Posted 27 февраля 2015, 16:47
Published 27 февраля 2015, 16:47
Modified 31 марта, 09:12
Updated 31 марта, 09:12
После марша движения «Антимайдан», проведенного в Москве 21 февраля, стала ясна тактика, которую на данный момент (подчеркнем это) избрал Кремль в отношении российской оппозиции. В чем она состоит стало ясно из слов одного из главных организаторов этого марша Николая Старикова. В интервью одному из центральных телеканалов прямо во время шествия Стариков заявил, что «антимайдановцы» не против митингов оппозиции. Пусть, сказал он, оппозиционеры выходят на свои митинги, но строго в то время и в том месте, которое им будет указанно властью, а после их окончания, организованно расходятся по домам. И чтоб никаких палаток на площадях.
То есть, коридор для оппозиции очерчен достаточно четко. Коридор узкий, с жесткими границами, что-то вроде вольера. Но пока пространство, хоть и малое есть. Почему его не отбирают совсем? Думаю, причин тут несколько. Первая состоит в том, что Кремль действительно боится гражданской войны. Элита много лет объясняла народу, что гражданская война - это плохо и страшно. Политическая среда, из которой она во многом вышла — демократы первой волны — страшно боялась этого.
Второй момент чисто практический. В ситуации реальной войны, которая идет на Украине, внутренний фронт, который может открыться в самом центре государства в случае, если оно решится всерьез применить силу против своих граждан, никому не нужен.
По нынешним настроениям в обществе очевидно, что если бы был дан сигнал, то оппозиции с удовольствием устроили бы «ночь длинных ножей». Но такой отмашки пока никто не дает. Более того, периодически власть наиболее ретивых мягко одергивает. Так во время пресс-конференции Владимира Путина весной 2014 года военный обозреватель Виктор Баранец начал метать громы и молнии в адрес тех, кто вышел в Москве на первый «Марш мира» против войны в Украине, но президент в достаточно примирительном тоне дал понять, что разные мнения на украинские события - дело нормальное.
Напомним, что первые демонстрации протеста в конце 2011 - начале 2012 годов всерьез встревожили российскую власть. Однако затем она убедилась, что акции эти не особенно и страшны. Больше того, в чем-то даже полезны. Во-первых, открыто действующей оппозицией, при должной работе пропагандистской машины, удобно пугать обывателя. Во-вторых, открытую оппозицию легче контролировать, чем ту, которая ушла в подполье. В-третьих, ее можно показывать недоброжелателям на Западе: видите, у нас свобода, оппозиция свободно выходит на улицу!
Что это дает самой оппозиции? И плюсы, и минусы. Плюс (на самом деле, единственный) состоит в том, что формально в России пока продолжает действовать какой-то минимум демократических прав и свобод. Большой минус, который перевешивает этот плюс, состоит в том, что этот демонстрируемый миру демократический минимум играет против настоящей демократии и свободы в целом, поскольку у него сугубо имитационное и пропагандистское назначение. То есть, это не сама демократия, а ее имитация, предназначенная на экспорт. В этом главная задача такой «свободы».
О чем, собственно, речь? В одном из последних номеров «Новой газеты» Александр Панов в статье, посвященной американским лоббистам нынешнего российского режима, приводит слова конгрессмена-республиканца Дана Рорабахера, который вместе со своим коллегой Стивом Кингом и актером Стивеном Сигалом в 2013 году побывал в России. Уже после присоединения Крыма Рорабахер на слушаниях в Конгрессе заявил: «Мои коллеги не знают, какие значительные реформы прошли в России. Церкви там переполнены. Оппозиционные газеты продаются в любом газетном киоске. Люди могут проводить демонстрации в парках... Есть много людей, абсолютно свободно выходящих на демонстрации».
Конечно, не все из перечисленных аргументов Рорабахера, между прочим, бывшего спичрайтера главного антикоммуниста западного мира - президента США Рональда Рейгана, убедительны даже с точки зрения формальной логики. «Переполненные» церкви могут восхищать разве что крайнего консерватора, каковым, по всей видимости, и является конгрессмен, но они отнюдь не свидетельство политической свободы. В Иране мечети тоже переполнены. Означает ли это, что США считают эту страну образцом свободы и демократии?
Оппозиционные газеты, продающиеся в каждом киоске? Их тираж просто несопоставим с численностью населения, да и по своему влиянию ни они, ни даже имеющий куда более массовую аудиторию Интернет, не в силах конкурировать с подконтрольным власти телевидением.
Так что и оппозиционные СМИ, и демонстрации, и правозащитные организации — все это вещи крайне необходимые не только российскому обществу, но и государству. С одной стороны, они выполняют функции клапанов для сброса усиливающегося общественного недовольства. С другой стороны, наличием этих маленьких островков свободы можно колоть глаза западным оппонентам, упрекающим Россию в авторитаризме.
Эти маленькие и, по сути, совершенно безвредные (а на деле, как было показано, даже очень полезные) островки имитационной демократии сегодня играют роль экспортной витрины, которой можно даже гордиться, как некогда ракетами и балетом. Ведь, скажем прямо - уничтожение открытой оппозиции выбило бы из рук промосковских лоббистов на Западе последние козыри.
Беспрецедентна ли такая тактика? Отнюдь. Во многих странах подобное когда-то уже было. Напомню лишь два примера из 40-х годов XX века. Эпизод первый. Уже после захвата нацистами Франции, в оккупированном Париже состоялась демонстрация студентов, протестовавших против немецкого вторжения. Акция была разрешена новыми властями. Студенты помитинговали и организованно разошлись. Никого не арестовали.
Эпизод второй. В разгар Второй мировой войны, когда в захваченной части Европы уже вовсю действовали нацистские расовые законы, в Берлине прошла акция протеста немецких женщин, чьи мужья-евреи были отправлены в концлагеря. И тоже — ничего. Акция была разрешенной. Никого не посадили (но и не выпустили). Зато недовольные выпустили пар.
Все сказанное, безусловно, не означает, что тем, кто не приемлет власть и то, что она делает, надо оставаться пассивными. Ведь никто не знает, когда и какая искра может превратиться в пламень.
Александр Желенин
Перейти на страницу автора