Posted 14 сентября 2006, 09:03
Published 14 сентября 2006, 09:03
Modified 2 апреля, 03:35
Updated 2 апреля, 03:35
С тех пор, как в Евросоюз вступили одновременно 10 новых стран, прошло уже два с половиной года. За примерно такой же срок когда-то в ЕС вполне освоились и неплохо себя почувствовали Австрия, Финляндия и Швеция – государства, считающиеся сегодня «старожилами», хотя вступили они в объединенную Европу всего лишь в 1995 году. Австрия даже в рекордные сроки превратилась из государства-реципиента (получающего из бюджета ЕС больше денег, чем выплачивающего взносов) в государство-донора. Именно этот факт, кстати, и послужил толчком к зарождению среди австрийских политиков движения евроскептиков: они утверждают, что австрийцам невыгодно содержать Евросоюз, не получая взамен того влияния, на которое они имеют право как доноры. Впрочем, евроскептицизм этот, если можно так выразиться, половинчатый: сам факт участия Австрии в Евросоюзе не осуждают даже крикуны вроде национал-популиста Йорга Хайдера с его Свободной партией.
Иное дело – нынешние новички. Здесь понятие «евроскептицизм» означает полное неприятие Евросоюза. Впрочем, сразу следует оговориться: из 10 стран-новичков движение евроскептиков существует только в 8. Граждане Мальты и Кипра на 100% довольны своим положением, и единственные их евроопасения связаны с предстоящим введением евро: мальтийцы и киприоты опасаются повышения цен, а торговцы недвижимостью пугают доверчивых иностранцев ценовым взрывом, настоятельно рекомендуя покупать дома и виллы, как говорится, «уже вчера».
Однако в остальных восьми странах евроскептики (или, может быть, правильнее сказать «еврокритики») обладают серьезным политическим влиянием. В Латвии, например, существует целая одноименная партия, которой аналитики прочат неплохие шансы на предстоящих 7 октября выборах в Сейм. Еврокритики доказывают, что Латвия от вступления в Евросоюз только проиграла: инфляция растет, рост цен опережает рост заработной платы, а латвийские предприятия на корню скупаются иностранным капиталом.
Следует заметить, что на бытовом уровне, согласно последним социологическим опросам, недовольных вступлением в Евросоюз в Прибалтике на удивление много – около 40%. Причины недовольства разные. Русскоязычные жители Латвии чувствуют себя покинутыми Брюсселем, допускающим дискриминацию их со стороны властей. А правые активисты латвийского политического спектра возмущаются европейскими либералами, ругающими их за воспевание доморощенных эсэсовских легионеров. К слову, вопреки распространенному в России мнению о том, что прибалтийские евроскептики спят и видят, как бы вернуться в «великий-могучий», это не так. Абсолютное их большинство видит свой путь отдельно от всех – этакая Швейцария на Балтике, ни от кого не зависящая. Насколько такой путь реален, ведутся яростные споры.
В некоторых странах-новичках еврокритики даже находятся у власти. Лучший пример тому – Польша. Ее президент и премьер, братья-близнецы Лех и Ярослав Качиньские, из своих убеждений тайны не делают: по их мнению, Польша должна или руководить Европой, или не быть в Евросоюзе. Постоянные конфликты с Брюсселем по любому поводу – от количества польских мест в Европарламенте до упорного проталкивания идеи «энергетического НАТО», от нареканий на недостаточное финансирование Евросоюзом польской экономики до споров о том, кто должен возглавить миротворческую миссию UNIFIL на Ближнем Востоке – все это симптомы антиевропейских настроений польских лидеров. Впрочем, на «нижних этажах» польского общества картина совершенно иная: абсолютное большинство поляков очень довольно вступлением Польши в Евросоюз и считает, что страна от этого только выиграла. В этом нет ничего удивительного: со времен падения Берлинской стены поляки интенсивно осваивают Западную Европу, а паспорта граждан ЕС позволяют им теперь делать это с удвоенной энергией.
Именно такая активность новичков, к слову, немало пугает жителей Старой Европы. Праворадикальные партии Германии, Франции и других стран получают дополнительные голоса на выборах, обещая избирателям не допустить прихода «Войцеха с отверткой». А статистика показывает, что западные европейцы этого самого Войцеха весьма опасаются: так, в Германии, согласно опросам социологической службы Forsa, 42% граждан считают, что их рабочие места оказались под угрозой из-за «нашествия с Востока».
Как известно, 13 из 15 «старых» стран Евросоюза приняли решение о том, что граждане государств-«новичков» в течение семи лет не имеют права работать на их территории (что также послужило причиной затяжного конфликта между Варшавой и Брюсселем). Но, во-первых, два с половиной года из этих семи уже прошли, а боязнь «рабочей саранчи» осталась. Во-вторых, множество западноевропейских фирм переносят свои производства на Восток, лишая тем самым работников из Западной Европы заработка, а правительства – налоговой базы.
Этот процесс наблюдался и ранее, однако вступление в Евросоюз облегчило перенос западных предприятий в страны Восточной Европы. Именно эти концерны (в основном – автомобилестроительные и электронные) «продавили» в Еврокомиссии решение, которым по сей день возмущены жители западноевропейских стран: вот уже год, как на этикетках товаров, производимых в пределах Евросоюза, стоят надписи «сделано в ЕС». Не «made in Germany» - своеобразный знак качества немецкой продукции, известный всему миру, не «made in Italy» - отличительное клеймо замечательной обуви, а невыразительное «made in EU», ничего не говорящее покупателю о происхождении продукции, зато обеспечивающее весьма сомнительное равноправие высоко- и низкокачественных товаров.
Нет правил без исключений: Великобритания и Ирландия, в отличие от остальных стран Старой Европы, не отгородившиеся от потока трудовых мигрантов административными барьерами, вовсе не чувствуют от этого каких-либо неудобств. Ежедневно сюда прибывают тысячи ищущих работу граждан восточноевропейских стран – и работа находится. Тысячи низкооплачиваемых, по британским меркам, мест оказались занятыми выходцами с Востока, вполне довольными своим жалованием и всем окружающим. Если же говорить о «европейской Силиконовой долине» - Ирландии, то ее высокотехнологичное производство с удовольствием принимает специалистов со всего мира.
Есть и еще один аспект «срастания» старых и новых стран Европы – бытовой, если можно так выразиться. 1 мая 2004 года многотысячные толпы на улицах и площадях новых государств Евросоюза восторженно встречали новую эру, в честь вступления в Евросоюз гремели салюты – прямо весенний Новый Год. Сейчас, через два с половиной года после этого события, весьма интересно взглянуть на то, как чувствуют себя «новые европейцы» в семье народов ЕС.
Наиболее приспособленными считаются все те же киприоты и мальтийцы – они, по сути, ничем не выделяются на общем фоне, и для них, по большому счету, почти ничего не изменилось. Энергичные чехи, поляки и венгры, а также словаки и словенцы видны сразу – они бросаются в глаза несколько иной манерой одеваться и вести себя. Впрочем, отторжения у западных европейцев это не вызывает, и отношения выстраиваются вполне дружелюбно. О жителях стран Прибалтики можно было бы сказать то же самое... если бы не одно «но». Их путают с русскими. Причем не с современными русскими, а с советскими. Широко распахнутые глаза, вбирающие в себя блеск витрин и реклам, сомнительный английский, неуверенность. Сразу следует оговориться: к молодежи это не относится совершенно. «Новое поколение» с ходу вжилось в Европу, чувствует себя здесь, как знаменитые рижские шпроты в банке, и не ломает себе голову над вопросами принадлежности к ЕС. Однако их отцы и матери все еще несут на себе неуловимую печать советского образа жизни.
Еще одно, уже совершенно личное наблюдение: почему-то жители стран Прибалтики очень не любят слышать поблизости от себя русский язык. Не обязательно это какие-нибудь националистически настроенные поклонники Латышского Легиона – нет. Обычные люди, причем неважно – латыши, литовцы, эстонцы или даже те, кото там теперь называют «русскими». Русскоязычные прибалты точно так же остро реагируют на русскую речь в радиусе километра от себя.
Недавно во время отпуска на Крите я попал в довольно курьезную ситуацию: в гостинице, где мы жили, остановилась группа туристов из Литвы. На первом же ужине, услышав, как мы с супругой говорим по-русски, они составили и распространили о нас (как нам потом доложили знакомые из персонала гостиницы) такое мнение: моя жена – валютная проститутка, а я – ее сутенер. Якобы, мы приехали по подложным туристическим визам из Москвы, чтобы предлагать ее услуги богатым европейцам. И весь следующий день нас окатывали плотоядными или презрительными взглядами... За ужином мы перешли на немецкий. Реакцией было несказанное удивление, с нами вдруг стали поспешно раскланиваться. Новый образ был таким: я – немец-босс, жена – моя секретарша. Я веду какие-то нелегальные дела с Россией и поэтому обучаю ее русскому языку – она говорит по-русски с акцентом. На третий день, когда к нам подсели друзья из Польши, и мы проболтали с ними весь вечер по-польски, нас попросту стали обходить на почтительном расстоянии.
В заключение хотелось бы заметить, что процесс врастания стран Восточной Европы в Евросоюз оказался более затяжным и болезненным для обеих сторон, чем подобные же процессы, пережитые в других государствах – скажем, в странах Скандинавии. Взаимное недоверие никуда не делось, хотя объективно плюсов от этого вступления пока что все же больше, чем минусов. Очевидно, сказывается масштаб «Большого Взрыва», размах последнего расширения ЕС. Окончательные выводы делать пока еще рано.
Борис Альтнер