Секреты путинского двадцатилетия

В последний день 1999-го измотанный основатель современной России Борис Ельцин со словами «я устал, я ухожу» (он выразился чуть иначе, но люди не зря запомнили именно так) передал бразды молодому Владимиру Путину.

На этой неделе Путин, успевший стать немолодым, принял участие в предновогоднем матче Ночной хоккейной лиги на Красной площади — матч завершился со счетом 8:5 победой команды, в которой играл президент.

О царском развлечении шумно оповестили народ. Обнародованный состав обеих команд, за вычетом неизбежных «легенд отечественного хоккея», полностью соответствовал представлениям рядовых граждан, согласно которым Путин выражает интересы чиновников, охранителей и олигархической буржуазии. Но афиширование столь проигрышного вроде бы обстоятельства никого не смутило.

В эти же дни Путин трижды — на своей большой пресс-конференции, на переговорах с правителями СНГ и на встрече с военачальниками — подробно и эмоционально рассуждал о том, что происходило накануне и в начале Второй мировой, с особой неприязнью отзываясь о руководстве тогдашней Польши.

Среди его ровесников и, тем более, среди людей еще более пожилых не редки любители потолковать на досуге об истории. Но повседневные заботы путинских слушателей во всех упомянутых аудиториях далеки от событий 1938-го — 39-го. Путин выступил вовсе не в роли политика, желающего сказать нечто популярное. Ни на кого не оглядываясь, он просто рассуждал о том, что важно и интересно лично для него.

Путин — искренний человек. Он таит свои планы, но вовсе не прячет своеобразие собственных мыслей, чувств и интересов. И всегда был таким. Его действия и сам его управленческий стиль раз за разом вызывали недоумение у статусных интеллектуалов 1990-х. «Нельзя управлять великой страной как отрядом диверсантов». Это о том, что все крупные решения проводятся как спецоперации. «По политической безответственности такое сравнимо с советскими планами поворота северных рек на юг». Это об отмене выборности губернаторов и прочих.

Но, вопреки всем умным доводам и всем своим непредсказанным деяниям, Путин до сих пор воспринимается верхами и низами как приемлемый правитель, хотя и перестал быть президентом надежд и утратил расположение примерно трети сограждан.

Многое объясняется его исключительным везением.

Первая половина путинского правления пришлась на эпоху расцвета экономики и подъема благосостояния. Этот взлет начался в результате дефолта, за год до прихода Путина в Кремль. Но именно Путин пожал плоды. Как и плоды нефтяного бума, стартовавшего в 2003-м и длившегося до 2014-го.

Большой удачей для него было и то, что среди вождей западных держав, с которыми он за эти двадцать лет имел дело, ни разу не возникла фигура мирового калибра. Блэр и Ширак, Буш и Обама, Меркель, Макрон и Трамп — у каждого можно найти плюсы, однако на фоне их международных метаний путинская целеустремленность, не ограниченная к тому же сроками правления, выглядела эффектно.

Но было бы глупостью сводить успех Путина к стечению случайностей. Он последовательно ломал все стандарты, которые в момент его прихода к власти выглядели очевидными. Они ему не нравились. Но он не взялся бы их крушить, если бы чутье не подсказывало — все получится. И точно. «Очевидности» оказались мифами.

Взять те же его спецоперации как повседневный способ правления. Думали, что менталитет КГБ-ФСБ, носителем которого считается Путин, отдалит от народа и его самого, и его окружение. А на самом деле именно это и сблизило. Даже сейчас, на фоне утомления от сюрпризов, никого не удивляет, что 15 января в президентском послании народ, может статься, оповестят об очередном повороте в судьбах державы — от досрочных президентских выборов до молниеносного поглощения Белоруссии. Об этом не без волнения гадают, но почти не возмущаются, что такое возможно без спросу.

Двадцать лет назад верили, что олигархический феодализм ненавистен массам и должен быть разгромлен под крики «ура». А оказалось, что его можно без протестов снизу сделать еще крепче, просто выпоров магнатов и разбавив их состав друзьями и сослуживцами.

Считалось, что не столько даже народ, сколько номенклатура будет отстаивать выборность должностных лиц, такую выгодную для верхних сословий. Но изображавшие аристократов губернаторы и мэры безо всяких драм переквалифицировались в лакеи. Тотальный переход к назначенству прошел легко.

Принималось как аксиома, что растущий средний класс навяжет властям свободу и демократию. В реальности же этот класс, пополняемый чиновниками, полицейскими, околовластными коммерсантами и школьными завучами, стал опорой режима.

Воображали, что имперская ностальгия сама собой сойдет на нет, поскольку народ ради нее не пойдет на жертвы и лишения. Но Путин нашел способ сделать ее скрепой режима, превратив имперскую реставрацию в телевизионный сериал.

Что же до мировой мифологии, то в 90-е верили в глобализацию и во всепланентную победу либерализма («конец истории»). Кризис обоих этих проектов в нулевые и особенно в десятые годы дал огромную фору тем правителям, которые первыми готовы были от них отречься. Это сегодня таких все больше, а сначала Путин был почти единственным в этой роли и успел выиграть много очков.

Ну и конечно, фундаментом режима служит путиномика — застойная, накапливающая отсталость, но гарантирующая пока массам куда более высокий, чем в 90-е, уровень жизни. В макроэкономике Путин всегда был продвинутым любителем, но никогда — авантюристом.

Однако долго не значит всегда. Система Путина изнашивается. Запасы ее прочности велики, но меньше, чем были. Число внутренних и внешних преимуществ убывает. Путинская везучесть уже несколько лет дает осечки. И сам он стареет. Его правление вступило в ту деликатную и не предсказуемую по длительности фазу, когда режим будет держаться не своей силой, а слабостью альтернатив.

Сергей Шелин