Политические гибриды

При всем моем почтении и симпатии к Екатерине Шульман, термин «гибридный режим», который она часто использует, не представляется мне удобным для использования — прежде всего, в силу высокой степени неопределенности слова «гибрид». Я бы даже сказал, что этот термин в данном случае ненаучен и неадекватен в научной дискуссии.

В чем неадекватность?

Слово «гибрид» пришло в политологию из биологии. Обозначает оно организм, полученный в результате скрещивания генетически различающихся форм. Каждая форма состоит из множества особей. Между особями разных форм своего рода «генетическая пропасть». Один вид не переходит в другой континуально (непрерывно). Виды и формы биологического мира дискретны.

Однако мир политических образований отличается от биологического мира. В нем нет биологических механизмов размножения, формирующих единство вида или формы. Политические формы могут быть навязаны, их можно пытаться заимствовать — но навязывается или заимствуется всегда не совсем то же самое. В итоге формируется реальность, в значительно большей степени напоминающей континуальность, чем дискретность.

Классификации политических устройств в силу этого существенным образом отличаются от классификаций биологических видов. Первые в гораздо большей степени произвольны и склонны основываться на авторитете — например, на авторитете Аристотеля, чьей классификацией политологи пользуются до сих пор.

В самом деле — как проводить границы между классификационными ячейками? Что у нас окажется демократией, а что монархией или олигархией? Где точная грань между тоталитаризмом и авторитаризмом?

«Гибридные режимы» — это вовсе не грибы, в отношении которых тоже долго шел спор, растения они, животные или нечто третье. «Гибридным» можно при желании назвать любой режим, поскольку чистых дистиллированных примеров монархии, демократии, тоталитаризма или авторитаризма в социальном пространстве не существует.

Типы режимов — это не устойчивые множества, подобные биологическим видам. Типы режимов — это, скорее, веберовские «идеальные типы». Это «сферические кони в вакууме», задающие нам параметры описания реальности, «натягивающие» политическое пространство, направления компаса.

Причем, что важно, это пространство может быть натянуто множеством способов — мы можем применить неопределенное множество относительно работающих классификационных моделей. Может существовать несколько различных классификационных способов описания политической реальности.

В результате сказать «гибридный режим» — значит фактически не сказать ничего. Любой режим является гибридным — в том числе режим Гитлера и режим Сталина. Нужно уточнение, в какой области политического пространства по отношению к идеальным типам находится конкретный режим. К каким он ближе, от каких дальше — и по каким параметрам.

В итоге термин «гибридный режим» выпадает из научного дискурса (даже если пытается в нем утвердиться) и оказывается политическим инструментом. То есть из инструментария политолога этот термин становится инструментом политика (и перестает быть термином) — а для политолога переходит из разряда инструментов в разряд объектов изучения.

Бывший термин, ставший идеологемой — «гибридный режим» — после этой своей трансформации используется в сугубо политическом и этическом споре. Предмет этого спора в нашем случае — можно ли сотрудничать с путинским режимом или же нет. Насколько путинский режим способен к гуманистической трансформации. Как правило, те, кто вешает на путинский режим лейбл «гибридный», склонны одобрять взаимодействие с ним. Те же, кто называет его «авторитарным», или «фашистским» — занимают противоположную позицию.

При этом дискутирующие стороны могут использовать не совпадающие классификационные модели. Даже если они используют одни и те же термины — линии демаркации между терминами у диспутантов могут прокладываться по-разному.

Без уточнений же окажется, что режим Соединенных Штатов тоже гибридный — например, в нем масса решений принимается авторитарным способом. А уж какая гибридная была Римская империя времен первых императоров…

Вообще, мне представляется, что политология нуждается в концептуально новом языке описания, который бы позволял учитывать различные принципы классификации и был бы пластичен и многоуровнев. Терминологический инструментарий прошлых эпох дает сбои на каждом шагу — чего стоит одна оппозиция «правый» и «левый», в отношении которой каждый политолог и не-политолог имеет свое особое мнение.

Дмитрий Ахтырский

Прочитать оригинал поста можно здесь.