Posted 4 марта 2011, 12:18
Published 4 марта 2011, 12:18
Modified 1 апреля, 09:24
Updated 1 апреля, 09:24
По оценкам экспертов, доля представительниц слабого пола в общем потоке трудовой миграции в Россию составляет 25-30% (официальная статистика говорит о 15%). Из Центральной Азии к нам едут замужние, вдовы, холостячки, мамы, бабушки, сестры и дочери. В зависимости от страны-исхода и порядков, в ней заведенных, процент женщин и их социальные характеристики могут разниться. Но цели и проблемы у большинства, как правило, общие. Зная о них, Россия могла бы решить свои.
«Причины миграции женщин, как и мужчин, чаще всего бывают экономического характера, - говорит старший научный сотрудник центра демографических исследований Высшей школы экономики Юлия Флоринская. – Есть те, кто приезжает в Россию на учебу. Некоторые нацелены на постоянное проживание здесь. Холостые иногда хотят создать семью. Но тех, кто ставит замужество во главу угла, единицы. Основная масса, повторюсь, едет на заработки».
Несмотря на то, что очевидным лидером по части поставки трудовых ресурсов в РФ был и остается Таджикистан, нянь и штукатурщиц среди представителей этой республики значительно меньше, чем, например, в киргизском потоке. Почему? «В частности, - отвечает Флоринская, - это объясняется традициями. В Таджикистане и Узбекистане незамужние женщины в силу давления общественного мнения фактически не могут выезжать из страны. А в Киргизии могут. Тот факт, что в России живут их сестры, братья или, скажем, соседки, считается достаточным основанием для родительского благословления. Причем среди киргизок довольно много холостых. Из Таджикистана же, как правило, едут либо вдовы, на которых после смерти мужа лег груз материальной ответственности, либо замужние женщины с супругом, либо в редких случаях – незамужние девушки со своими родителями».
Примерно треть иностранок, обосновавшихся в Москве, согласно выборке совместного исследования Института этнологии и антропологии (ИЭА) РАН и Университета штата Аризона «Социальные риски и уязвимость женщин-мигранток в России», живут с детьми. Причем большинство мам – уроженки Таджикистана.
«Это самый устоявшийся миграционный поток, - комментирует одна из авторов исследования, научный сотрудник ИЭА РАН Наталья Зотова. – Первопроходцами изначально были мужчины. Вслед за ними поехали их жены» - по приглашению, когда супруги смогли посулить более-менее прочные гарантии. «Эти воссоединившиеся пары находятся у нас в самом выгодном положении, - отмечает эксперт. - Многие получили российское гражданство, у большинства есть дети, дети ходят в обычные школы, а их родителей заботят обычные проблемы».
«Что же касается узбечек и киргизок (в ходе исследования ученые опросили 224 представительницы трех основных среднеазиатских «доноров»: Таджикистана, Узбекистана и Кыргызстана – «Росбалт»), то дети этих женщин преимущественно находятся на родине, - продолжает Зотова. - Они живут в тяжелых условиях – это как раз та самая категория иностранцев, которая селится в квартирах по 20 человек. И если среди узбечек мы и встречали матерей, то киргизки, как правило, детей не заводят (за исключением относительно небольшой привилегированной прослойки жен дворников)».
Попадая в зону, свободную от законов шариата (некоторые – прямиком из аулов, минуя столицу государства-исхода), иностранки отвыкают от усвоенных с колыбели табу. Смутные представления о контрацепции и коварстве мужчин нередко заканчиваются рождением первенца. Впрочем, беременность подразумевает варианты: одни делают аборты, другие, воспользовавшись услугами московских роддомов, отвозят малышей к мамам и папам (если, конечно, им, их друзьям или общественникам удается убедить строгих восточных бабушек и дедушек взять под опеку «нагуленного» внука). Но есть и те, кто в последний момент решает от ребенка отказаться.
Порядка 5% воспитанников московских детдомов - малыши этнического происхождения. Однако не все они – дети иностранцев. «Ребята, родители которых письменно от них отказались или не предъявили каких-либо документов, становятся гражданами России по рождению», - уточняют в столичном департаменте семейной и молодежной политики.
«Среди «детей этнического происхождения» много российских «отказников» из регионов, - подчеркивает в свою очередь Юлия Флоринская. - Четкой статистики ни у кого нет и быть не может. О национальной принадлежности ребенка можно говорить только в том случае, если известно гражданство его матери. Но паспорт, как вы понимаете, показывают далеко не все».
Об этом говорит и Елена Альшанская, президент фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Год назад общественники запустили проект по профилактике отказов на базе одного из столичных роддомов. Практика показала, что чаще всего документы на усыновление действительно подписывают матери-мигрантки. Но, уточняет Альшанская, «речь идет о миграции в широком смысле – не только о внешней, но и о внутренней. Это может быть Рязанская или Орловская область, а может – Узбекистан или Конго».
«Ситуация отказа, - добавляет она, - это крайняя ситуация, когда альтернативного выхода человек не видит. И то, что мама не сделала аборт и ребенка оставила, означает, что некие метания у нее были».
Так какие обстоятельства заставляют иностранок закрывать на эти метания глаза? «Те же, что и всех остальных женщин: жить негде, кормить не на что», - уверен президент региональной общественной организации содействия защите прав детей «Право ребенка», член Общественной палаты РФ Борис Альтшулер. «Происходящее сегодня с мигрантами, - продолжает он, - это, по сути, отражение более общей проблемы. Все мы заброшены. Что, у нас нет российских семей-бомжей? У нас ведь, если приглядеться, страна очень маленькая. И для мигрантов внешних, и для внутренних, и для бывших соотечественников. Даром, что география широкая, - мест нет».
По мнению Альшанской, не последнюю роль в формировании решения об отказе играют сотрудники роддомов, кое-кто из которых по-прежнему верит в неколебимое право медработника вершить судьбы несмышленых рожениц – будь то мама ребенка с тяжелой патологией или, как в нашем случае, иностранка без мужа и обозримой финансовой перспективы.
«Женщина, которая оставляет ребенка в роддоме, поступает так отчасти потому, что такой выход ей подсказывают сотрудники этого учреждения, - не исключает общественница. – Они, конечно, не не отпускают ее, но психологическое давление оказывают: да ты же, мол, воспитать его не сможешь, денег у тебя нет, пойти тебе некуда – оставляй, так всем будет лучше. Телевидение, СМИ – все, что нас окружает, говорит о том, что если ты не в состоянии содержать ребенка, - ты не должна его заводить. И, конечно, меньше всего общепринятым представлениям о благополучии отвечает женщина, приехавшая из ниоткуда в никуда. А так как у нас на протяжении многих десятилетий (особенно - в 1920-1940-х годах) культивировалась мысль о том, что государственная опека над ребенком – это нормально, и для некоторых эта идея жива, некоторые медики до сих убеждены, что им по статусу позволено принимать решения за других. В каком-то смысле это – проявление заботы, но заботы, на мой взгляд, искаженной».
Во всем мире профилактика отказов строится на принципе «психологического уговаривания», а иностранных рожениц в Москве, по словам Альшанской, уговаривать почти никогда не приходится. «Решение подписать согласие на усыновление редко бывает на 100% самостоятельным. «Решившейся» маме иногда достаточно просто сказать, что мы в том-то и том-то можем помочь, – и все, она готова забрать ребенка», - объясняет Альшанская.
От полугода до года малыш может находиться в детском учреждении. За это время, по логике законодателя, его родительница должна подыскать работу, наладить быт или оформить документы на выезд. Как рассказал «Росбалту» уполномоченный по правам ребенка в Москве Евгений Бунимович, «при наличии уважительных причин по письменному заявлению матери этот срок может быть продлен», уточнив, что «навещать ребенка мать должна».
«Количество посещений может быть различным, - говорит омбудсмен, - все зависит от конкретных обстоятельств, но чем чаще, тем лучше. Если она без уважительных причин не будет навещать ребенка либо делать это крайне редко (за полгода один раз), могут поставить вопрос о лишении ее родительских прав. Здесь еще важно, в каком она приходит состоянии, как себя ведет во время встречи, приносит ли подарки, покупает ли ребенку одежду».
Кроме того, специалисты столичных центров медико-психолого-социального сопровождения, как ранее сообщал «Росбалту» уполномоченный по правам ребенка при президенте РФ Павел Астахов, могут посодействовать иностранке с жильем: в случае острой необходимости ее направят в социальную гостиницу.
Правда, далеко не во всех этих гостиницах принимают женщин. Тем более, там не принимают женщин с детьми. В Москве, для справки, работает центр временного размещения, обратившись в который, скиталец может получить информацию о самых дешевых койках. Минимальная месячная такса в общежитии – 5 тыс. 500 рублей, что, в общем-то, приемлемо. Но опять-таки не для мам: с малышами туда тоже не заселяют.
Поэтому, по данным консультанта информационно-ресурсного центра Международной организации по миграции в Москве Ольги Киреевой, одинокой родительнице сегодня приходится рассчитывать исключительно на «диаспоры или НПО, занимающиеся непосредственно решением проблем мигрантов – такие как «Алатоо», «Фонд Таджикистан» или социальный проект «Берге». Кроме того, помощь должны оказывать в посольстве страны ее гражданской принадлежности».
То есть, побегав по миру и заставив мир поскрести по сусекам, мама с младенцем на руках чего-нибудь да добьется. Но значит это только то, что, как констатирует юрист МОМ, «проблема остается нерешенной». Российское законодательство, по словам Киреевой, «не предусматривает права для временно или нелегально пребывающих иностранных граждан на получение социальных пособий по беременности и родам, уходу за детьми, а также возможности оформления полиса обязательного медицинского страхования и, как следствие, возможности прикрепления к женской консультации на период беременности и получения бесплатной плановой медпомощи».
«Более широкий спектр медицинских и социальных услуг, - уточняет собеседница агентства, - предоставляется иностранцам, находящимся на территории РФ легально и имеющим разрешение на временное проживание или вид на жительство. То есть предполагается, что для того, чтобы родить и воспитать ребенка на территории РФ, иностранные граждане должны быть способны самостоятельно обеспечивать себя и свою семью материально».
Вопрос «что делать» по традиции открыт. И прежде, чем ответить на него, член ОП РФ Борис Альтшулер просит принять во внимание демографическую статистику. «У нас огромная проблема с народонаселением, - напоминает он. - 1 сентября 2010 года в российские школы пошли 12,8 млн детей и подростков с первого по 11 классы, а 12 лет назад, 1 сентября 1998-го, - 22 млн. Разница – 42%. Страна вымирает – и это не метафора. Прирост материнского капитала, который сейчас наблюдается, во-первых, не очень существенный, а во-вторых, временный. Через несколько лет женщин детородного возраста станет еще меньше – этих женщин, которые должны бы были рожать, не рожали».
«В этом смысле Россия заинтересована в мигрантах, в благополучии семей, которые приезжают не на временные заработки, но хотят здесь закрепиться, - полагает Альтшулер. - Нужно создавать условия и для своих, коренных жителей, которых становится все меньше и меньше, и для иностранцев - предоставлять им жилье, обеспечивать рабочими местами и, главное, учить языку. Русский они должны знать обязательно – это вопрос сохранения национальной идентичности».
Наряду с государственной программой по расширению словарного запаса дворников, строителей, водителей и их детей нужна другая – та, которая заставила бы иностранцев смотреть на Россию не как на сезонный фонд помощи союзным государствам, но как на страну, где, соблюдая порядок, помимо сомнительных рабочих и спальных мест, можно получить легальный заработок, доступные квадратные метры, образование и медуслуги.
«Если мигрантка рожает в России, то почему бы не предложить ей возможность остаться и воспитать ребенка здесь? – спрашивает Борис Альтшулер. - Не в детдоме, а в нормальной семье. В Финляндии, например, мигрантам с детьми, даже нелегальным, предлагают человеческие жилищные условия. Там люди могут в порядке социального найма, за умеренную плату, снимать квартиры у государства. В Германии в таких вот доходных домах живет 90% населения. А в огромной России рынок социально-арендного жилья практически отсутствует. Нам нужна масштабная программа социального строительства, но некоторые члены нашего правительства боятся потерять доходы от ипотеки».
«Доходные дома хороши для всех, - соглашается старший научный сотрудник центра демографических исследований ВШЭ Юлия Флоринская. - И для молодежи российской, у которой по большому счету нет возможности обустроить быт, и для мигрантов – внутренних и внешних».
«Семейная миграция, - настаивает эксперт, - со всех точек зрения выгоднее для России, чем индивидуальная. Семьи обычно ориентированы на долгосрочное проживание. Они быстрее интегрируются: когда дети ходят в школы, адаптируются и их родители».
Но сама по себе «семейная стратегия» не заработает. И пока наверху набираются политической воли на частичный отказ от ипотечного кредитования под 15% годовых, «для облегчения ситуации можно было бы давать детям мигрантов российское гражданство, - предлагает Флоринская. - Они родились на территории РФ и, если мама с папой не против, пусть станут россиянами. Учитывая нашу демографическую статистику, это совсем не плохо».
Дарья Миронова