Почему в России все время говорят о революции

Сейчас каждому, кто живет в реальном мире, приходится пересматривать сложившиеся за долгое время политические представления о России. Многое из того, что недавно еще казалось актуальным, перестает быть таковым.

Во-первых, прошлогодние события в Беларуси показали, сколь сложно опрокинуть авторитарный режим, даже если на улицы вышло большое число недовольных граждан. Революции ведь не возникают по заказу. Власть, способная обороняться, может удержаться и при серьезных протестах. Поэтому в России, где даже массовой мобилизации по-белорусски трудно ожидать, вероятность успешного «майдана» невелика. Кремлевская пропаганда будет твердить о его близости, поскольку именно такая «угроза» легитимирует репрессивные действия, но на самом деле сегодня нет никаких оснований говорить о переменах.

Во-вторых, недавние репрессии разрушили даже те оппозиционные структуры, которые с натяжкой могли восприниматься как возможные организаторы сопротивления. Алексей Навальный сидит и влиять на политические процессы из колонии не сможет. Созданные им организации разгромлены. Многие ведущие соратники эмигрировали. Массовая «регистрация на протесты» обернулась утечкой данных и опасностью потери работы даже для тех, кто еще не пытался протестовать. В такой ситуации «Открытая Россия»* (Генпрокуратура признала одноименную британскую организацию нежелательной в РФ — ред.) самоликвидировалась, чтобы не подвергать сотрудничающих с ней людей новым опасностям. И это был разумный шаг, свидетельствующий о реальном взгляде на вещи.

В-третьих, даже мирная просветительская работа становится затруднительна. Кремль хочет контролировать и дела, и слова. Навальный, объясняющий коррупционную сущность нынешнего политического режима, надолго лишен доступа к зрителям. Ведущие интеллектуальные центры, способные давать вдумчивому читателю информацию, альтернативную той, что идет от государственной пропаганды, получили статус иностранных агентов. Более того, сама возможность неподконтрольного просвещения ликвидирована изменениями в законодательстве. Не то что о коррупции в верхах, но даже о рынке и демократии теперь невозможно говорить без цензуры.

До недавнего времени в кругу людей, желающих перемен в России, обсуждать нереалистичность революционного сценария было не принято. Многим хотелось выдавать желаемое за действительное. И поскольку нынешнее руководство давно продемонстрировало неспособность к реформаторской деятельности, оставалось надеяться лишь на радикальную трансформацию режима.

Но сегодня накопилось слишком много фактов, демонстрирующих, что революционные ожидания столь же неоправданны, сколь и ожидания реформаторства со стороны Путина. Трудно не замечать, в каком мире мы оказались. Поэтому возникает вопрос: а почему вообще в нашем обществе так долго обсуждалась возможность «революции по заказу» и откуда возникло ощущение, будто в России случится нечто подобное?

Ответ очевиден. Все поколения советских людей воспитывались с представлением о том, что революция 1917 года была важнейшим событием нашей истории, главную роль в котором сыграла партия большевиков. Впоследствии с симпатиями к большевикам и к большевистской революции многие расстались — и даже стали большевизм ненавидеть. Но при этом в нашем сознании осталось представление, будто революцию можно организовать, то есть поднять на массовые протестные действия народ, которому что-то не нравится в существующем политическом режиме.

На самом деле революции в истории человечества случаются довольно редко. Мы сосредотачиваем на них внимание как потому, что революция 1917-го имела большое значение для нашей страны, так и потому, что учебные курсы обычно выстроены вокруг ярких событий, а не вокруг унылых будней авторитарных и монархических режимов. Возникает ошибка в восприятии: кажется, если мы столько говорили об этом, когда учились, то нечто подобное вполне может стать реальностью на нашем веку.

Однако жизнь уже 30 лет разубеждает нас в возможности легкого прихода революции. Конечно, бурные события августа 1991 года и впрямь революцию напоминали, но по-настоящему массового выхода людей на улицы тогда не было. За исключением героических защитников Белого дома население России в основном сидело по домам. Перемены произошли скорее благодаря расколу элит и острому конфликту между возникшими после него группировками.

И в дальнейшем народные массы оставались пассивными. А поскольку негативные последствия раскола элит Кремлю удавалось минимизировать, никаких революций не происходило даже тогда, когда гнев народный вроде бы должен был выплеснуться наружу.

В 1992 году на волне экономической реформы значительная часть населения России стала жить хуже. Казалось бы, именно в этот момент восставшие миллионы могли смести власть Ельцина. Кто только ни пытался в то время стать уличным лидером, чтобы оказаться новым Лениным или Троцким! Все эти люди сегодня практически позабыты. Им ничего не удалось сделать даже во время максимального политического обострения октября 1993 года.

В 1998-м многие снова думали, будто народ поднимется, поскольку девальвация снизила уровень жизни практически всего российского населения, а Ельцин был тогда уже непопулярен, в отличие от эпохи начала 1990-х. И опять — тишина. Страдающие от роста цен люди затянули пояса и полюбили вдруг Евгения Примакова как спасителя.

Итак, у нас нынче крайне мало оснований ждать каких-либо революционных событий. Путинский режим будет, по всей видимости, существовать еще долго. Значит ли это, что Россия обречена на провал? Нет, ни в коей мере. Но нам для того, чтобы определять свои перспективы, надо научиться, наконец, реально анализировать происходящие в стране процессы.

В следующий раз поговорим о том, как перемены в действительности могут происходить.

Дмитрий Травин

* В 2017 году Минюст признал нежелательными организациями Open Russia Civic Movement, Open Russia (Великобритания), OR (Otkrytaya Rossia, Великобритания). В российском движении «Открытая Россия» заявляли, что не имеют к ним отношения, а 27 мая 2021 года сообщили о прекращении деятельности.