Российский режим запутался в своих ценностях

Проект «Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» вызвал иронические и раздраженные отзывы. Одних рассмешил ультраконсерватизм формулировок и поддельный их пафос, других шокировало сходство с агитпродукцией эпохи советской борьбы с космополитизмом. Но, по-моему, этот документ не так прямолинеен, как пытается выглядеть.

Вывешенный для двухнедельного народного обсуждения проект президентского указа был сочинен отделом сопровождения проектной деятельности нормативно-правового департамента Министерства культуры во исполнение одного из пунктов «Стратегии национальной безопасности Российской Федерации», которую Владимир Путин утвердил в середине прошлого года. Охранительное происхождение этого морального кодекса очевидно для каждого, кто его прочтет. Слова «противодействие» и «защита от» встречаются в этом документе чаще любых других.

Созвучен ли он моральным чаяниям народа? Представьте — нет. По крайней мере на то время, когда я писал этот текст. Ведь на федеральном проектном портале можно проголосовать. Сперва тех, кто «против», там было в 11 раз больше, чем тех, кто «за». Потом число одобряющих вдруг начало стремительно расти, и перевес отрицателей сократился до 2 к 1, но все равно остался внушительным.

Это тем более впечатляет, что голосовать разрешено только сообщившим свою фамилию, имя и электронный адрес или зашедшим с «Госуслуг». А одной из самых традиционных наших ценностей (в документе как раз не упомянутой) является опасение делиться своими соображениями с начальством, поскольку оно запросто может внести правдолюбца в какой-нибудь реестр граждан, которые ему не нравятся.

Итак, первая задача этого морального кодекса — охранительная, т. е. продвижение различных запретов и кар. Например, отслеживание «структур и лиц, наносящих ущерб национальным ценностям», и последующее «пресечение их деятельности». Или наказание «федеральных и региональных органов исполнительной власти и органов местного самоуправления за финансирование мероприятий, противоречащих целям и задачам государственной политики», в сфере все тех же традиционных ценностей.

Вторая мысль морального проекта — бюрократическая. Для присмотра за «формированием высоконравственной личности» предложено организовать еще одно надзорное учреждение в дополнение к множеству уже действующих: «Условием успешной реализации государственной политики в сфере традиционных ценностей является создание механизма межведомственной координации. Ключевым элементом такого механизма должен быть орган межведомственной координации». Составлен он будет, естественно, вовсе не из бескорыстных идеалистов: «Для осуществления полномочий органа межведомственной координации требуется дополнительное финансирование из федерального бюджета». Вот вам и «приоритет духовного над материальным» (пункт двенадцатый в перечне из двадцати одной «традиционной ценности»).

Перечисленные в документе ценности можно разбить на несколько категорий. В том числе: государственнические («патриотизм», «единство народов России»), консервативные (тот самый «приоритет духовного над материальным», «крепкая семья») и либеральные («права и свободы человека»). Но больше всего просто приятных, выполненных в жанре ни к чему не обязывающих благопожеланий («жизнь», «высокие нравственные идеалы», «взаимопомощь», «взаимоуважение» и т. п.) Список выглядит так, будто перебора не боялись и называли все подряд, чтобы в конце бумаги удобно было сообщить о «моральном лидерстве России в международных отношениях как хранителя традиционных общечеловеческих ценностей».

Правда, возникли логические сбои. Очевидно, что ни китайцы, ни индийцы, ни иранцы, ни прочее человечество никогда не признают мировое «моральное лидерство» нашей державы. Но не будем в это углубляться и посмотрим на происхождение перечисленных в казенном списке «ценностей». Все ли они «общечеловечны»?Скажем, «крепкая семья» — и в Африке крепкая. Тут все в порядке. Зато «права и свободы» почерпнуты с Запада. Они — его визитная карточка. А именно Запад как раз и является единственным объектом, против которого обращено острие казенного морального проекта.

«Угрозу традиционным ценностям несет деятельность экстремистских и террористических организаций, действия США и их союзников, транснациональных корпораций, иностранных некоммерческих организаций». Сказано коряво, но понятно. Каких «транснациональных корпораций»? Ну ясно, что не китайских. Каких «некоммерческих организаций»? Понятно, что не бразильских. Ценностям нашей державы угрожает, оказывается, даже не весь Запад, а только «США и их союзники». То есть НАТО. Чиновники-составители на полном скаку прервали свою консервативно-фундаменталистскую песню о «ценностно-цивилизационном подходе, учитывающем факт существования человечества в виде ряда отдельных цивилизаций», и переключились на гораздо более для себя органичный геополитический напев — антиамериканский и антинатовский.

Вовсе не фундаментализм, не продвижение старинных добродетелей, а именно борьба с «США и их союзниками» является главной темой этого документа. Об исконных добродетелях начальство имеет очень туманное представление и уж точно не готово их соблюдать, а вот о внешних врагах размышляет непрестанно и испытывает к ним самые что ни на есть живые чувства.

Именно антиценности, приписываемые ни разу напрямую не упомянутому НАТО, под псевдонимом «деструктивная идеология» (в недлинном тексте это выражение повторяется 9 раз) выступают в качестве единственной, но ужасной угрозы домашнему нашему благолепию. Под их ударом все, что у нас есть.

«Деструктивная идеология», разложенная на 8 составных частей («культ эгоизма, вседозволенности, безнравственности» и т. п.) и заточенная на «формирование условий для саморазрушения общества, ослабления дружеских, семейных и иных социальных связей», а также на «подрыв доверия к институтам государства, в особенности к правоохранительным органам и к системе образования», изображается как смертельно опасная и требующая мобилизации всей мощи государства. Это трагикомично, но наш руководящий слой именно так видит мир.

Сходство с «антикосмополитическими» страстями конца 1940-х — начала 1950-х тут только частичное. Даже на пике ксенофобии в СССР признавалось наличие на Западе не только плохих («реакционных»), но и хороших («прогрессивных») сил, а сам советский режим, при всем консерватизме, мнил себя носителем передовой идеологии и лидером человечества.

Сейчас будущего как бы и нет. Одно прошлое. Друзья на Западе кое-какие остались, но вызывают чувство неловкости. Ничто нельзя назвать своим именем — одни псевдонимы. Свое внутриполитическое самоутверждение система именует привязанностью к старине, репрессии — насаждением традиций, цинизм — консервативной моральностью. А внешняя политика, при полной своей подчиненности вражде с Западом, позиционируется как «ценностно-цивилизационная» и противостоящая «утрате человечеством духовно-нравственных ориентиров».

В этом тумане план дальнейшего отгораживания от Европы с Америкой, закручивания гаек и организации рабочих мест для чиновников, присматривающих за тем и другим, естественным порядком приобретает форму запутанного витиеватого текста об «укреплении традиционных духовно-нравственных ценностей».

Сергей Шелин