Иран России больше не союзник

Россия вовсе не является союзником Ирана и всерьез озабочена безопасностью Израиля —эти слова заместителя главы МИД России Сергея Рябкова, которые он произнес в интервью CNN, в последние дни широко цитирует израильская пресса.

На прямой вопрос, можно ли считать Иран союзником России, высокопоставленный дипломат ответил так: «Я бы не стал называть это союзническими отношениями, мы всего лишь сотрудничаем в Сирии». Учитывая, что интервью Рябкова было опубликовано почти сразу после ударов ВВС Израиля по иранским объектам в Сирии и по военной инфраструктуре правительственных сил этой страны (в результате чего был уничтожен российский комплекс ПВО ближнего действия «Панцирь»), а также после резкого заявления главы комиссии парламента Ирана по иностранным делам и обороне Хашматулы Фалахата Пише, который сказал, что Россия выключила свои С-300 во время этого израильского удара, можно сделать предположение, что в Москве задумались о развороте своей политики на Ближнем Востоке.

С другой стороны, этого заявления Рябкова нет на официальном сайте МИД РФ. Его можно найти только на сайте CNN, откуда они были растиражированы израильскими журналистами. Однако и опровержения слов Рябкова официальными лицами РФ тоже нет.

Напомним, что поддержка режима сирийского президента Башара Асада — это, по сути, главное, что объединяло Москву и Тегеран в этой стране. Различие их позиций состояло лишь в отношении к Израилю, с которым у России существуют развитые дипломатические, политические и экономические отношения, в то время как Иран отказывает еврейскому государству в праве на существование и открыто призывает к его уничтожению.

До недавнего времени эти различия не мешали тесному сотрудничеству Москвы и Тегерана (в том числе и военному). Российские СМИ старательно создавали иллюзию якобы сложившегося на Ближнем Востоке мощного антизападного блока России, Ирана и Турции, противостоящего там коалиции во главе с США. И вот теперь появились признаки того, что такая конфигурация сил в регионе может измениться.

О том, так ли это на самом деле, обозреватель «Росбалта» поговорил с главным научным сотрудником Института Европы РАН, экспертом по Ближнему Востоку и США Александром Шумилиным.

— Как вы оцениваете заявление Сергея Рябкова о том, что Иран России не союзник, а Москва всерьез озабочена безопасностью Израиля? Можно ли в связи с этим говорить о серьезном повороте российской политики на Ближнем Востоке?

— Я бы сказал, что это существенное уточнение, время для которого назрело. Рябков сказал, что Иран не союзник Москвы в широком смысле этого слова, а партнер России по каким-то вопросам «на земле» в Сирии. Слово «союзник» предполагает большее совпадение интересов. Однако тут важно, что еще два-три года назад Рябков такого бы не сказал. Расхождения между «интересами России» (как их понимают те, кто принимают решения в Москве) и интересами Ирана в Сирии начали проявляться как раз примерно года два назад.

— В чем это выражалось?

— Изначально — в желании РФ все время балансировать в регионе между основными игроками. Москва стремилась добиваться военных побед, конвертируя их в политический процесс, в ходе которого ее вес возрастал. Заявлялся выход на политические решения в рамках существующих международных согласований, в частности, в рамках резолюций ООН и Женевского коммюнике 2012 года, которое в РФ до сих пор не отвергают. Так же, как не отвергают и идею политического урегулирования в Сирии под эгидой Организации Объединенных Наций.

Хотя в 2017—2018 году и начался Астанинский процесс, которые многие воспринимали, как подмену Женевского процесса, официально (у нас) Астана считается не подменой, а предтечей Женевы. Москва также соглашалась на политический транзит в Сирии.

— Что имелось в виду под этим транзитом?

— То, что на определенное время Асад остается в каком-то качестве в этой стране. То есть речь шла о готовности России к сирийскому урегулированию и без Асада. «Как решит сирийский народ», — такая использовалась формула. Все это фундаментально противоречило базовым интересам Ирана, который, как хорошо известно, вложился в Сирию, в укрепление там фигуры Асада всеми доступными средствами, — военными, финансовыми.

Асад был и остается для Тегерана фигурой незаменимой и несменяемой. Политический процесс в Сирии, в понимании Ирана, это процесс оформления военных побед в пользу Асада и, соответственно, в пользу Исламской республики. Эта линия Ирана нисколько не изменилась. И когда на новом витке сирийского конфликта к нему активно подключился Израиль, проблема присутствия Тегерана в Сирии стала обостряться. Эту проблему могла бы смягчить Москва, но она натолкнулась на жесткое неприятие такого подхода со стороны Ирана.

Позиция Исламской республики состоит в том, что она не собирается отступать и сокращать свое присутствие в Сирии. Иранская стратегия в этой стране остается прежней — расширение своего присутствия, в том числе и для борьбы с Израилем, укрепление позиций Асада.

— Но разве Асад не остается для Кремля такой же безальтернативной фигурой, как и для Тегерана?

— Нет, не остается. Хотя на разных этапах он для нас такой фигурой был. До 2013 года, когда сирийские власти применили химическое оружие в Восточной Гуте, уничтожив там несколько тысяч человек, позиция РФ была даже сформулирована несколько иначе. Не «слава Асаду — законному президенту», а «поиск урегулирования», в котором Россия выступала в качестве посредника, делающего ставку на Асада.

Но поведение тогдашнего президента США Барака Обамы показало, что ставка на этого сирийского лидера оказалась продуктивной. Американский президент подогнал тогда к Сирии военный флот, который должен был нанести удары по силам Асада. Но Путин убедил Обаму, находившегося в тот момент в Санкт-Петербурге на экономическом форуме, не делать этого, а заставить сирийского лидера пойти на химическое разоружение, тем самым решив вопрос без военного вмешательства.

Обама согласился и получил за это все, что получил — сохранение режима Асада, продолжения гражданской войны в Сирии и разрастание «Исламского государства» (террористическая организация, запрещенная на территории России).

Тогда Асад действительно был полезным и незаменимым для России. Но впоследствии он все больше становился заложником Ирана. Иранские инструкторы очень плотно работали «на земле» с асадовскими войсками, беря их под контроль. Таким образом, Асад и Иран все больше становились неразлучны, что вынудило Израиль начать военные операции в Сирии формально против Ирана, но, в том числе, и против Асада.

— Но Москва ведь не отменила формулу «Асад — законный президент Сирии»?

— Это только на словах, потому что линия, которой формально придерживается сейчас Кремль — на поиск политического урегулирования и политического транзита — предполагает, что судьба Асада, как минимум, будет под вопросом.

— Тегеран с этим не согласен?

— Для него в этом вопросе нет простора для компромисса. Для него здесь все очень жестко. Иранский Корпус стражей исламской революции (КСИР) и подконтрольные Тегерану другие силы — «Хезболла», шиитское ополчение, захватывают все больше территорий и начинают диктовать Асаду определенные действия. Например, подталкивают его к наступлению на провинцию Идлиб, где сейчас сосредоточена вся антиасадовская оппозиция, преимущественно ориентированная на Турцию.

Но, напомню, что перемирие вокруг Идлиба, предотвращение там боевых действий — это компромисс между Путиным и турецким президентом Реджепом Эрдоганом, что само по себе вызывает возмущение Тегерана. Однако перспективы балансирования Путина между Ираном и Израилем, наносящим удары по позициям иранцев в Сирии — совсем не радужные.

Долго балансировать в этом положении нельзя — каждый удар Израиля по позициям Тегерана вызывает гнев в иранском лагере на всех уровнях. Там везде ставятся вопросы: «А что же Россия? Почему она не отвечает? А как же поставленные в Сирию С-300? Почему они не предотвратили налет израильской авиации 23 января?»…

Иранские власти сегодня, по их терминологии, хотят «освободить северо-восток Сирии», а это кровопролитная война с курдами, которую в Тегеране хотят начать с Идлиба. РФ пытается несколько смягчить позицию иранцев, потому что формально мы, вроде как, и не против наступления на нефтяные месторождения Дейр-эз-Зора, но не так, чтобы прямо столкнуться там с американцами.

У России, в отличие от Ирана, руки там связаны. Она не может действовать так, чтобы спровоцировать ответные серьезные действия со стороны коалиции во главе с США, она не может предотвращать налеты авиации Израиля, потому что таким образом противопоставит себя этой стране, за которой стоит тот же Вашингтон. Потому что это уже очень серьезно. Поэтому Москве приходится маневрировать, а действия Ирана тем временем превращаются в фактор, все менее устраивающий РФ в сирийском конфликте.

— Приведет ли изменение позиции России по Ирану к ее сближению с Соединенными Штатами?

— В перспективе, да. Но здесь надо аккуратней выражаться. Скорее, это находится в русле попыток избежать столкновения с США, что предполагает определенное взаимопонимание и координацию действий. Любые дополнительные движения в Сирии в военном отношении чреваты столкновениями с Америкой. А такие столкновения с американцами год назад в том же Дейр-эз-Зоре, когда погибли 300-400 «вагнеровцев», уже были, и повторение этого никому не нужно. Но Иран двигается в Сирии вперед как танк, тем самым подставляя Россию там на каждом шагу, например, размещая все новые силы. А РФ портить отношения с Израилем из-за Ирана не собирается.

— То есть, получается, что потихоньку в Сирии против Ирана начинает складываться новая очень разношерстная коалиция?..

— Она уже сложилась. На одной стороне Иран и Асад, а на другой — все остальные.

Беседовал Александр Желенин