Поосторожнее с терминами

Сообщение о том, что «закрытые и открытые акционерные общества и общества с дополнительной ответственностью прекратят свою деятельность в России после вступления в силу поправок в Гражданский кодекс РФ, а вместо них появятся публичные и непубличные юридические лица», вызывает некоторое удивление.

Тут я уже совсем ничего не понимаю. Как «обеспечивающий преемственность» документ может быть одновременно «революционным»?

Еще: «Официально невостребованными оказались такие формы, как полное товарищество, общество с дополнительной ответственностью. В этой связи разработчики Гражданского кодекса предлагают разделить юридические лица на публичные и непубличные».

Если речь идет об интеграции в какое-то иное правовое пространство, то в какое? В Эстонии «публично-правовое юридическое лицо» - совсем другая сущность. Давайте я просто расскажу об эстонской доктрине публично-правовых юридических лиц («европейское право») и покажу, к чему она привела. А вы уж сами решайте, следует ли начинать «гармоничную интеграцию», и не приведет ли она к путанице.

В Эстонии основными публично-правовыми юридическими лицами являются государство и местные самоуправления. Так записано в законе об общей части Гражданского кодекса. Самого ГК в Эстонии нет. Все «ответвления» от государства и муниципалитетов юридическими лицами не являются, а являются учреждениями этих лиц и вносятся в соответствующий регистр государственных и муниципальных учреждений. Например, школы и библиотеки. Кроме «учреждений», есть еще «органы» - например, городское собрание или городская управа. Эти определены законом и ни в какой регистр не вносятся.

«Другие» публично-правовые лица в общем случае создаются законами. То есть вместо привычного устава для публично-правового лица выступает закон. Соответственно, каждое новое публично-правовое лицо – это новый закон. Критерии того, что еще, кроме государства и муниципалитетов, должно быть публично-правовым юридическим лицом, а что нет, отсутствуют. Национальная библиотека, например, публично-правовое юридическое лицо, и есть соответствующий закон о Национальной библиотеке. А городская библиотека может оказаться как муниципальным учреждением, так и вообще какой-нибудь частно-правовой формой, например, фондом.

Все государственные университеты, по идее и по закону, являются публично-правовыми юридическими лицами. Есть закон о Тартуском университете. А вот отдельного закона о Таллинском университете уже нет, потому что законодателю было лень, и он принял общий закон об университетах.

Взявшись разграничивать частное и публичное на уровне юридических лиц, прежде всего следует задуматься о государстве. Напомню, что в Эстонии государство – юридическое лицо. Доктрина эта досталась современной Эстонии из первой конституции 1920 года, куда, как можно судить на основании нескольких убедительных работ, прежде всего Хейнриха Штайнера, перекочевала из конституции Веймарской Республики. Чем закончила последняя – известно. В каком состоянии нынче Эстония – тоже известно. Нет ли здесь какой-то связи?

Есть. Государство, «осознав» себя юридическим лицом, начинает стремительно «обосабливаться», подстраиваясь под термин. Народовластие тут же перестает быть, и народ через призму юридического лица начинает рассматриваться как… государственный орган, задачей которого становится обеспечение государства Федеральным собранием и президентом - в российских реалиях. Фашистская идея народа как единого организма реализуется через схему народа как государственного органа.

На площадке юридических лиц государство находится вне конкуренции, так как оно одно устанавливает правила для всех. Появляется, например, отдельный Закон о государственной ответственности, пестрящий совершенно сумасшедшими деликтными составами. Например, для того, чтобы взыскать ущерб с судьи, нужно, чтобы судья совершил преступление. Часто ли судят судей?

Совершенно дико эта доктрина выглядит в особых административных судах, в которых люди судятся с государством. Решения суда выносятся «именем Эстонской Республики», то есть ответчика, а сами судьи находятся у ответчика на зарплате. О каком правосудии тут может идти речь? В результате все суды в Эстонии, а не только административные, начинают играть сугубо репрессивную роль.

За отделение частного от публичного в Эстонии, среди прочего, отвечал закон об участии государства в частно-правовых юридических лицах. Заметим, что юридические лица при этом оставались частными. Исследуя проблематику компенсации морального ущерба, я пришел к выводу, что в этом, сравнительно узком секторе различие между частным и публичным проявляется как различие между деловой репутацией и компетенцией. «Публичное», как таковое, не участвует в конкуренции, оно обладает уникальным набором прав и обязанностей, установленных правовым актом, и называемой «исключительной компетенцией». В публичном секторе, если обнаруживается, что компетенция одного учреждения полностью или частично совпадает с компетенцией другого учреждения, «принимают меры». Что немыслимо для частного сектора. Если две фабрики производят конфеты, то это замечательно, будет больше конфет – хороших и разных!

Продолжать можно долго. При желании можно дажеувидеть в этой доктрине нечто комическое. Например, представляя кого-либо в административном суде, я совершенно официально занимаюсь «антигосударственной деятельностью», поскольку выступаю versus Эстонской Республики.

Отделение частного от публичного – вопрос архиважный. Прилагать термин «публичный» к частным компаниям – значит вводить в заблуждение тех, кто интегрирован в европейское право. А их довольно много. Может, стоит еще подумать?

Сергей Середенко, русский омбудсмен (Эстония)