Четыре Чечни за четверть века

На днях Рамзан Кадыров сказал, что «Чечня защитила Россию от международного терроризма и спасла миллионы жизней». По всей видимости, на территории Северного Кавказа должна была начаться Третья мировая война, однако чеченцы ее предотвратили. Верится в этот тезис с трудом. Но с кем же на самом деле воевали кадыровцы? Почему Рамзан произнес столь пафосную фразу? И против кого он борется сейчас? Разобраться во всех этих вопросах можно, только если понять, что на территории Чечни за последние четверть века сменилось несколько принципиально различных по своей сути государств.

Чечня 1.0 начала формироваться в 1991 году, органично включившись в процесс формирования других независимых государств на территории распадающегося Советского Союза. Ни исламизма, ни терроризма тогда там еще не было. Ислам был, естественно, но без надрыва, без агрессии, без глобальных геополитических идей. Скорее, он представлял собой одну из форм обретения идентичности советскими чеченцами, которых долгое время учили (как и всех нас), что в СССР сложилась якобы новая историческая общность — советский народ.

Возглавлял этот процесс совершенно светский по манерам и совершенно советский по духу генерал Джохар Дудаев. Окружение его было соответствующим. На вопрос, верите ли вы в Бога, начальник штаба дудаевской армии полковник Аслан Масхадов честно отвечал, что он верит в артиллерию. И действительно, для молодой чеченской республики количество стволов тогда было намного важнее количества мечетей. Про силу религиозных идей сепаратисты не думали.

Образцом для себя дудаевцы считали, по всей видимости, авторитарные восточные режимы, каких много появилось в ХХ веке после распада колониальной системы. Некоторые из них выживали, поскольку производили дешевый товар на экспорт. Некоторые торговали нефтью и тоже неплохо жили после скачка цен на энергоносители, случившегося в 1970-е годы. В общем, Чечня надеялась вписаться в мировую экономику, не меняя при этом радикально образ жизни людей, все более ориентировавшихся на западные потребительские ценности.

Дудаев, возможно, сейчас был бы уже генералиссимусом. Вокруг него крутились бы многочисленные генералы. В каждой зарубежной стране открыли бы по посольству, в крупных городах — по консульству. Там паслись бы генеральские детишки, изучая иностранные языки и готовясь перекочевать на Запад. В общем, получилась бы стандартная автократия, про которую у нас даже редко писали бы в газетах. Как редко пишут сейчас про Туркменистан или Азербайджан.

Чечня 1.0 провалилась по трем причинам.

Во-первых, Россия не отпустила Чечню, что создало на Кавказе перманентную военную ситуацию. Дудаев с Масхадовым погибли, а вместе с ними погибла значительная часть той светской чеченской элиты, которая училась в советских вузах и проникалась в 1970-е гг. потребительскими ценностями.

Во-вторых, успешное экономическое развитие таких государств предполагает иностранные инвестиции, которые, как правило, приходят из бывших метрополий. Однако России самой-то капиталов не хватает. А главное — в раздираемую войной автократию с незащищенной собственностью и смутными перспективами нормальный инвестор ни за что не пойдет.

В-третьих, гибель автократов в таких странах всегда вызывает конфликт между группировками, создающий нестабильность. Старые элиты слабеют. Наверх прорываются нувориши с новыми идеями, новыми верованиями, новыми амбициями и новыми средствами добычи денег для безбедного существования.

В итоге вместо Чечни 1.0 при Масхадове на свет появилась Чечня 2.0, представлявшая не столько постколониальное государство с автократией и претензиями на вхождение в мировое капиталистическое хозяйство, сколько государство пиратское. Чечня теперь предполагала жить не производством, а набегами. Примерно так в свое время — берберийские пираты в Средиземноморье и Крымское ханство на суше.

Основой пиратской экономики является не вхождение в мировое хозяйство, а существование рядом с ним, позволяющее отщипывать по кусочку у богатых соседей так, чтобы их экономика не разрушалась и кормиться с нее можно было бы долго. Политический режим подобного государства не предполагает жесткой автократии, если грабежи организуют отдельные командиры. Тот, кто может сам организовать набег, не нуждается в государстве и не хочет с ним делиться.

Масхадов после гибели Дудаева не мог справиться с бандами, представлявшими собой самостоятельные формирования. Он вынужден был вступать с ними в соглашения, все более ослабляя государство, и, в конечном счете, потерял его целиком. Можно даже сказать, что пиратская республика так и не сформировалась толком. Она находилась в стадии становления, но не успела стать по-настоящему значимым фактором жизни на Северном Кавказе.

Чечня 3.0 тоже не сформировалась. Скорее, она осталась как проект в головах российских силовиков, полагавших, будто они смогут задавить Чечню и сделать ее обычным субъектом Федерации, встроенным во властную вертикаль. В ходе второй чеченской войны выяснилось, что, как и во время первой, армия крупного государства может долго метелить отдельные бандформирования, но не может установить такой режим, который превращал бы зону контртеррористической операции в регион, где можно не только воевать, но и жить.

Путин примерно к 2002 году понял, что необходима чеченизация конфликта и сделал ставку не столько на армию, сколько на муфтия Ахмата Кадырова, который готов был опереться на Москву ради достижения главной цели: построения теократии на том месте, где провалились как светская автократия, так и пиратская республика. Сам Ахмат-хаджи не дожил до «светлого часа», но его сын Рамзан в полной мере добился реализации отцовского плана.

Чечня 4.0 по сути является теократией, в которой исламизация общества стала важнейшим фактором существования. Но теократией не проживешь. Народ Господь еще может кормить манной небесной, но мерседесов для элиты обычно не предоставляет. Поэтому Чечня 4.0 стремится получать от Москвы на законных основаниях то, что Чечня 2.0 пыталась взять силой. Кремль такой подход вполне устраивает, поэтому отношения России с Чечней организованы по феодальному принципу. Путин является для Рамзана сеньором, предоставляющим, как принято при феодализме, всю власть в регионе вассалу в обмен на лояльность и военную поддержку в случае необходимости.

Кадыров победил не международный терроризм, а пиратское государство, которое было предшественником его режима. И с тех пор он считает законным получение Чечней от России соответствующего финансового вознаграждения. Однако на деньги тощего российского бюджета претендуют сегодня еще многие группировки, окружающие Кремль. Причем, чем хуже положение дел в экономике, тем больше конфликтуют друг с другом структуры, желающие освоить финансирование.

Если Чечня является рядовым субъектом Российской Федерации, то она должна затягивать пояса вместе с другими. Но если Чечня спасла миллионы жизней от международного терроризма, то должна идти в бюджете отдельной строкой. Кремль, похоже, история Кавказа по Кадырову вполне устраивает, хотя никакого отношения к реальной действительности она не имеет. Только устроит ли эта история российских силовиков, не меньше Кадырова нуждающихся в деньгах и хорошо помнящих, как им не удалось соорудить Чечню 3.0?

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге