Правительство вынуждено искать замену ЕГЭ

Власти намерены искать компромисс между «Единым госэкзаменом и другими возможностями реализации ученика». Об этом заявила вице-премьер Татьяна Голикова на слушаниях в Совете Федерации, посвященных стратегическим направлениям развития системы образования в стране. Голикова подчеркнула, что, подстраиваясь под тесты, школьники не развиваются так, как могли бы, если бы не были заточены на необходимость сдавать ЕГЭ.

Значит ли это, что в правительстве все же готовятся отменить единый госэкзамен или чиновники просто ищут ему альтернативу — в дополнение? И какие еще изменения грядут в образовании? Об этом «Росбалт» поговорил с кандидатом педагогических наук, доцентом Московского городского педагогического университета и научным руководителем Института проблем образовательной политики «Эврика» Александром Адамским.

— Некоторое время назад обсуждалась идея вообще отменить госэкзамен. Теперь чиновники говорят об изменениях в ЕГЭ. Уже понятно, какие шаги они намерены предпринять?

— Об отмене ЕГЭ речи не идет. Другое дело, что еще год назад, когда только началась пандемия, поднималась тема информатизации ЕГЭ, чтобы дети не натурально сдавали экзамен, а на компьютере. Так называемый дистантный ЕГЭ. С нашей точки зрения, это было бы правильно. Но это означало бы полную перестройку всей инфраструктуры. К тому же, некоторые компании потеряли бы свой доход. Я имею в виду Ростелеком, который обеспечивает видеоконтроль на экзаменах. И тут оба ведомства — и Минпросвещения, и Рособрнадзор — отреагировали резко.

И все же чиновникам придется предпринимать какие-то действия, чтобы компенсировать неготовность системы образования к тем вызовам, с которыми она столкнулась. На руководителей отрасли уже сыплются шишки. Вспомните выступление Кравцова на правительственном часе, заседание комиссии по стандартам, обсуждение стратегии развития образования в правительстве. Все понимают, что какие-то действия назрели. С нашей точки зрения, нужно менять всю «экономику» образования, но на это мало кто решится. Поэтому в правительстве обсуждают традиционные направления изменений, периферийные вещи. Отмены ЕГЭ не будет, это очевидно. Но, возможно, единый госэкзамен попробуют разнообразить. Я думаю, речь идет прежде всего о том, чтобы ЕГЭ сдавали только те, кто планирует поступать в вуз. Это назревшая история.

— В прошлом году на фоне пандемии такую схему уже опробовали. Ее результаты уже можно проанализировать. Думаете, правительство будет двигаться в этом направлении?

— Практика показала: от ЕГЭ отказывается незначительное количество выпускников, что логично. В 10 класс идут в основном те, кто планирует поступать в высшую школу. Какими будут дальнейшие шаги правительства, пока не ясно.

Что касается содержания ЕГЭ, единого мнения на этот счет нет. Если вы устраиваете экзамен для всех, он должен быть максимально простым. Значит, должны быть и другие способы оценить индивидуальные достижения учащихся. Натуральный экзамен не позволяет этого сделать. Только цифровая система, которая требует накопления большого массива данных за несколько лет обучения.

— Говоря о цифровой базе, вы имеете в виду так называемые портфолио учащихся, о которых речь шла еще несколько лет назад?

— Мне ближе определение Собянина — цифровая биография учащегося. Но здесь есть ряд очень сложных вопросов, не решенных до сих пор. Прежде всего, это вопросы правового характера. Например, какое действие ребенка в рамках получения образования может иметь статус цифрового следа, а какое — не обязательно. Дергал девочку за косичку — мы это записываем или нет?

Главное, что важно понимать: сегодня качество образования — это не набор сведений в памяти ребенка, а способность применить полученные знания в ситуации неопределенности, способность быть адекватным тому, что будет, а не тому, что было. Это как раз то, на чем сейчас концентрируется инициатива ФГОС 4:0 — новый набор представлений о современном качестве образования.

— Как это может выглядеть на практике? Как этому научить и как оценивать?

— Это самый главный вопрос. Здесь нужно принять две аксиомы. Первая: способами проверки объема памяти нельзя оценить набор компетенций ребенка. Прежние способы не работают, нужны новые. Вторая, которая вытекает из первой: нам нужны событийные форматы оценки. То есть, нужно выстраивать открытую ситуацию, в которой ребенок должен решить какую-то не математическую, а жизненную задачу, применяя накопленные знания. Найти выход из ситуации, предложить решение задачи. Это сложная история. Она требует проработок.

— Об этом говорят давно. Но дело в том, что чиновникам от образования очень хочется все измерить. Как измерять способность действовать в ситуации неопределенности, не очень понятно. Со старой линейкой к этому не подойдешь. Есть ли у нас новая?

— Вы абсолютно правы. Чиновникам хочется все измерить. У них нет других инструментов, чтобы оценить качество образования. Но наступает пора, когда современные вызовы требуют других инструментов: качественного анализа, индивидуального анализа. Как говорил Эйнштейн: если бы рыбу оценивали по способности взбираться на дерево, то все рыбы выглядели бы идиотами.

— Тогда мы встаем перед выбором: либо системе придется вообще отказаться от привычных количественных показателей, и тогда именно учитель будет отвечать за понимание прогресса учащихся перед всей системой, либо придумать новые.

— Есть третий путь: создать усредненные инструменты измерения для всех, но предусмотреть возможность для каждого определять свой набор достижений, проявлений, реализации в том направлении, где он наиболее успешен. Условно: читать, считать, писать должны уметь все. Но не объявляйте это полным набором оценки результатов. Делегируйте учителям (это риск, но, например, Финляндия пошла на это) оценку качества образования, делегируйте ее искусственному интеллекту, некоммерческим, а, может, и коммерческим организациям. Пусть у детей и родителей будет возможность оценить индивидуальные, персональные достижения и способности, которыми человек может себе и на жизнь зарабатывать, и социализироваться, и успеха достичь.

— Если вернуться к ЕГЭ, я так понимаю, Голикова в Совете Федерации говорила как раз о создании некой альтернативы ЕГЭ. Первым шагом стали сочинения. Сейчас, видимо, правительство хочет пойти дальше в этом направлении, и проверять как-то еще, на что способны школьники помимо тестирования?

— Один мой приятель сказал, что разговор больших начальников об образовании смахивает на беседу таксистов о школе. Они мыслят в пределах своих представлений. Для них все новое: это помесь существующего с очень старым. На мой взгляд, нужно все-таки провести ряд экспертных и научных дискуссий, которые не укладываются в общепринятые представления о результатах образования, об инструментах их оценки. Это должна быть не политическая дискуссия. В рамках политических дискуссий все заведомо упрощается на потребу массовому восприятию.

— То, о чем вы говорили в отношении школы, справедливо и для высшего образования. Я имею в виду способность применять накопленные знания, быть адаптивным, действовать в ситуации неопределенности. В этом смысле многие сегодня делают ставку на программы свободных наук и искусств или Liberal Arts and Science. Об этом недавно высказались ректор РАНХиГС Владимир Мау и председатель Счетной палаты, декан факультета свободных искусств и наук СПбГУАлексей Кудрин. Вы тоже считаете, что за такими программами — будущее?

— Мне близок этот подход. Я считаю, что он способствует формированию способности делать сознательный выбор. В чем важность Liberal Arts and Science? Ребенок может в 17 лет еще не понять, кем он хочет быть. Но из-за того, что родители боятся взять паузу и потерять время, выбора у него нет — приходится поступать куда-нибудь. Liberal Arts and Science дает возможность в течение нескольких лет расширять свой образовательный горизонт, погружаться в мир знаний, но не торопиться с окончательным выбором профессии. Тем более, что профессии уже к выпуску часто устаревают.

Однако в образовании есть один большой соблазн: новым более современным способом заменять все остальные. Свободные науки и искусства — замечательная вещь в дополнение к тем другим направлениям, которые есть. Они не могут заменить классические факультеты и направления. Для разных детей нужны разные возможности. Я — горячий сторонник многообразия.

Я с удовольствием взялся бы за организацию Liberal Arts and Science в моем родном Московском городском педагогическом университете. Но это требует перекройки образовательной программы, учебного плана, другой квалификации преподавателей. Это же не программа по физике для классического университета, это погружение в физическую картину мира наряду с философской, гуманитарной, психологической, правовой, с возможностью перехода через три года на программу подготовки по конкретной специальности. Это серьезный вызов, который требует серьезной квалификации преподавателей. По щелчку такое не сделаешь.

Есть и еще одна сложность: как объяснить значение таких программ родителям. Ребенок поступает в университет. Кем он будет после выпуска? Инженером, музыкантом, психологом — здесь все понятно. Но вот он поступает на факультет свободных искусств и наук. Кем он будет? Он будет человеком, который сознательно выберет себе профессию. Такое многим понять сложно.

— Если не понятно, как измерить результаты и оценить достижения, если дело не в наборе знаний, то многим родителям будет не очень понятно, чему вообще учат хоть в школе, хоть в вузе. Видимо, такой перекройке образования должна предшествовать большая работа в первую очередь — с обществом. Но для этого важно самим четко понимать: а к чему мы, собственно, движемся? Куда идем?

— Мы движемся к разнонаправленным тенденциям в образовании, к тому, что одной генеральной линии в образовательной политике больше уже никогда не будет. В силу открытости информации уже никакого одного направления, которое было бы утверждено съездом ЦК КПСС, указом президента, постановлением правительства не будет. Все это закончилось. На повестке дня некоторая верификация направлений, среди которых родители и дети смогут выбрать то, что им более выгодно, нравится, подходит. И задача чиновников в этом смысле — проверить, что не навредит.

Анна Семенец