«Грязное белье» Минобороны

Дело «Оборонсервиса» - лишь вершина колоссального айсберга, и продажи недвижимости представляют собой лишь наиболее заметную его часть. Вся структура, сложившаяся вокруг армии по итогам реформ Сердюкова, производит, мягко говоря, неоднозначное впечатление.

Вернемся в 2008-й. Война с Грузией, несмотря на безусловную победу, вскрыла то, о чем давно говорили. Даже наиболее боеспособные части российской армии, сосредоточенные в Северо-кавказском военном округе, оказались не готовы к ведению современных боевых действий. Потеря управления (в Москве зачастую просто не знали, что происходит по ту сторону Кавказского хребта), руководство войсками по мобильнику, потери от «дружественного огня», наиболее чувствительные в случае с авиацией, производили тяжелое впечатление. В итоге пятидневная война стала удобным поводом для реализации концепции, усиленно продвигаемой с начала нулевых и предусматривающей создание «компактной, мобильной и профессиональной армии», ориентированной исключительно на локальные конфликты.

Концептуально реформа выглядела так: предполагалось резко сократить армию и инфраструктуру, обслуживающую возможную мобилизацию, а высвободившиеся средства направить на финансирование собственно сокращения, перевооружение и увеличение оплаты. Под локальный характер «войн будущего» была перестроена и организационная структура армии - дивизии были вытеснены бригадами.

Стоит признать, что в «сократительном» отношении реформа достигла выдающихся результатов.

Численность дореформенной армии составляла 1,2 млн человек. В 2011-м — уже 667 тыс. Особенно сильно был сокращен офицерский корпус – на 61%. При этом генеральский состав сократился лишь на 22%: сейчас один генерал приходится на 770 военнослужащих. Под руководством Сердюкова армию фактически «порезали пополам».

При этом следует учитывать, что российская армия в значительной мере унаследовала инфраструктуру советской, численность которой еще в 1989-м (после начала горбачевских сокращений) составляла 4,27 млн, не считая внутренних войск и находившихся в ведении КГБ пограничников. На середину 1990-х в армии РФ служили 2,5 млн человек.

Кроме того, имевшаяся у СССР инфраструктура предполагала кратное увеличение 4,2-миллионных вооруженных сил в кратчайшие сроки. Запасы вооружения, боеприпасов, продовольствия «закладывались» под длительную и очень масштабную войну. Мобилизационные возможности «армии нового облика», мягко говоря, скромнее – практически ликвидированы все кадрированные части, а система призыва резервистов приведена в нежизнеспособное состояние.

Военные недвижимость и имущество усиленно растаскивались на протяжении почти двадцати лет, однако и то, что осталось, было явно избыточно даже для «дореформенной» армии.

Сокращение вооруженных сил предполагало масштабную распродажу военного имущества. При этом функции торговца были странным образом возложены на само Минобороны – указом от 17 ноября 2008-го «О некоторых мерах по организации управления федеральным имуществом» министерство было официально определено как орган «осуществляющий реализацию высвобожденного военного имущества (движимого и недвижимого) путем продажи на открытых аукционах». В 2009-м с этой целью в ведомстве был создан Департамент имущественных отношений.

При этом, наряду с сокращением, важнейшим аспектом военной реформы стал курс на передачу «непрофильных» функций армии на аутсорсинг коммерческим структурам. Частникам предстояло заняться внушительной частью повседневного тылового обеспечения (уборка, приготовление пищи и т.д.). В теории это должно было привести к сокращению расходов, уменьшению воровства (принцип «как идешь с аэродрома, «свистни» что-нибудь для дома» соблюдался и в советской армии, а в российской приобрел характер едва ли не категорического императива), повышению качества обслуживания и ограничению «экономической базы» для дедовщины. В качестве «побочного» эффекта и здесь выступала массированная продажа движимого и недвижимого имущества, задействованного в тыловом обеспечении армии.

«Железная» логика реформы видна уже в том, что, избавляя армию от непрофильных стирки и уборки, ей фактически вручили донельзя «профильную» функцию «торговца». Однако несоответствие правилам формальной логики здесь вполне объясняется стремлением к неформальным доходам.

Начнем с недвижимости. В действительности не очень понятно, чем, кроме личной заинтересованности министра и его приближенных, можно объяснить передачу Минобороны «риэлторских» функций. Безусловно, «гражданские» продажи государственного и муниципального имущества отличаются феерическим уровнем коррупции – по давно отработанным схемам из госсобственности по заниженным, а то и просто кадастровым ценам «уводится» все, вплоть до аэродромов и огромных участков в исторических центрах мегаполисов. Однако военные структуры если и отстают от «штатских» чиновников по абсолютным объемам незаконных доходов, то в стремлении к ним – едва ли не превосходят.

Скажем, «армейский» «Спецстрой» оказывается перманентно втянут в разнообразные скандалы. В эпоху его предыдущего руководителя Николая Аброськина организация прославилась своеобразным обращением с полученными кредитами. Так, входящий в «Спецстрой» ФГУП УССТ-10 «одолжил» сумму в полмиллиарда рублей, однако, когда дело дошло до возврата средств, унитарное предприятие было ликвидировано как убыточное. Банки остались «с носом» - причем характерно, что половину от половины миллиарда ФГУП занял за три месяца до ликвидации. Всего под руководством Аброськина в небытие отправилось 30 «убыточных» ФГУП – при том, что прибыль «Спецстроя» в 2009-м году (низшая точка на рынке строительства и недвижимости) составила 1,8 млрд руб.

Неудивительно, что доступ к прямым продажам дал вполне ожидаемый эффект. По данным Главной военной прокуратуры (ГВП), потери от коррупции в российских войсках после 2008-го удваивались ежегодно: в 2008 году они составили1,5 млрд руб., в 2009-м – 3 млрд, в 2010-м – 6,5 млрд руб. Эту динамику едва ли можно можно целиком списать на «улучшение раскрываемости» и увеличение финансирования. Счет фактов коррупции идет на тысячи.

Таков был базовый фон, на который наложились проверенные сердюковские кадры. Напомню, что пресловутый Департамент имущественных отношений возглавила «подруга» министра Васильева. При этом приключения дамы отнюдь не были первым коррупционным скандалом. Так, еще в 2011-м году был осужден на 8 лет начальник главного медицинского управления Александр Белевитин. Счетная палата в течение нескольких лет не могла получить от Минобороны отчет о том, сколько имущества продано, и куда были потрачены полученные от продажи деньги.

Кстати, довольно любопытна и «траектория» упомянутого выше «Спецстроя». Нынешний глава организации Григорий Нагинский еще в бытность «простым» заместителем Седюкова занимал почетную 45-ю строчку в списке миллионеров на госслужбе – в том же кризисном 2009-м доход его семьи составил 104,7 млн руб.

Впрочем недвижимость — не единственный «источник дохода». Переход на аутсорсинг был осуществлен тоже чрезвычайно своеобразно. В роли «эффективного частника» внезапно выступил «Оборонсервис» - ОАО, возникшее в недрах Минобороны и совершенно бесплатно (то есть даром) получившее «непрофильное имущество министерства. Сейчас холдинг управляет несколькими ключевыми активами, обеспечивающими тыловое обеспечение армии («Авиаремонт», «Спецремонт», «Ремвооружение», «Агропром» Оборонэнерго») плюс «коммерческий» «Военторг» и занятая обслуживанием военного жилого фонда «Славянка».

В некоторых отношениях «Оборонсервис» поразительно успешен. Так, выручка в 2011-м году увеличилась почти вдвое – с 81 в 2010-м до 178 млрд руб., численность персонала почти в полтора раза – со 108 до 140 тыс. Иными словами, бурный рост бизнеса (вместе с неуклонным раздуванием штатов) несомненен. Проблема в том, что эти успехи эффективных менеджеров вызывают ряд неудобных вопросов.

А иногда — даже желание покопаться в грязном белье. Итак, до появления на горизонте эффективных менеджеров Сердюкова стирка килограмма солдатского белья стоила Минобороны 18-20 рублей. В 2012-м году она обойдется ему же (Госконтракт № 2/В-12) в 39 руб. 97 коп, в 2013-м – 42 руб.33 коп, в 2014-м – 44 руб. 53 коп. Вряд ли стоит уточнять, что цены по сравнению с массовым заказом от организаций – маловменяемы. Еще интереснее они становятся с учетом того, что стирка армейского имущества – процедура несложная. Однако в случае с «Оборонсервисом» простота стирки компенсируется сложностью схемы – между бюджетом Минобороны и непосредственными тружениками «помойного» труда встраивается длинная цепочка субподрядчиков, которые не хотят заниматься стиркой, но при этом очень хотят есть.

Так выглядит частный и далеко не самый впечатляющий случай аутсорсинга в стиле Минобороны. При этом следует учитывать, что мотивация перехода на него была совершенно адекватной – в американской армии, например, значительная часть тылового обеспечения лежит на частных компаниях даже в зонах боевых действий, и это действительно дает преимущество по цене и качеству перед чисто армейскими структурами. Однако что американцу здорово, то у нас зачастую – «распил». Несомненно также, что за последние несколько лет быт армии приобрел гораздо более человеческий облик – однако «виной» тому не «эффективность» менеджеров Сердюкова, а гигантское наращивание расходов.

Иными словами, со стороны ситуация в Минобороны выглядит как эквивалент золотой лихорадки, причем в качестве Клондайка выступает бюджет. При этом эффект от коррупции в армии выходит далеко за рамки просто незаконного обогащения группы товарищей за государственный счет госсредств – опыт десятков войн вполне четко говорит о том, что способны сделать с вооруженными силами коррумпированное руководство и тыл. От грязного белья до небескорыстной сдачи столицы куда ближе, чем принято думать.

Евгений Пожидаев