Над Россией навис призрак «цифрового Сталина»

Эпидемия ковида резко подтолкнула развитие систем контроля государства над гражданами. Сегодня в российском обществе похоже уже не осталось тех, кто не бил бы в колокола по этому поводу. Мрачные охранители, поклонники теорий заговора и те, кто не так давно над ними смеялся, суровые коммунисты, лояльные центристы и даже либералы изо дня в день рвут на себе волосы по поводу приближения (возвращения) цифрового «большого брата».

К несчастью, поводов для таких настроений и вправду хоть отбавляй. В Москве и некоторых других крупных городах России у всех еще на памяти привязка проездных билетов на городской транспорт к личности конкретного пассажира, которая была введена во время прошлогоднего локдауна. После его завершения эта мера была отменена, однако стало понятно, на что, при желании, способно современное государство.

С досмотрами добропорядочных граждан при входе в метро, на вокзалы и аэропорты значительная часть людей уже худо-бедно смирилась, однако у многих это продолжает вызывать ежедневные приступы возмущения или, как минимум, раздражения. Причем здесь государство назад отыгрывать явно не собирается. Больше того, мерным шагом движется вперед.

В столичном метрополитене уже предлагается «услуга» Face Pay. Если проще, то это проход в метро «по лицу». Обосновывается это нововведение, естественно, нашей «безопасностью». Бесконтактный проход, ничего не надо прикладывать — взглянул в камеру, и с твоего счета списана стоимость поездки. Вроде бы, вправду удобно, но контроль государства выходит на совершенно новый уровень. Пока «оплата лицом» — дело добровольное, но, как говорится, лиха беда начало.

Однако, чтобы понять настоящее, иногда стоит сравнить его с прошлым. Отметим очевидную вещь — государство всегда стремилось контролировать своих граждан. Основных причин для этого у него, как в старину, так и сегодня, было две. Первая — экономическая: сбор налогов и прочих податей. Если знаешь, кто живет в твоей стране, сколько их и чем занимаются, проще понять сколько средств можно собрать с податного населения. Вторая причина — та самая пресловутая «безопасность». Естественно, гражданам она преподносится как забота правительства о них. Но, как говорит герой Тома Круза в фильме «Рыцарь дня», как только услышишь (от агентов секретных служб) слова «безопасность» и что-то в этом роде, знай, твоя жизнь в опасности…

На деле все правители, говоря об общественном благе как поводе для очередного ограничения свободы, как правило озабочены, прежде всего, собственной безопасностью. Угроза терактов в общественных местах, конечно, тоже их волнует, но только в том смысле, что это может стать детонатором более опасных для них взрывов — массового недовольства.

Так, в общем, было всегда. Во всяком случае, с того момента, когда уровень производства необходимых продуктов вырос настолько, что у одних людей возникло желание отнять их у более слабых, а у последних в связи с этим появилась потребность в тех, кто защитит их от грабителей. Вооруженные отряды людей, которые за плату предоставляли такую «крышу» простым труженикам, со временем и стали называть «государством», а предводителей последних — государями, королями и императорами.

Всю эту, в общем, нехитрую схему (ограбления одних граждан другими под соусом «защиты» от грабителей) надо было закамуфлировать разнообразными мифами, вроде «общественного договора»…

В раннем Средневековье этот грабеж был почти неприкрытым. Например, в первоначальный период Киевской Руси князья с дружиной лично ходили собирать дань с подданных. В число последних тоже попадали самым простодушным образом. Так князь Святослав, отправившись в поход на хазар, двигался по среднему течению Оки. Там он наткнулся на племена вятичей и радимичей. «Кому дань платите?», — поинтересовался он. «Хазарам», — ответили те. «Теперь мне будете», — повелел Святослав.

Сам сбор дани назывался не случайно «полюдье». Вскоре стало понятно, что этот грабеж надо ограничить хоть какими-то рамками, иначе поборы без границ могут привести к неприятности, наподобие той, что приключилась с князем Игорем Рюриковичем (отцом Святослава). Он так увлекся сбором податей с древлян, что те решили привязать его за ноги к верхушкам двух берез, а затем отпустили их…

Сбор дани был одновременно и контролем за податным населением. Но этот контроль на Руси велся из рук плохо. Первыми порядок в этом деле попытались навести монголы. После завоевания части русских княжеств в XIII веке они впервые провели на их территории перепись населения. С развитием крепостного права, особенно со времен Ивана Грозного, в конце которых был отменен Юрьев день (то есть крепостные крестьяне лишились возможности переходить от одного помещика к другому), контроль государства над населением (а около 90% его были тогда именно крестьяне) непрерывно усиливался.

Однако осуществлялся он довольно топорно и только в случае восстания крестьян военно-репрессивными органами. По большей же части дедовскими методами — с помощью древнего института крестьянской общины, с ее круговой порукой и слежкой всех за всеми.

Как известно, община была сохранена царским правительством с фискальными целями даже после официальной отмены крепостного права в Российской империи в 1861 году и продолжила существование вплоть до Столыпинской реформы, проведенной уже в начале XX века.

После отмены крепостничества правительство столкнулось с необходимостью паспортизации населения. Быстрое развитие промышленности в городах требовало мобильности населения, а бывшие крепостные не имели ни паспортов, ни фамилий (только имена и клички). Последнюю проблему чиновники для быстроты нередко решали оптом. А именно, записывали целые деревни на одну фамилию, например, Ивановых или Петровых. Или на фамилию бывшего помещика.

Так или иначе, но паспорт в то время имел двоякую функцию. С одной стороны, он являлся символом свободного человека, а с другой, одновременно становился и инструментом контроля за гражданином. Только теперь этот контроль должен был осуществлять не отдельный представитель тогдашнего господствующего класса (помещик), а весь чиновничье-полицейский аппарат государства.

Изменения, которые произошли в этой области после Октябрьской революции 1917 года были поистине революционными. Паспорт был просто отменен. Любой гражданин мог идти туда, куда хотел и называться тем именем, которым хотел. Больше того, в советской энциклопедии начала 1920-х годов паспорт характеризовался, как инструмент контроля буржуазного государства над гражданами. Конечно, некие эрзацы удостоверения личности стали использоваться почти сразу же после революции. Но единого их образца не было. Обычно это были какие-то бумаги за подписью председателя местного Совета или военно-революционного комитета с соответствующей печатью и подписью, или партийный билет.

Когда-то известные всем школьникам «Стихи о советском паспорте» Владимира Маяковского («Я волком бы выгрыз бюрократизм, к мандатам почтения нету, к любым чертям с матерями катись любая бумажка, но эту…»), были написано в 1929 году и посвящены советскому загранпаспорту, который был нужен поэту, чтобы ездить в Европу и Америку. Внутри страны паспортов тогда по-прежнему еще не было.

Вновь тотальная паспортизация населения, вместе с институтом обязательной прописки (до этого она носила уведомительный характер) была введена в СССР в 1932 году. Что было вполне логично. В системе абсолютной политической несвободы и сворачивания частной экономической инициативы, жертвами выстраиваемого тотального государства неизбежно должны были пасть свобода передвижения и выбора места жительства. Равно как и многие другие права и свободы (уравнение в правах мужчин и женщин, максимальное упрощение бракоразводных процессов, свобода совести), дарованные Октябрьской революцией.

Задачи новой паспортной системы декларировались вполне определенно: «В целях лучшего учёта населения городов, рабочих посёлков и новостроек…., а также в целях очистки этих населённых мест от укрывающихся кулацких, уголовных и иных антиобщественных элементов».

Однако всеобщий контроль над гражданами тогда велся отнюдь не только с помощью паспортной системы и репрессивного аппарата. Так называемая «коллективизация», а по сути создание системы государственного крепостничества в колхозах, вела к восстановлению и наиболее архаичных методов контроля за большинством населения страны, каковым тогда являлось крестьянство.

Колхозники, в отличие от жителей городов, паспортов в СССР не имели вплоть до 1974 года. Соответственно, контроль за их передвижениями спускался на сельсоветы и лично председателей колхозов. Именно они выдавали крестьянам справки, если тем по каким-то делам (зачастую элементарным — например, съездить в город за покупками) надо было временно покинуть место жительства. В этом смысле сталинская колхозная система во многом реанимировала самые архаичные и реакционные формы контроля государства за гражданами — круговую поруку, заложничество (родственники выехавших или не дай бог, сбежавших из колхоза, становились ответчиками за них, как когда-то семьи беглых крепостных), массовое стукачество на своих же братьев по классу.

Кроме того, с 1930-х годов максимально ужесточился контроль за въездом и особенно выездом из Советского Союза. Получить загранпаспорт и выездную визу для абсолютного большинства советских граждан на десятки лет вперед стало почти неразрешимой задачей.

Однако и в сталинско-брежневскую эпоху всеобщий контроль в СССР был отнюдь не тотальным. Многие уже забыли, что вплоть до конца 1970-х годов в Советском Союзе даже авиабилет на внутренние рейсы можно было купить без паспорта. А предъявлять документы при покупке железнодорожных билетов российских граждан вообще заставили уже в новой России.

Августовская революция 1991 года в СССР привела к либерализации не только экономики и политической жизни. Резко сократилось давление государства на гражданина. Вместе с политической и экономической свободой, пришло освобождение социальное и личностное. Была отменена обязательная прописка. Максимально упростились въезд, а главное, выезд граждан из страны. КГБ, который выполнял роль главного органа политического контроля за гражданами, был несколько раз реформирован и переименован, став в итоге ФСБ.

И вот сегодня, через 30 лет после падения СССР, мы видим попытки возродить систему тотальной слежки и контроля государства за гражданами теперь уже на вполне себе капиталистической основе и на базе новейших технологий. Фактически восстановлена система обязательной прописки, которая просто переименована в «регистрацию». В политической области воссоздана однопартийная система, лишь закамуфлированная под «многопартийную», а во главе страны уже больше 21 года стоит бессменный национальный лидер…

Если продолжать проводить аналогию с 1920-30 годами, то стоит ожидать, что после потери свобод политических рано или поздно настанет черед уничтожения и последних островков личных свобод граждан — выезда из страны и въезда в нее, свободы частной жизни. Последняя, правда, и так уже сильно ограничена.

Единственное, что настраивает на оптимизм, это то, что вся история последних двухсот лет (впрочем, не только России) — это сплошное чередование периодов закабаления и нового освобождения людей. В конце концов, за эпохой сталинизма последовала хрущевская «оттепель», затем брежневский «застой», который, впрочем, не смог восстановить прежние практики и был скорее пародией на эпоху «отца народов». За «застоем», как известно, было новое освобождение.

Будем считать, что ныне живущим в России просто не повезло с эпохой. Но, как говорится, «времена не выбирают, в них живут и умирают». За нынешней попыткой возрождения системы всеобщего контроля в России рано или поздно неизбежно последует новое освобождение. У «большого брата» нет будущего.

Александр Желенин