Нацответ что дышло

Владимир Путин прописал российской миграционной политике своеобразный рецепт: в нем «культурная терапия» сочетается с шоковой. Он предложил тестировать иностранцев на знание русского, литературы, истории и права, а к нарушителям местных порядков применять уголовные санкции. «Полицейские функции и полномочия миграционных служб необходимо усилить», - уверен премьер-министр и кандидат в президенты России. Некоторые эксперты полагают, что здесь он обращается исключительно к электорату.

По части регулирования потока иностранных кадров Владимир Путин, попытавшийся ответить на «национальный вопрос» в «Независимой газете», предложил несколько более-менее конкретных мер. Мы насчитали шесть: «сделать обязательным для приобретения или продления миграционного статуса экзамен по русскому языку, по истории России и русской литературе, по основам нашего государства и права» (причем уже со следующего года), учредить министерство по нацвопросам, упрочить авторитет ФМС и полиции, ввести уголовную ответственность за нарушение миграционных правил и норм регистрации, укрепить судебную систему и дифференцировать «политику в отношении легальной миграции – как постоянной, так и временной».

Последнее, как уточнил премьер, «предполагает очевидные приоритеты и режимы благоприятствования в миграционной политике в пользу квалификации, компетентности, конкурентоспособности, культурной и поведенческой совместимости». А экзамены, вероятно, должны заработать в качестве сита. В предпринимательском сообществе к этой идее отнеслись с одобрением. В частности, заместитель директора Центра трудового обмена автономной некоммерческой организации «Опора дружбы» (проект «Опоры России») Сулаймон Шохзода отмечает, что «этот вопрос уже давно стоит на повестке дня». «Ситуация может в корне измениться, если люди будут более адаптированы, более интегрированы в российское общество. А первый и главный инструмент здесь – знание языка», - подчеркивает эксперт. Ведь «именно знание языка может помочь иностранным гражданам защитить свои права».

Причем, как уточняет Шохзода, «они должны учить русский не только здесь, но и в странах исхода». Кое-какие шаги, как известно, в этом направлении делают в Киргизии и Таджикистане: там открываются специализированные центры, на базе которых еще до выезда из страны трудящиеся узнают азы чужой культуры. А в России для них могли бы выпускать простенькие разговорники с минимальным набором общеупотребительных слов - если остальное не по карману (впрочем, Путин-то заверяет в обратном).

Непосредственно процедура тестирования, по мысли представителя Центра трудового обмена, не должна повторяться из года в год: получил сертификат - будь свободен, второй раз доказывать уже доказанное не попросят. Во всяком случае, не должны. «Если это будет делаться ежегодно, я думаю, мы просто пойдем по порочному кругу. Это не эффективно. Главное, - отмечает Шохзода, - чтобы здесь не включились коррупционные механизмы».

Между тем президент фонда «Миграция XXI век», бывший замдиректора ФМС Вячеслав Поставнин другого и не предполагает: будет экзамен – будут поддельные справки. «Мы сейчас занимаемся второстепенными и третьестепенными вопросами, которые на нынешней базе, при нынешних регуляторах действовать не будут», - убеждает он. Тест по русскому должны писать только те, кто претендует на гражданство, для остальных он не оправдан. «У нас очень много сезонных работников, бригад строительных, которые ездят по всему миру: смешно обязывать их в Китае учить китайский, а в России – русский», - напоминает Поставнин. Так что если и вводить такой экзамен, то для единичных профессий.

«Но тогда нужен перечень работ, специальностей, по которым знание языка необходимо», а это «достаточно сложно», - предостерегает экс-замдиректора ФМС и по всему делает вывод, что необходимости в тестах нет. «Нам бы разобраться с потоком миграции. У нас сейчас вообще ни один регулятор не работает: ни разрешения, ни регистрации, ни патенты, ни квоты, - перечисляет Поставнин. - В чем я согласен с нашим премьером, так это в том, что надо на порядок улучшать миграционную политику, а еще лучше – менять ее».

Ведущий научный сотрудник Центра демографических исследований Института демографии НИУ ВШЭ Никита Мкртчян обращает внимание на то, что «когда эксперты заговаривают о балльной системе отбора (к примеру, об этом шла речь на нашей рабочей группе по разработке «Стратегии 2020»), им первым делом напоминают о невысокой миграционной привлекательности России. Наличие определенной специальности, квалификации и хорошее знание языка – все это должно приветствоваться, но мы не можем выбирать мигрантов, как это делают в Канаде или Австралии».

Мкртчян указывает и на другую неточность: «Когда мы говорим об экзаменах на заседании экспертной группы - мы говорим о дополнительных возможностях для людей, которые хотят приехать в Россию и здесь остаться, при этом получить, скажем, вид на жительство еще до приезда в нашу страну. Вот их хорошо бы отбирать, понимая, что основная часть мигрантов приедет, не проходя столь жесткий отбор. Но мы понимаем этот механизм только как один из способов легализации в России. А как интерпретировать премьера нашего? Будет ли это единственным возможным способом пересечь границу, будет это обязательным для всех каналов миграции - и для постоянной, и для временной? Но зачем нам, например, отбирать по принципу культурной совместимости или с точки зрения высокой квалификации сельхозрабочих или людей в сферу ЖКХ? Нужно ли распространять это на всю миграционную политику? Премьер, правда, не говорит, что к нам будут приезжать только квалифицированные и высоко культурные мигранты, но трактовать его можно по-разному».

А как толковать тезис по поводу ужесточения уголовной ответственности? Его, как ни поверни, - одинаково неуютно. Да и чем плоха административная? Штрафы – огромные (предприниматель за наем одного нелегала может лишиться до 800 тыс. рублей), но только эти штрафы почему-то не собираются. И Мкртчян, и Поставнин винят коррупцию, от которой лишней строчкой в законе не избавишься. «Ну, введем мы уголовную ответственность, ну и что – будем всех сажать? – рассуждает Мкртчян. - Может, вместо этого надо научиться применять механизмы, уже имеющиеся в арсенале?»

«Мне думается, это слишком жесткая мера, - продолжает он, - но, наверное, премьер полагает, что большая часть электората на нее хорошо отреагирует. Любой политик, который сейчас что-то говорит, не свободен от популизма. Тем более что об ужесточении правил регистрации говорится в контексте внутренней миграции, что для меня совсем странно. Вне контекста это смотрится как одна из жестких мер борьбы с нелегальной миграцией. Но внутренняя-то миграция в принципе не может быть нелегальной. Поэтому мне сложно рассуждать, что Путин имел в виду, говоря о внутренней миграции: по этой логике у нас можно сотни тысяч москвичей пересажать. Или «предупредить», как предлагает премьер».

В московском бюро Международной организации по миграции тоже говорят о «необходимости тщательно продуманных и взвешенных решений». «На практике введение уголовного наказания за административные правонарушения не обязательно приводит к желаемым результатам, - осторожно добавляют юристы МОМ. - К тому же это дополнительная нагрузка на существующие структуры, ведающие правопорядком, судебными и исполнительными органами. И, наоборот, как пример, практика проведения миграционных амнистий показывает, что создание простых и прозрачных процедур миграционного учета является более эффективной мерой».

МОМ воодушевляет другое намерение премьера – относительно дифференцированной миграционной политики. «Это самый насущный вопрос, - комментируют специалисты организации. - Выстраивание четкой миграционной политики с выделением каналов миграции и определением прозрачных и четких механизмов и процедур будет способствовать росту легальной миграции. В конечном итоге, это и есть основной способ борьбы с нелегальной миграцией». Пользуясь случаем, в МОМ предлагают упростить процедуры получения гражданства и возвращения соотечественников, а также поднять вопрос о возвращении высококвалифицированных специалистов, уехавших за рубеж.

Вячеслав Поставнин рекомендует «повысить роль низших уровней власти – городских, районных и муниципальных». «Если регистрировать, выдавать разрешения на работу будут муниципальные власти, тогда мигрант поймет, что он зависит не от продажных полицейских или чиновников, а от народа, что не чиновники принимают решение о его пребывании здесь, а люди, рядом с которыми он живет», - поясняет эксперт. Миграционные проблемы, по его словам, зреют на уровне муниципалитетов: «Они работают на земле. Вот пусть они и принимают решения, пусть регистрируют, выдают разрешения на работу, налоги собирают и пошлины, но пусть и ответственность несут (вплоть до уголовной) за миграционную обстановку на вверенной территории». Важная деталь в этой схеме – общественные организации, перед которыми, собственно, и должны будут отчитываться муниципальные чиновники.

Утопия? Поставнин приводит в пример Швейцарию, где такая система функционирует не первый день. Там поведение мигрантов корректирует местное население: чтобы получить гражданство этой страны, мигранту по закону нужно заручиться поддержкой своих соседей. Иностранец понимает, что если он вдруг кому-то досадит, то ни в жизни не добьется желаемого.

В целом, бывший замдиректора ФМС не подвергает критике только одну идею Путина – о министерстве по делам национальностей. Это не конченый вариант названия, здесь даже сам премьер пока не определился. Он упомянул «специальную структуру, отвечающую за вопросы национального развития, межнационального благополучия, взаимодействия этносов». «Сейчас, - уточнил Путин, - эти проблемы находятся в ведении Министерства регионального развития и за ворохом текущих задач вытесняются на второй, а то и третий план, и такую ситуацию надо исправить». По его замыслу, «это не должно быть стандартное ведомство. Скорее речь должна идти о коллегиальном органе, который взаимодействует непосредственно с президентом страны, с руководством правительства и имеет определенные властные полномочия».

«Национальная политика не может писаться и реализовываться исключительно в кабинетах чиновников, - отрезал премьер. - В ее обсуждении и формировании должны непосредственно участвовать национальные, общественные объединения. И, конечно, мы рассчитываем на активное участие в таком диалоге традиционных религий России».

Главное достоинство этой всеохватной структуры, по оценке Поставнина, в том, что «появляется орган, с которого всегда можно спросить». В ситуации, когда за установку квот отвечает одно ведомство, за налоги – другое, а за регистрацию и разрешения – третье, «получается, что никто ни за что не отвечает». А впредь, если верить Путину, кто-то, да будет.

Но, например, ведущий научный сотрудник Центра демографических исследований Института демографии НИУ ВШЭ Мкртчян ему не верит: «Сколько раз у нас уже вот этот Миннац создавался, расформировывался, превращался в министра без портфеля, возникая в правительстве… Это из серии «а вы, друзья, как ни садитесь, все в музыканты не годитесь»: ничего не изменится от того, что у нас опять возникнет какой-то Миннац. Или от того, что упразднят какое-то действующее Министерство. Или от того, что ни одно министерство вообще не будет заниматься национальной политикой. Премьер – он всемогущ, но набор мер у него ограничен: он может либо создать министерство, либо, если оно ему не понравится, разогнать его, но на межэтнические отношения это не повлияет».

Не меньше скепсиса эксперт испытывает по поводу заявленного укрепления судебной системы: «О том, что у нас суд плохой, только ленивый не говорит. Многие из наших конфликтов возникают только из-за того, что: а) мы не доверяем правоохранителям, которые задержат и отпустят, и б) не верим, что суд разберется в споре беспристрастно. Недоверие граждан к суду есть, но рассматривать его исключительно в контексте миграции нет смысла: у нас не доверяют суду как институту. И правоохранительным органам не верят, к сожалению».

Что под чертой? Курсы, которые еще не созданы, экзамены, которые, велика вероятность, тоже начнут покупать, обещание создать особое министерство (такое особое подразделение уже, кстати, создавали в ФМС, но пока так и не дождались от него результатов), обещания ловить и наказывать, а потом наказывать еще жестче. Такая вот плацебо-терапия: ну а вдруг?

Дарья Миронова