Можно ли забастовками свергнуть Лукашенко

Официально объявленные итоги выборов президента Белоруссии дали толчок масштабным протестам, которые вышли далеко за пределы столицы. Белорусы рассчитывают на мирный переход власти в руки демократически настроенных сил, и, в отличие нетерпеливых зрителей из соседних стран, утверждают, что будут выходить на улицы столько, сколько потребуется. В то же время Александр Лукашенко демонстрирует готовность цепляться за власть до последнего вздоха и рассчитывает на помощь российского президента. Ситуацию в Белоруссии и перспективы мирного протеста обсудили эксперты в ходе zoom-дискуссии, организованной Сахаровским центром.

Как рассказала политолог, директор Центра «Экумена» Наталья Василевич, самоорганизация в стране проявилась задолго до выборов. «Государственная власть самоустранилась от решения проблемы с коронавирусом, игнорируя его. Так в стране появилась собственная инициатива — #ByCovid19. Волонтерам удалось собрать около полумиллиона евро, которые пошли на обеспечение врачей средствами индивидуальной защиты, оснащение больниц кислородными концентраторами. Оказалось, что белорусскую медицину, которую так долго хвалили, пришлось поддерживать населению. Люди объединились, самоорганизовались, и стране удалось из этого кризиса выйти», — отметила Василевич.

Второй эпизод, по ее словам, был не таким масштабным, но тоже весьма показательным. «Когда Лукашенко ездил с визитом в Москву, в двух районах Минска из кранов потекла зловонная вода. Государство проигнорировало проблему, заявив, что можно закрыть нос и выпить, ничего страшного не случится. Запретили ее пить только сутки спустя. В то же время люди из других районов города набирали воду у себя дома, везли на своих машинах в „зону бедствия“ и ставили на дороге, чтобы люди, у которых воды не было, могли ее пить. Так государство показало свою полную неэффективность», — отметила Василевич.

«Очень часто в заслугу Лукашенко вменяют тот факт, что в Белоруссии порядочек, улицы чистые. Но в этих двух эпизодах государство повело себя так же, как советское правительство в случае с чернобыльской катастрофой, — отрицая проблему и не давая людям возможности правильно на нее среагировать. Причем, и в том, и в другом случае речь шла о жизненно важных вопросах. Это резко подорвало доверие людей к режиму, с одной стороны. А с другой, — они смогли самоорганизоваться, и это вселило в них уверенность в том, что многое можно сделать самим», — добавила она.

Несмотря на то, что требования протестующих сугубо политические, корень нестабильности в стране кроется в экономике, которая фактически десять лет находилась в стагнации, отметил директор института «Политическая сфера», старший научный сотрудник Университета Витовта Великого в Литве Андрей Казакевич.

«После 2014 года украинский сценарий жителями Белоруссии был расценен как нежелательный. Такого поворота все хотели избежать. К тому же, в то время Лукашенко поменял свою внешнеполитическую стратегию, вышел на международную арену, и, несмотря на то, что положение в экономике осталось прежним, в обществе произошла какая-то консолидация, и рейтинг президента был достаточно высоким. Но в 2017–2018 годах система стала быстро закрываться. Диалог с гражданским обществом и альтернативными политическими силами прервался, свернулись реформы, началось давление на СМИ. Кроме того, преодолеть в экономике последствия 2014–2015 годов власть не смогла. Рейтинг Лукашенко пошел вниз, насколько мы можем судить по отрывочным сведениям различных социологических центров. К сожалению, как таковая публичная социология у нас запрещена», — рассказал он.

По оценке Казакевича, последнее окно возможностей власть упустила в 2014 году, а в 2020 году это привело к «глубокому политическому кризису — первому со времен 1996 года».

В Белоруссии произошла беспрецедентная политизация общества, которой там не видели с начала 1990-х годов, отметил культуролог, аналитик Белорусского института стратегических исследований (BISS) Вадим Можейко. Причем, речь идет не столько о настроениях людей, сколько об их непосредственном проявлении. Однако у некоторых активистов были излишне оптимистичные ожидания, что если на улицу выйдут 200-300 тысяч человек, власть сменится.

Этого не произошло и произойти не могло. Нужно понимать, что такие персоналистские режимы не меняются ни за один день, ни за две недели». — отметил Можейко.

Такого же мнения придерживается политолог, историк Татьяна Ворожейкина. По ее словам, авторитарные режимы такого типа могут сосуществовать с уличными протестами довольно долго. Наглядный пример тому — Венесуэла. А вот стачки и остановка предприятий будут для режима смертельны, считает она.

«Однако забастовки, если я правильно понимаю, в Белоруссии не состоялись ни на прошлой неделе, ни на этой. Да, на предприятиях прошли протестные акции. На многих созданы стачкомы. Но забастовок как таковых, за исключением остановки одной шахты „Беларуськалия“, не было, и тем более не было общенациональной стачки. Хотя, все их очень ждали. И рабочие действительно были страшно возмущены теми издевательствами, пытками, избиениями, которые происходили на уличных акциях и после них», — отметила Ворожейкина.

По мнению политолога, забастовки не состоялись не потому, что людей запугали репрессиями, увольнениями. Хотя это, конечно, тоже сыграло свою роль. «Я полагаю, что рабочие в большинстве своем понимают проблемы белорусской экономики. Я бы сформулировала ее так: крупные государственные предприятия не смогут быть конкурентоспособными в условиях открытого рынка при сокращении российских субсидий в экономику Белоруссии», — сказала она. Политолог сослалась на экономического обозревателя Бориса Грозовского, по оценке которого раньше российская финансовая помощь, прежде всего, путем субсидирования цен на нефть, составляла 25% белорусского ВВП, а сейчас сократилась до 15%.

«Я понимаю, что забастовки — это не вопрос сегодняшнего дня. Но он, я думаю, главный для рабочих, которые решают сейчас для себя — бастовать или не бастовать. Мне кажется, что уже сегодня должна быть выработана и предъявлена некая программа того, как с наименьшими потерями для людей осуществить трансформацию экономики. Чтобы избежать дикого капитализма, нужны государственные институты, которых в Белоруссии нет. Строго говоря, Белоруссия — это Лукашенко. Другой институциональной системы я не вижу. Дикого капитализма, не вдаваясь в подробности, не удалось полностью избежать даже в Польше, где рыночная трансформация была несравнимо более медленной и щадящей, чем в России.

Мне кажется, что весьма реальна угроза того, что рабочие крупных государственных предприятий, таких как тракторный завод, МАЗ, БЕЛАЗ, от которых, в общем, все и ждут свержения Лукашенко, будут первыми жертвами изменения и политического режима, и экономической политики, как рабочие гданьских судоверфей в Польше или российские шахтеры», — полагает Ворожейкина.

По ее словам, российский опыт достаточно ясно показывает, что перспективы демократии в таком случае будут весьма сомнительны, а Лукашенко может на десятилетия остаться в памяти половины населения как «защитник и благодетель».

«Могу процитировать высказывание рабочего завода „Атлант“: „в личное время мне никто приказать не может, я хожу вместе со всеми и протестую. А так — мне надо кормить семью. Я Лукашенко так же ненавижу, как и вы. Но если мы положим предприятие, я останусь без хлеба. Мне надо кормить ребенка“. Вот та дилемма, с которой российские советчики из левого лагеря не считаются. Я подозреваю, что без обсуждения этих проблем никаких забастовок не будет. С этими надеждами придется расстаться», — заключила она.

Анна Семенец