Свобода или голодная смерть?

Протестная голодовка Владимира Малышева длится уже почти месяц — она началась 20 июля. Все это время гражданский активист пьет только воду и чай. О том, чего он требует и на какой исход своей отчаянной акции надеется, Малышев рассказал в интервью «Росбалту» на 27 день своей голодовки:

- У меня несколько требований. Во-первых, освобождение всех узников 6 мая. Во-вторых, освобождение мэра Ярославля – Урлашова. В-третьих, освобождение Толоконниковой и Алехиной из Pussy Riot. В-четвертых, освобождение Навального и Офицерова. (На странице «Вконтакте» в условиях прекращения акции также указано освобождение «Ходорковского и Ко» - авт.). Если все эти политзаключенные будут освобождены, я прекращу голодовку.

Однако я понимаю, что при таких требованиях шанс умереть у меня равен 100%. Поэтому я оставил себе путь к спасению: если на улицы выйдут 300 тысяч человек с теми же требованиями, что и у меня, то я прекращу голодовку. Предлагать собраться меньшему количеству людей смысла нет. Сначала я вообще хотел предложить 500 тысяч, но ребята сказали мне, что это совсем нереально.

- Какие ребята?

- Мои друзья, знакомые, с которыми мы встречаемся на пикетах, митингах. Но их очень мало, потому что я, в принципе, сам по себе. То, что представляет собой протестное движение на данный момент, похоже на какую-то тусовку. Звучат гневные слова, проходят пикеты, но все это как-то... недолговечно. При этом уже пошли репрессии, и всех начали за 5 секунд сажать в тюрьму. Видно, что протесты в таких условиях очень скоро закончатся.

Оппозиционеры, которые постоянно участвуют в акциях, решили, что голодовку я устроил только для того, чтобы мне переводили деньги на «Yandex Кошелек». Поэтому они меня и не поддерживают. Но я из-за этого особо не переживаю… Либо политзаключенных освобождают, либо люди собираются, либо я иду до конца. Ко всем голодовкам, которые в последнее время объявляются, общество относится как к пиару. Но никто не готов к самому главному, то есть – к смерти. Если ты объявляешь голодовку, то должен быть готов к такому исходу.

- И вы готовы?

- Да, я готов. Хотя я не очень люблю слово «смерть». Скорее так – готов к «трагическому финалу». Иначе не было смысла объявлять голодовку вообще. Это не значит, что я не хочу жить, или что я заканчиваю жизнь самоубийством. Категорически нет. Я очень хочу жить, я люблю жизнь.

- Как вы думаете, сколько дней еще сможете продержаться?

- Во время первой голодовки, которая была зимой, я продержал где-то дней 30. С учетом того, что тогда я где-то месяц жил дома в Питере и только потом приехал с акцией в Москву. А сейчас подготовка к голодовке была очень плохой. Перед ней я был в Кирове, где шел суд над Навальным и Офицеровым, активно участвовал в акциях. Там активистам приходилось довольно тяжело. Когда Алексей Навальный приезжал в Киров, то вместе с ним была его команда, она покупала какую-то еду… А вот когда они уезжали, приходилось жить впроголодь.

Наверное, дней десять я еще выдержу. Если говорить о финале, то дней 45, может, протяну. Не больше.

- А кто-нибудь сейчас оказывает вам поддержку?

- Есть 3-4 человека, которые помогают мне с деньгами, с сигаретами. Вот сейчас я нашел общежитие, мне помогают оплачивать его. Еще недавно появилась гражданская активистка Юлия Казакова, с которой раньше я не был знаком. Она тормошит журналистов, аудиторию…. Группа поддержки, к сожалению, очень маленькая.

Сейчас я, в основном, сижу возле памятника Булату Окуджаве на Арбате. Днем стараюсь находиться в близлежащих кафе, потому что сидеть на камнях уже просто не могу. Из-за голодовки я очень быстро устаю и теряю вес, а в кафе – кресла помягче. По вечерам, когда есть деньги, хожу в общежитие. А до этого мне приходилось ночевать на Курском вокзале.

Я все это делаю для того, чтобы люди поняли: если человек действительно хочет что-то сделать, если он решительно настроен и прав в своем обращении к обществу, то совершенно неважны никакие условия. Мне негде спать – я пошел спать на вокзал. Мне не предоставили место для проведения акции – я сяду у памятника. Люди должны понимать, что в этой жизни возможно все - если ты чего-то хочешь, если у тебя есть цели.

- Выходила ли власть на связь с вами?

- Нет, не выходила. Во время зимней голодовки я послушал советов и написал какое-то заявление… Больше для солидности, это было даже хамское письмо. Но в этот раз я принципиально ничего не подавал. Я практически уверен, что мои условия властью не будут выполнены. И она даже с наслаждением будет наблюдать за ходом моей акции. В большей степени голодовка все-таки направлена на людей, на общество.

Сейчас очень многие начинают мне объяснять, что 300 тысяч не найдется, что это нереально… Я в ответ спрашиваю: «Вот ты сам выйдешь? Ты сможешь рассказать пяти своим друзьям?». Но людям проще прийти и убеждать меня прекратить голодовку.

- А приходили ли к вам оппозиционеры, сторонники Навального?

- Некоторые ребята приходили. Я же перед этой голодовкой был активным участником борьбы за освобождение Навального. Сейчас Кац говорит, что это он организовал кубы. Это все вранье. Как раз кубы организовали мы, а он несколько дней ходил вокруг них, это даже по Твиттеру видно! А потом его Волков кем-то назначил…

Вообще, я посмотрел, что там творится, и понял: этих людей, я имею в виду руководителей, не интересует гражданское движение. Их, наоборот, интересует, как бы сделать так, чтобы оно не вышло из-под контроля. Я осознал, что на самом деле избрание Навального мэром для политических заключенных стопроцентно ничего не изменит. Поэтому я просто ушел. Если бы я хотел остаться и пристроиться к Кацу, это было бы делом пяти секунд. Ведь там на самом деле есть очень хорошая возможность подняться, заработать…

Если же говорить о рядовых активистах команды Навального, то со многими из них у меня хорошие личные отношения. В целом же понятно: сейчас они занимаются выборами, а на остальное остается очень мало времени.

- А вас не расстраивает, что активисты не доносят до СМИ информацию о вашей голодовке?

- Понимаете, в нашей стране есть определенная культура отношения к таким акциям. Думаю, люди не распространяют информацию о ней не из-за того, что имеют ко мне какую-то личную неприязнь. Думаю, они просто не приемлют такой метод борьбы и делают вид, что ничего не знают. Возможно, тем самым они хотят остановить меня.

- Обращается ли к вам пресса? В Интернете найти полноценного освещения данной акции я так и не смогла…

- Примерно на 24-25 день голодовки у меня была журналистка из издания «Сноб», но материал не вышел. В принципе, у меня есть знакомые журналисты, которым я позвонил, сказал, что объявляю голодовку. Но я не просил их публиковать материал. Я понимаю, что, если у них есть возможность, они сделают это. А если нет, то не хочется ставить людей в неловкое положение. Пока пресса обходит меня стороной. Вот сейчас уже начал кто-то появляться, что-то спрашивать, но ажиотажа, безусловно, нет.

- А почему вы проводите акцию именно в Москве, хотя являетесь петербуржцем? Боитесь, что друзья попытаются вас остановить?

- Во-первых, - да, из-за знакомых и близких. Они запросто могут предпринять что-нибудь - к примеру, связать, отправить в больницу и заставить есть. А во-вторых, так сложилось, что активной протестной деятельностью я начал заниматься именно в Москве.

- А чем вы занимались до того, как стали активно участвовать в протестном движении?

- Вообще, я воспитанник детского дома. Учился в интернате, затем закончил ПТУ. Это было давно, лет 25 назад. Потом я занимался разного рода бизнесом. У меня было рекламное агентство, но в середине 2000-х я бросил рекламу – она мне не нравилась. Пробовал заниматься чем-то еще. В 2011 году я остановился на другом бизнесе, планировал переехать в другую страну. Но в итоге в этом же году окунулся в протестное движение, стал его активным участником, что и не позволило мне продолжать заниматься бизнесом.

- Но почему именно голодовка?

- На данный момент общество остановилось перед определенной точкой. И тут два варианта: либо оно начинает срочно реагировать на происходящие события, либо уже следующий шаг – гражданская война. При этом я чувствую, что протестное движение находится в очень узких рамках. Власть задала «правила игры», и мы вынуждены играть по ним. Согласно этим правилам, если ты хочешь сделать какой-то политический акт, ты должен обязательно сообщить об этом в прессе, тебя обязательно должна поддержать какая-то политическая фракция, ты сам по себе ничего не можешь сделать. Мне это не нравится. Если ты прав, то рано или поздно ты достучишься до людей. В том числе, с помощью голодовки. Но на нее обратят внимание только в том случае, если пойти очень далеко.

На первую голодовку (я требовал освободить узников 6 мая) реакция пришла где-то после 20-го дня. В этот раз, на фоне выборов и моих более сложных требований, отклик появился только сейчас. К примеру, написала женщина из Петербурга. Она распечатала на принтере какие-то листовки, расклеила их по Московскому проспекту, раздавала на Сенной площади.

Все-таки реакция есть, для меня это очень ценно, и я понимаю, что голодовка должна продолжаться. Конечно, хотелось бы, чтобы отклик был день на десятый, тогда у меня было бы больше шансов сохранить жизнь. Сейчас я готовлюсь к самому печальному варианту. При этом у меня есть четкое осознание того, что если я этого не сделаю, то общество вообще никогда не сдвинется. Я уверен, что даже если сейчас это не сработает, мой поступок не будет напрасным.

- А если ваши требования все-таки исполнят, что станете делать дальше? Будете ли бороться за что-нибудь еще?

- Нет, политика – это не мое, мне это неинтересно. Я просто хочу нормальной жизни. На самом деле я не борец… Просто у меня состояние такое, что я могу позволить себе роскошь поступить так. Но если бы завтра у меня была удобная квартира, интересная работа, много денег, то хватило ли бы мне сил на этот поступок? Я не уверен, если честно. Судьба подвела меня к некой черте, и я поступаю именно так в данный момент. Но, скорее всего, для меня борьба закончилась - и в случае успеха, и в случае неуспеха.

О своем отношении к акции Владимира Малышева «Росбалту» рассказал член петербургского отделения партии «РПР-ПАРНАС» и Координационного совета оппозиции Андрей Пивоваров:

- Про акцию я, конечно, слышал. Только точно не помню, сколько Владимир уже голодает. Недели три назад, вроде, начал. И, конечно, его поступок вызывает уважение. Человек, который голодает три недели подряд, наносит большой ущерб своему здоровью.

Делать же какие-то рассылки, сообщать информацию о его голодовке я не считаю правильным. Поэтому ничего специально для освещения данной ситуации я не делал, хотя морально поддерживал, как мог.

Мне кажется, каждый человек сам решает о проведении какой-то акции, это его выбор. И я понимаю, что для меня, наверное, голодовка – это самый последний шаг. Пока я слаб и не достаточно готов к нему. Это серьезный жест отчаяния. Многие из тех, кто идут на такие голодовки, плохо заканчивают. Поэтому поддерживать Владимира в данной ситуации я не могу, хоть и безмерно уважаю его поступок.

Отговаривать его, писать какие-то заявления, обращения к нему я не пытался. Мне кажется, в нашем социуме нельзя решать за кого-то, критиковать его, вмешиваться в его жизнь. Я знаю Владимира и понимаю, что он настроен серьезно. И поэтому не считаю возможным как-то отговаривать его.

P.S. Заместитель руководителя избирательного штаба Алексея Навального на выборах мэра Москвы Максим Кац и пресс-секретарь Навального Анна Ведута на письменную просьбу (обращенную через социальную сеть «Вконтакте» и мейл) пока никак не отреагировали.

Беседовала Светлана Абросимова, студентка СПбГУ