Posted 24 августа 2018,, 12:49

Published 24 августа 2018,, 12:49

Modified 31 января, 20:33

Updated 31 января, 20:33

Эсхатологическая битва таксистов с саксофонистами

24 августа 2018, 12:49
Дмитрий Травин
Конфликт «простых тружеников» и «нестандартных обормотов» — один из признаков модернизации страны.

Когда в далеком 1990-м вышел забавный фильм про матерого таксиста и придурковатого саксофониста, трудно было представить себе, что мы видим на экранах будущее нашей страны. В тот год велись политические баталии вокруг программы рыночных реформ, Горбачев слабел, Ельцин набирал силу, Советский Союз трещал по швам. Зрителю в общем-то было не до кино. Или, во всяком случае, от кинематографа ждали осмысления судьбоносных перемен, разоблачения грехов прошлого и осуждения провалов настоящего. А тут — история про то, как некий обормот не заплатил шоферу за проезд, и что из этого вышло.

Речь идет о фильме Павла Лунгина «Такси-блюз». Признаюсь, я сам его тогда не смотрел. Сорокалетний режиссер был практически неизвестен в сравнении с мэтрами из поколения шестидесятников, за творчеством которых мы привыкли следить со времен Оттепели. Бытовая история казалась скучной. Мозг требовал эпохального. Душа стремилась к высокому. Казалось бы, что еще может нам рассказать киноискусство о сложности человеческих отношений после таких шедевров, как «Полеты во сне и наяву», «Служебный роман», «Осенний марафон»…

На самом деле Лунгин зашел в жизнь совсем с иной стороны, чем шестидесятники, и ясно это стало лишь много лет спустя. Не думаю, что сам режиссер понимал, как хорошо его фильм может проиллюстрировать проблему тех почти неразрешимых сложностей, которые возникают в ходе эволюции любого общества.

Нагловатый музыкант накатал за ночь большую сумму и сбежал, не заплатив. Таксист нашел его, поймал и… Вдарил, конечно, разок, но смысл не в этом. А в том, как дальше развиваются их отношения.

Водила — совок. Сейчас бы сказали — ватник. Саксофонист — талант. Его даже заезжий негр таковым признает. А негры в саксофонах, как известно, знают толк. Нормальный и вполне ожидаемый сюжет для эпохи Перестройки, наверное, был бы примерно таким. Таксист — хапуга и пьяница — любит зашибать шальную деньгу, чем напоминает миллионы советских работяг. Творец же — пусть он даже человек со странностями — проявляет себя как сторонник демократических преобразований, как истинный интеллигент, как трудяга, с утра до вечера репетирующий и этим напоминающий тысячи советских интеллектуалов (писателей, ученых, режиссеров), которым тесно в рамках тоталитарного строя.

Если бы в «Такси-блюз» все было так, сегодня вряд ли стоило бы про подобный фильм вспоминать. Причем не потому, что это — вранье, а потому, что это — правда, но, в общем-то, давно уже понятая, осмысленная, описанная и, увы, совершенно не помогающая выяснить, что же сейчас-то у нас в России происходит. Почему эти замечательные интеллектуалы-западники, каких много было тогда и каких немало по сей день, не смогли построить нормальное общество с эффективной экономикой, демократией и толерантностью.

А вот глядя на персонажей, которых представил Лунгин, кажется, начинаешь догадываться, в чем тут дело.

Таксист — трудяга и спортсмен. Парень весьма порядочный, не желающий серьезно мстить за обиду или прикарманивать внезапно оказавшееся у него в руках богатство. А главное — он неглуп и понимает в какой-то момент, что судьба свела его с человеком выдающимся, хотя и непутевым. Таксист тянется к саксофонисту, хочет его понять и даже готов уважать. Но тот постоянно разрушает налаживающиеся, казалось бы, отношения.

Музыкант — пьяница и врун, неспособный систематически работать. При этом настолько талантливый, что говорит с Богом. Однако не желает нормально говорить с людьми. И даже не это главное. Замкнутый гений, наверное, имеет право не замечать толпу. Но этот саксофонист людей использует, вообще не задумываясь ни об их чувствах, ни об их интересах. «Под саксофон» ему попадаться не стоит — и вообще лучше держаться от него подальше.

Есть, правда, тут некоторые нюансы. Гениальный обормот, как выясняется, способен своим концертом зарабатывать столько денег, сколько таксист не сделает и за неделю, а выручка от зарубежных гастролей будет выше, чем у целого таксопарка. Налоги с обычных честных тружеников еле-еле позволяют государству сводить концы с концами, не финансируя толком образование, здравоохранение, социальную сферу. Если же в стране вдруг появляются тысячи таких неуживчивых обормотов, государство начинает богатеть, открывать больницы и университеты, строить мосты и дороги, развивать культуру, содержать пенсионеров.

Очень часто такими обормотами являются изобретатели — у них вообще мозги по-иному устроены, чем у таксистов. Или предприниматели — не те, понятно, что пилят бюджет, а те, которые способны создать бизнес для реализации нестандартных изобретений. Многие изобретатели и предприниматели оказываются весьма неприятными людьми, даже если не пьют, не врут и честно платят за проезд. Потому что обычному человеку бывает неприятен сам образ жизни соседа — его странные привычки, нестандартная религиозная или сексуальная ориентация.

В традиционном обществе, в какой-нибудь средневековой деревне, трудящиеся массы подобных обормотов устраняют. И живут себе тихо-мирно, по заветам отцов и дедов. До первого неурожая, когда полдеревни умирает от голода. Или до эпидемии, когда все вымирают из-за отсутствия лекарств. В модернизирующемся обществе обормотам удается уцелеть, поскольку там возникают разные ниши, где можно укрыться от гнева честных традиционалистов. И вот вдруг оказывается, что это модернизирующееся общество перестает умирать с голоду даже в кризисной ситуации. И у него появляются сбережения, чтобы содержать отцов и лечить дедов, которые чтут традиции, но больше ничего уже не способны делать.

Как раз в то время, когда вышел на экраны фильм «Такси-блюз», наше общество начинало модернизацию. Рядом с нормальными советскими людьми появлялись всякие странные махинаторы, делающие деньги из ничего. Честные труженики присматривались к их действиям, хмурили лбы, напрягали извилины. Старались поначалу понять и принять их, как герой фильма Лунгина. Ведь постепенно даже простые люди осознавали, что без радикальных действий нам не избавиться от пустых прилавков, длинных очередей и низкого качества товаров.

Прошли реформы. Бизнес заполнил прилавки. Ввез из-за границы качественные продукты. Открыл столько ларьков и магазинов, что мы совсем забыли про очереди. Казалось бы, хэппи-энд? Нет, не тут-то было.

Бизнесмены стали раздражать народ своим образом жизни. Появилось две разных правды, сосуществующих друг с другом точь-в-точь, как в фильме Лунгина. Одна правда: мы делаем деньги, платим налоги, содержим страну и имеем право жить, как нам заблагорассудится. Другая: мы бы согласились терпеть их запредельное богатство, но не крикливую роскошь, не наглое воровство и не то откровенное презрение, которое они к нам испытывают.

Подобный конфликт таксистов с саксофонистами характеризует модернизацию любой страны. По большому счету, именно из-за него нормальное развитие вдруг прерывается революциями, затем возобновляется, но в какой-то момент порождает авторитарные и тоталитарные режимы. Таксисты с саксофонистами десятилетиями притираются друг к другу, учатся компромиссам и нормам хорошего тона, стремятся привыкнуть к тому, что разные образы жизни — это нормально, и что наше общее счастье зависит от того, умеем ли мы смотреть на мир не только своими глазами. Лишь пройдя через эту сложную и болезненную притирку, модернизирующееся общество становится, наконец, успешным.

Дмитрий Травин