курокавой. С осевым шампуром грандиозного бульвара, называемого «Водно-Зеленым». С пирамидой от Нормана Фостера и с торговым центром «Хан-Шатыр», опять же от Фостера (получился унесенный ветром шатер с торчащим из него копьем, где аквапарк с морским песком устроен под небом). С наклонившимися, танцующими, сбегающими от вертикали архитектурной власти небоскребами. С парящим над городом золотым шаром Байтерек… Это к тому, что если на стройках в Астане и воровали (а все астанинцы уверяли меня, что так и было), то главной целью было все же строительство, а не воровство.

И вот я целый день ходил с разинутым ртом по этой воплощенной мечте, потому что - повторяю - решительно нигде в мире, кроме, может, Бразилиа с Оскаром Нимейером, город не отдавался на откуп архитекторам. А поскольку все вокруг говорили по-русски, у меня возникало ощущение альтернативной России. Где городские мэры-акимы, понимая ограниченность своего вкуса, доверяют архитекторам, причем приглашают лучших - денег-то полно. Где в парке ночью гулять безопасно, а полицейские - улыбаются. И вообще, доброжелательность царит такая, что в Россию возвращаться не очень хочется. Пусть даже там разрешены фильмы «Борат» и Живой Журнал, которые в Казахстане запрещены. Зато в России запрещают то грузинское вино, то украинские конфеты.

А на второй день я стал чувствовать тревогу. Потому что в раю чего-то не хватало. И я понял: горящих в ночи окон небоскребов. И велосипедистов на улицах. Скейтбордистов и роллерблейдеров. Мамаш с колясками. Вообще - толпы. Ничего этого там не было. Даже джаз-клуба не нашлось. В фантастической архитектуры концертных залах не было концертов. Дворцы – спорта, искусства, государственности, черте чего – современные и шикарные, стояли пустыми. Стеклянные стены дизайнерских зданий скрывали пустоту: это были муляжи, создающие пристойный внешний вид. Жизнь шла не на новом, а на старом целиноградском берегу, где все еще были бараки с сортирами во дворе, где поднимались новые и знакомо наглые многоэтажки, топя в подножии частные домишки. Но эта была та жизнь, которую легко найти в России и ради которой в Астану не имело смысла лететь…

А потом меня повезли в район, где живут «богатые казахи». И лучше бы не возили. Стыдливо отделяясь от фостеровского города цепочкой ресторанов (в Астане все в кучку: рестораны в одну, больницы в другую, стадионы в третью, а чиновники засунуты в длиннющее здание, которое из-за арок зовут «поясом верности»), - так вот, в городе, стоящем среди бескрайней степи, теснились, толпились, лепились друг к другу особняки новых астанинских богатеев.

Нет, лучше спи, архитектурный критик Ревзин! Это были богатые сараи, построенные явно не Курокавой. Я такие амбары в тыщу метров, щекочущие подмышки друг другу, наблюдал у нас в облцентрах еще в эпоху первичного воровства капитала. Но местные люди строили эти дома так, как они хотели, и жили в них, как они хотели. Это была их жизнь – с ресторанами под окнами, с орущим шоу в каждом ресторане. Для них это было очень и очень круто.

Тогда я стал замечать и другое. Я увидел, как отличные современные здания с хорошей скульптурой при входе огораживались заборами в позолоченных финтифлюшках. И это тоже были местные представления о прекрасном. Замечательный современный мост был украшен какими-то брежневскими светящимися цветочками - ведь нельзя было не украсить!

И я понял, что Россия и Казахстан – это одно и то же, просто в разных эстетических воплощениях. Азия - это не просто простор, равнина, по которой воля тирана может катить долго, пока не упрется в горы, море или в волю другого тирана. Азия – это когда тиран действительно единственный европеец, который может и должен противопоставить местному грубому вкусу тонкий заимствованный. И он насаждает этот вкус, как картошку или кукурузу, уничтожая все, что могло бы быть альтернативой.

А отказаться от власти царя, батыра, хана, доверив власть народу с его чудовищными представлениями об изящном, – значит ничего путного не построить, но загадить пространство, залепить сараями. Потому что у нас такой народец - он умеет лишь тащить под себя да ходить под себя. И другого нет.

Я сгущаю — но, в сущности, это так. Вот почему азиатскому народу потребен азиатский царь - и наоборот. Это и делает конструкцию невероятно устойчивой, из века в век. Нет ничего вокруг, степь да ветер, ветер да степь, и стоит в той степи хрустальный дворец, а во дворце царь живет.

Спи, мой Ревзин, баю-бай... Мы все умрем, а царь будет жить и жить.

Дмитрий Губин, «Огонек»-Ъ

Перейти на страницу автора