Почему страна большевиков не заметила своего столетия

Главное в вековом юбилее захвата большевиками власти — то, что к нему никто не отнесся всерьез. Разве что несколько сотен людей, которые повелись на болтовню провокатора Мальцева, из безопасного места призывавшего к беспорядкам. Зато охранители получили возможность поиграть мускулами и показать всем, кто попался под руку (причем чаще случайно), что 2017-й ни капли не похож на 1917-й. Вот такое у нас главное юбилейное мероприятие.

А ведь первоначально задумывался фарс гораздо большего масштаба. С помпезными казенными сожалениями о происшедшем, с умильным примирением красных и белых, с назидательными рассуждениями о том, что повторение грехов революционного прошлого под сенью нынешнего режима невозможно по определению.

От всех этих заманчивых вещей пришлось, преодолев колебания, отказаться. Путин всегда старается избежать заведомо безвыигрышных ситуаций. Видимо, было понято, что его подданным не понравятся рассуждения о том, что дореволюционный режим был раем для простонародья и временем господства хороших людей и верных идей, а боровшиеся за него белые идеально пригодны для того, чтобы сегодняшние россияне захотели себя с ними отождествлять.

Только РПЦ еще с начала нынешнего года, с юбилея Февраля, с суровой прямотой обличала народ, поддавшийся революционному греху и соблазну в 1917-м. О собственной ответственности за симфонию со старым режимом в любых его деяниях, а равно и о том, что православное духовенство быстро приспособилось к постфевральским раскладам и лояльно сотрудничало с Временным правительством, речи, понятно, не было. Зато когда дело дошло до октябрьского юбилея — годовщины победы подлинных ненавистников всех религий и их служителей, — градус церковных обличений как-то снизился. Сработал системный инстинкт. А наша система, со всем своим архаизмом и реставрационизмом, решила на этот раз не противопоставлять себя народу.

Незадолго до юбилея околовластный Фонд «Общественное мнение» провел серию опросов, задачей которых было действительно выяснить мнение людей. И тут же оказалось, что массы посредственно знают историю, но совершенно определенно воспринимают себя как потомков красных и тех, кто к ним примкнул. А главное — не жалеют об этом.

Только когда наших граждан спрашивают, кем были их предки до революции, начинаются выдумки. Всего 45% опрошенных признаются, что среди их предков были крестьяне, и 7% — что наемные рабочие. Зато почти 30% возводят себя к привилегированным слоям — чиновникам, офицерам, купцам, священнослужителям, специалистам с высшим образованием и т. п.

Но это невинное притворство сразу забывается, как только вопросы ставят иначе — спрашивают, за кого стояли их предки в Гражданскую войну, и за кого воевали бы они сами, если бы жили в 1917-м.

По словам опрошенных, их предки в соотношении десять к одному были за красных — 40% против 4%. Еще 6% респондентов сообщают, что кто-то из предков был за одних, а кто-то за других. По мнению респондентов, за красных стояло не только подавляющее большинство их предков-рабочих и предков-крестьян, но даже и большинство предков-дворян (по их словам, за красными якобы шел 31% из них, за белыми — 15%, а 18% — кто за теми, кто за другими). Не спрашивайте, правдоподобно это или нет. Это ведь сведения не столько о том, что действительно было в прошлом, сколько о том, как это прошлое люди видят сегодня.

И в ответ на предложение опросной службы поиграть в белых и красных относительное большинство опрошенных (32%) сообщили, что в 1917-м видят себя красными, и явное меньшинство (7%) — что белыми. Причем стать красными готовы даже большинство тех, кто воображает себя потомками дворян.

Да, к Николаю II относятся не хуже, чем к Ленину (у обоих больше 50% положительных оценок). Но это симпатии к медиа-персонажу, а вовсе не к его режиму. Тех, кто считает, что Октябрьская революция принесла скорее пользу или хотя бы поровну пользы с вредом — 54%, а тех, кто видит в ней больше вреда или один только вред — 20%. Тех, кто знает, что их предки пострадали от последствий революции, совсем не мало (24%), но на первом месте среди их бед называют раскулачивание и изъятие собственности, а на втором — ссылки и расстрелы, то есть, видимо, деяния в большей степени сталинского, чем ленинского режима.

Нравится это кому-то или нет, но сегодняшняя Россия — страна потомков большевиков и тех, кто к ним так или иначе приспособился. Мириться некому: наши сегодняшние антибольшевики, включая самозванных и даже подлинных потомков дворян, тоже в подавляющем большинстве происходят от партийных и беспартийных большевиков. Как видим, массы не отрекаются от своего «красного» прошлого и обнаруживают иммунитет к казенной пропаганде царизма и контрреволюции. Примерно такой же опрос, проведенный ФОМом пять лет назад, еще до пика реставрационистской истерии, обнаружил такие же, как и сейчас, расклады мнений.

Ничего удивительного, что наш режим игнорирует этот факт. Игнорировать факты — его специализация. Но даже ему хватило ума промолчать хотя бы 7 ноября. Менее понятно, когда о 1917-м почти в тех же выражениях, что и начальство, говорят интеллектуалы, включая оппозиционных. Если им так мил Столыпин, то почему же не нравятся сегодняшний фейковый парламент, попытка отстоять привилегии верхушки, преподносимая как прогрессивные реформы, и пропагандистское лицемерие, выдающее себя за передовитость? Не хотят видеть сходства? Опять же, интересно — почему.

Разумеется, годовщина Октябрьского переворота никогда не станет днем всенародного ликования, как День взятия Бастилии. Хотя и не каждый согласится, что захват Бастилии, в которой уже не было политзаключенных, и последующее линчевание ее защитников симпатичнее, чем штурм Зимнего дворца.

Просто представьте себе, что Робеспьер не был бы свергнут после недолгой своей диктатуры, а наоборот — перебил бы, как и собирался, всех коллег-революционеров, после чего самодержавно правил бы тридцать лет, дал режиму свое имя и передал бразды отобранному им самим наследнику. Были бы тогда сегодня годовщины ранних эпизодов французской революции такими же народными праздниками? Сомневаюсь.

Вот и эпизоды нашего 1917-го никогда не будут вызывать ликования. Но раздумья — должны бы. Раздумья людей, не пытающихся забыть, что почти поголовно происходят от большевиков, от их помощников или от их ближайших наследников. И осознающих, что на них лежит обязанность понять причины, которые сделали старый режим обреченным, а новый — не просто тоталитарным, но и способным превратиться после своего кажущегося падения в тоталитаризм light, бездарно стилизованный под старину.

Когда-нибудь это будет. Но не знаю, скоро ли. Как превратить крепко сколоченную большевистскую страну в свободную, было и остается загадкой.

Сергей Шелин