Путинский застой нашел себя в эпоху коронакризиса

Если задача национальной экономики — обеспечить своему режиму спокойное и зажиточное существование, то отечественное народное хозяйство в 2021-м оказалось на высоте.

Профицит консолидированного бюджета снова измеряется в триллионах рублей. Резервы перевалили далеко за $600 млрд. Экспортная выручка гораздо больше импортных затрат. А размер ВВП в 2021-м на 1% с лишним выше, чем в доковидном 2019-м. Можно подумать, что эпидемия прошла бесследно (если не считать погибших от нее), обвал 2020-го забыт, пыль осела и путиномика неспешно продолжает свой путь с привычной скоростью 1–2% в год.

Но это не совсем та путиномика, с которой мы расстались почти два года назад. При всей узнаваемости, она изменилась, в том числе и откликаясь на внешние импульсы.

Не поддаваться моде на инфляцию

Перед приходом коронавируса цены в богатых странах почти не росли. Пандемия и сопутствующие ей денежные раздачи отбросили американцев и европейцев на сорок лет назад. В семипроцентной инфляции сначала пытались видеть временный курьез, и только к концу 2021-го открыли в ней опасность № 1. Ужесточение политики центробанков, хоть и с опозданием, но началось.

В странах победнее, исторически запуганных инфляцией, то же самое стали делать раньше и быстрее. За выдающимся исключением Турции, правитель которой повелел своим госбанкирам в ответ на рост цен снижать ключевую ставку. И к осени 2021-го великий турецкий эксперимент доказал верность вековой мудрости финансистов: чем дешевле деньги, тем быстрее цены скачут вверх.

ЦБ РФ оказался одним из самых решительных поднимателей ставки в мире. Поэтому, по мнению Центра развития ВШЭ, российская инфляция сейчас уже преодолевает пик (8,6% годовых) и в течение 2022-го потихоньку опустится примерно до 5,3%. Гарантий, конечно, нет. Но если сбудется, то по нынешним мировым меркам это станет вполне сносным результатом.

Владимир Путин не только закрытым порядком, но даже, против своего обыкновения, публично поддерживал непопулярные действия Эльвиры Набиуллиной — и этим делал их возможными. Сравнение с Турцией показывает, что личная денежная философия автократа вполне способна подчинить себе финансовую жизнь большой державы, независимо от того, трезва эта философия или, наоборот, совершенно утопична.

Забыть нефтяную спесь

Борясь, вопреки мировому тренду, с инфляцией, путиномика должна была ответить еще на один глобальный вызов — нефтяной. Доковидный, довольно свободный международный рынок энергоносителей ушел в прошлое. Весной 2020-го страны-нефтеторговцы, включая Россию, объединились в картель ОПЕК+ и коллективно сократили добычу.

Много лет российские вожди и персонально Путин видели в Саудовской Аравии главного нефтяного конкурента, да и просто врага. В ковидном и постковидном мире саудиты превратились в ценных компаньонов, без сотрудничества с которыми просто не прожить. На этом участке высокомерие пришлось спрятать в карман.

Скромность окупилась. Правда, в 2020-м российская нефтедобыча уменьшилась на 50 млн тонн, да и в 2021-м она хоть и росла, но оставалась куда ниже доковидного уровня (561 млн тонн в 2019-м). Но зато средняя цена барреля нефти в 2021-м ($71) стала несравнимо солиднее, чем была в 2020-м ($42). Она даже формально превзошла предпандемическую цену 2019-го ($64), хотя фактически, с учетом долларовой инфляции, лишь сравнялась с ней. Так или иначе, возникший как ситуативная конструкция картель ОПЕК+ пока защищает главный внешний ресурс путиномики — приток нефтедолларов.

Это особенно важно, когда другие источники внешних доходов хоть и не отпали, но теряют прежнюю надежность. То, что политкорректно называют «геополитическими рисками», к концу 2021-го резко превысило любые постсоветские уровни. Российские хозяйственные субъекты вынуждены закладывать в свои прогнозы события, которые еще недавно считались абсолютно экзотичными, от блокировки газопроводов в Европу до перекрытия белорусско-польской границы для импорта товаров в Россию. Не зря отток капитала (около $80 млрд) в 2021-м был в полтора раза выше, чем в кризисном 2020-м. Хватает причин эвакуироваться.

Заместить все, кроме Китая

«Экономика сопротивления», если использовать иранскую формулу самоизоляции и защиты от санкций, применительно к России означает перевод экономических связей с Запада на Китай, а внутри страны — маниакальное импортозамещение, сжатие частной инициативы, упор на государственные инвестиции и готовность перевалить любые новые трудности на народ.

Именно это сейчас и делается, пусть с неполным успехом. Китай согласен брать все больше нефти, газа, древесины и зерна по выгодным для себя ценам. Однако чтобы увеличить этот поток, нужны крупные траты, и в основном с российской стороны. Поэтому до идеала далеко. В 2021-м на великого соседа пришлись только 18% российского товарооборота. Это все еще вдвое меньше, чем торговля с Евросоюзом.

Внутренние инвестиции, как бы откликнувшись на многолетние безуспешные призывы, стали, наконец, расти (округленно на 8% в 2021-м). Но это не свободно-предпринимательские, а казенные, полуказенные или просто выдуманные чиновниками вложения. Отдача от них по определению не может быть высокой. Однако какие еще могут быть инвестиции в осажденной крепости, внутри которой буйствуют охранители и не признается даже средняя собственность, не говоря о крупной? Только такие. И поскольку денег в казне полно, можно несколько лет обеспечивать приемлемые для путиномики — в идеале двухпроцентные — темпы роста.

Что же до народа, то не совсем ясно, как с ним быть. Дальнейшее затягивание поясов сочтено сейчас рискованным и отложено до каких-то особых ситуаций, которых пока нет. Но и самообеспечение граждан, вроде бы выгодное системе, тоже не поощряется. Надзорно-контрольная машина со своей тотальной цифровизацией шаг за шагом сужает пространство даже для мельчайшей приватной инициативы. Поэтому материальная зависимость среднего россиянина от казенной опеки непрерывно растет. По крайней мере, в легальной плоскости.

Правда, в это не очень вписываются не санкционированные сверху материальные достижения отдельно взятых групп. Например, площадь сооруженных в 2021-м частных домов больше, чем площадь жилья в многоквартирных зданиях, сданных под государственным присмотром. Или дальнейший уход в отрыв Москвы, которая производит четверть всего российского валового регионального продукта и в ковидную эпоху сильнее, чем когда-либо, обгоняет по стандартам жизни остальную страну.

В целом же по России наблюдается резкое снижение мобильности рабочей силы в глубинке, рост местных кризисных зон, нехватка легальных и полулегальных рабочих-мигрантов, которых из-за трудностей въезда стало меньше чуть ли не на миллион, и накопление множества прочих диспропорций.

Справедливо говоря о застойности и свинцовой тяжести путиномики, часто упускают другую ее сторону — живучесть. Она существует уже третий десяток лет, и раз за разом ей удавалось, оставаясь собой, подчинять, подминать или переваривать все новые явления, которые в нее вроде бы не укладывались. Планы и указы проваливались один за другим, а система не слабела. И даже в переменчивую ковидную эпоху путиномика остается на плаву.

Сергей Шелин