Posted 28 марта 2021, 10:26
Published 28 марта 2021, 10:26
Modified 30 марта, 12:03
Updated 30 марта, 12:03
Дебаты о том, получилась ли в нашей стране настоящая демократия, ведутся весьма активно, однако более узкий вопрос — о том, почему в постсоветской России не возымели поддержки идеи социал-демократии, особо не обсуждается.
Хотя, казалось бы, защита прав трудящихся, не в тоталитарном, а в молодом свободном государстве (пусть даже оно только строится) должна бы занять едва ли не первое место в повестке дня. Но не заняла. Была в начале 1990-х годов образована Социал-демократическая партия России (СДПР — первая, догорбачевская), но ничего не вышло, и сейчас ее вспоминают даже еще реже, чем, скажем, Демократическую партию России (ДПР) или Республиканскую (РПР). Что происходило все это время было с правами трудящихся, каждый помнит на своем опыте.
И вот, теперь группа интеллектуалов приступила к тяжелому разговору и на данную тему. Как посетовал модератор круглого стола, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН Константин Морозов, «даже анархисты и троцкисты возродились», а социал-демократы — нет (вообще-то, нужны ли кому-то особенно в РФ троцкисты и анархисты, даже если они и «возродились» на кухнях — вопрос спорный).
Как отметил председатель СДПР в 1993-94 гг., а ныне председатель социал-демократической секции в партии «Яблоко» Анатолий Голов, «1990 год был мощным колебанием маятника: от псевдосоциалистического государства — прямо в дикий капитализм». Сначала широкие массы поверили, что «рынок все расставит на свои места», а потом круто разочаровались и в рынке, и в свободе. Так и в наши дни, по оценке Голова, «с одной стороны — радикальные либералы, с другой — имперцы». Но нет в нашей стране «нормального политического спектра западных государств».
«За эти 30 лет было не менее 20 попыток создать более-менее социал-демократическую организацию, — подтвердил сопредседатель профсоюза „Университетская солидарность“, заместитель министра труда в правительстве Егора Гайдара Павел Кудюкин. — Результаты близки к нулю».
Среди неблагоприятных факторов, Кудюкин выделил, например, то, что вышедшее из зарегулированного советского государства общество было «распыленным», граждане не умели создавать горизонтальных связей и организовываться без казенной помощи. Так и теперь, по его оценке, общественные настроения в РФ вроде бы «стихийно-левые», но это тяга к патернализму, к «государственной кормушке» и защите, а вовсе не к тому, чтобы защищать свои интересы самим.
А тем временем на Западе, как напомнил Кудюкин, социал-демократия сама все глубже погружалась в кризис, и «ее политика стала до степени неотличимости похожа на политику буржуазных партий». И что тогда ей было интересоваться?
Действительно, в современной РФ «социализм очень хорошо сочетается с консерватизмом и очень плохо — с демократией», — такое мнение высказал ведущий научный сотрудник ИНИОН Юрий Коргунюк. Он напомнил, что из российских партий, в Социнтерне состоит партия «Справедливая Россия», которая не только «поддержала поправки Путина», но еще и слилась с партией Захара Прилепина, окончательно обретя национал-консервативное и имперское лицо.
«Но и упрекнуть ее у меня язык не поворачивается, — заметил Коргунюк. — Она подстраивается под своего избирателя. У нас социал-демократии нужно примыкать либо к КПРФ, либо к „Яблоку“. И я не вижу пока перспектив, чтобы эта связь разорвалась».
О том же, чуть иными словами, говорил директор «Левада-центра» (организация признана иноагентом в России) Лев Гудков. «При опросах около 25-27% россиян называют себя именно социал-демократами, — рассказал социолог. — Но понимают под этим очень размытое представление о „социализме с человеческим лицом“. О некоем справедливом и честном государстве, которое бы заботилось о людях. Чуть больше свободы и заботы, чуть больше акцента на правовом государстве».
А,в общем, по оценке социолога, население РФ в массе своей препоручает себя режиму. И практически никакого интереса к занятию политикой не проявляет. «Власть перехватила некоторые элементы и лозунги самых разных движений и соединила в эклектический агрегат», — отметил Гудков, констатируя, что данный «агрегат» пока работает довольно успешно. Никаких перспектив для социал-демократии Лев Гудков не видит — по крайней мере — под этим именем.
«На рубеже 1990-х годов общественная потребность в левом и социал-демократическом движении была очень высокой, — напомнила преподаватель Свободного университета Татьяна Ворожейкина. — Люди оказались без помощи, государство перестало играть какую-либо роль в воспроизводстве социальных отношений. Горбачев тоже хотел социал-демократии. Было стремление к самоуправлению на предприятиях. Кооперативы. И если бы удалось сформулировать внятную альтернативу, она могла бы сделать своим знаменем развитие капитализма снизу».
Исследовательница имела ввиду создание великого множества мелких предприятий, о чем тогда мечтали очень многие. В чем же главная беда? По мнению Ворожейкиной, «без реформы государства никаких шансов на социал-демократию не было», как и шансов и на сколько-нибудь нормальный либерализм. Правовое государство, независимый суд, защита собственности — ничего из этого создано не было, а без этого могло выйти только то, что вышло.
При этом Татьяна Ворожейкина, опираясь на свой опыт латиноамериканских исследований, подчеркнула, что преобразовать авторитарный режим в демократию можно только на основе союза интеллектуалов с рабочим движением, как это было в Испании, Бразилии и Польше. Хотя в современной Польше у власти правые популисты, Ворожейкина отметила, что «на последних выборах сформирована новая польская левая».
В заключение Константин Морозов с горечью говорил о том, что в современной России (как и в советской, вообще-то), начисто утрачена любовь интеллигенции к народу — ключевое и драгоценное качество полуторавековой русской интеллигенции, народников, меньшевиков и эсеров, изучением которых сам Морозов занимается профессионально. Профессор вспомнил, как в 1994 году ехал в электричке с корреспондентом «Общей газеты» и сочувственно слушал рассказы простых людей о том, как они выживают в новых условиях — а журналист смотрел на них, «как этнограф на дикие племена».
«Советская интеллигенция выбросила равноправие и народолюбие, — подчеркнул Морозов. — Я понимаю, почему: в условиях, когда на нее натравливали народ в течение многих десятилетий, говоря, что она „ничего тяжелее карандаша не поднимает“. А теперь мы питаемся правоконсервативными идеями — из всех утюгов!».
Леонид Смирнов