Борьба с COVID-19 в ожидании нового Трофима Лысенко

Президент Российской академии наук Александр Сергеев признался, что РАН в результате реформы лишилась организационных ресурсов для того, чтобы бороться с коронавирусом. Конечно, ученые выступают в качестве экспертов на разрозненных площадках, но «поставить академиков под ружье», по выражению президента РАН, и объединить цельным планом невозможно.

Приходится сделать вывод: славная многими достижениями Академия наук выродилась, пусть не по своей вине, и не способна решать крупные государственные задачи, как было в эпоху атомного и космического проектов.

Много лет продолжался секвестр расходов на науку, а лучшие умы широким потоком утекали за границу и деградировали. Руководители Академии жаловались, что наука в России стала невостребованной, у власти иные интересы, а ученые воспринимаются, как надоедливые мухи, которых лучше отогнать от бюджетного пирога. Отогнали — и лишили возможности координировать исследования. В результате нашествия коронавируса, которое сами же власти сравнивают с новой войной, востребованность в науке вдруг вернулась. Но выяснилось, что спросить уже не с кого…

Шарль Монтескье в конце просвещенного XVIII века задался вопросом о том, почему разные народы живут по-разному. Можно сказать, это было зарождение социологии и политологии. Монтескье пришел к выводу, что ленивые и нелюбознательные народы неизбежно приходят к состоянию, когда ими управляют деспоты. Понятное дело, сегодня мир значительно сложнее, но усложнились ли корневые закономерности политики? Можно ли исключить, что российский изворот странствий китайского коронавируса имеет политическую подоплеку, а молчание нашей Академии — следствие потери любознательности?

Каждый день СМИ и социальные сети выливают на народонаселение ушаты новостей из всевозможных научных центров о происхождении и скором устранении COVID-19. Наверняка, в потоке есть фейки. Но немало сообщений от крупнейших авторитетов, нобелевских лауреатов. Новости из российских научных центров — слабый тенорок в могучем научном хоре. Всерьез применительно к борьбе с COVID-19 можно говорить только о препарате триазавирин, созданном несколько лет назад в Институте органического синтеза. Но его для проверки передали в Китай, который, чтобы выйти сухим из воды, готов исследовать любые зелья. В Институте органической химии создали препарат фортепрен, который хорошо лечит коронавирус. Но только у кошек…

Не густо. Между тем, русская школа вирусологии — одна из лучших в мире. Основоположником этого раздела микробиологии считается Дмитрий Ивановский, который был первым ученым, разглядевшим скопления вирусов. Нобелевский лауреат Илья Мечников был правой рукой Луи Пастера. Ученик Мечникова — Владимир Хавкин, создатель первой вакцины против чумы и холеры, его именем назван институт в Индии. Лев Зильбер (брат писателя Каверина) — создатель медицинской вирусологии и человек невероятной судьбы и личного мужества. Даже в ГУЛАГе он продолжал лечить зэков, а они в знак благодарности ловили ему для опытов мышей.

Потери от эпидемий во время Гражданской войны превосходили число жертв от военных действий, что было обычным явлением для войн прошлого. Благодаря Зинаиде Ермольевой, автору отечественного пенициллина и руководителю противоэпидемиологической службы, в ходе Отечественной войны удалось избежать массовых эпидемий. (Муж Ермольевой, по злой иронии, был расстрелян в Коммунарке, где построена ставшая знаменитой инфекционная больница.) Михаил Чумаков — создатель противоклещевых препаратов, а также инициатор первого в мире массового производства вакцины против полиомиелита. Наконец, Виктор Жданов — автор программы ВОЗ, благодаря которой оспа, веками косившая народы, в 1980 году была официально ликвидирована. Величайшая несправедливость, что великие имена забыты и в массовом сознании Жданов — это сталинский нарком, а Чумаков — эстрадный певец. Шкала ценностей…

Понимаю, что список славных имен напоминает экскурсию Ноздрева, которую он провел для Чичикова по пустой конюшне. Что же, что нет лошадей, но какие это были лошади! Куда ушли мастера вольтижировки с вирусами, взращенные в отечественной школе? Власти живо интересовались вирусологией в эпоху масштабных войн и массовых трудовых армий. Но зачем эти пробирки и микроскопы в спокойное и относительно сытое время? Если вирусная инфекция — следствие людских скоплений, то логично считать адресной группой инфекции бедные слои населения. Ни один вирус не долетит до высоких этажей власти, где принимаются судьбоносные для науки решения.

Наше здравоохранение все больше разделяется на медицину для богатых, которая повышает качество жизни и продлевает ее продолжительность, и медицину для бедных, которая мыкается в вольере ОМС и имеет дело с массовыми заболеваниями. Инфекционные заболевания разорительны для бюджета, поскольку предполагают поддержание больниц в режиме ожидания. Исходя из железной логики оптимизации, за годы реформы здравоохранения инфекционистов стало на 10% меньше, а коечный фонд сократился в 2,4 раза — со 140 тысяч в 1990 году до 59 тысяч. В Москве, к примеру, специализированная больница в Печатниках переоборудована под склад. Если в 1990 году умирало 0,35% инфекционных больных, то сегодня, без учета COVID-19, 0,82%. В итоге, по статистике ВОЗ, по уровню смертности от инфекций Россия занимает 87 место в мире. Презрительное отношение власти к носителям инфекционной заразы перекочевало на вирусологию и привело ее к дистрофичному состоянию.

Самое страшное — вовсе не слабое дыхание доведенной до отчаяния науки. Страшнее другое — почти неизбежное при необходимости быстрого прорыва в борьбе с COVID-19 появление ловкого шарлатана, который пообещает правителям живую воду. В 1930-х годах в полуголодной стране таким авантюристом стал народный академик Трофим Лысенко, который научился втирать правителям очки. В итоге наша генетика, которая в 1930-х годах занимала передовые позиции, рухнула в пропасть.

Трофим Лысенко поучал публику: «В СССР люди не рождаются. В СССР рождаются организмы. А людей мы воспитываем!» Не знаю, как людей, но ученых в России мы точно скоро разучимся воспитывать.

Сергей Лесков