Posted 18 мая 2017, 14:51
Published 18 мая 2017, 14:51
Modified 30 марта, 23:16
Updated 30 марта, 23:16
На этой неделе в КНР завершился внешне весьма представительный форум, посвященный обсуждению глобального китайского транспортного проекта «Один пояс — один путь» (новый «Шелковый путь»). В его работе приняли участие лидеры 30 государств. На форуме, как и положено в таких случаях, прозвучало довольно много громких слов и заявлений. В частности, о том, что руководителей Китая и России Си Цзиньпина и Владимира Путина более чем устраивает подход, не предполагающий никакого вмешательства во внутренние (да и международные) дела друг друга — только экономика.
«Мы не экспортируем социальный строй и модель развития, и не навязываем их в ходе строительства «Одного пояса и одного пути», — заявил председатель Си. »…следует, прежде всего, отказаться от воинственной риторики, взаимных обвинений и упреков, которые лишь усугубляют ситуацию», — вторил ему Путин. Однако, несмотря на внешнее единство взглядов китайского и российского лидеров, по окончании саммита остались вопросы, на которые пока нет ответов.
О том, насколько стыкуются между собой проводимый под эгидой Китая проект нового «Шелкового пути» и российская концепция экономической интеграции на постсоветском пространстве в рамках Евразийского экономического союза (ЕАЭС), в интервью «Росбалту» рассказал руководитель Школы востоковедения ВШЭ Алексей Маслов.
— Что можно назвать главным итогом визита Путина в Китай?
— Самое главное, что Путин озвучил российскую позицию по проекту «Один пояс — один путь». И она, на мой взгляд, не совсем совпадает с тем, что продвигает Пекин. КНР подразумевает объединение стран под эгидой китайского проекта таким образом, что разные государства участвуют в проекте, который во многом финансируется Китаем, определяющим и его параметры. Путин предлагает более гибкую и сложную конструкцию сотрудничества между уже существующими блоками государств. Прежде всего, это ЕАЭС, ШОС, БРИКС, АСЕАН и теперь еще и «Один пояс — один путь». Таким образом это уже не совсем китайский проект, а особое взаимодействие между блоками.
Второй момент состоит в том, что Путин после Си Цзиньпина был вторым, а из числа гостей — первым лидером этой конференции. Россия стала крупнейшей страной, которая своим присутствием оказала поддержку Китаю. Для Пекина это было крайне важно, учитывая некоторую критику этого проекта, причем не только со стороны США и Европы, но и Индии, которая в известной степени против него, поскольку его центральная часть пролегает вдоль Пакистана. Так что поддержка России здесь была очень важна для Китая.
— При этом Индия ведь вообще проигнорировала этот форум…
— Да. И то, что Путин стоял рядом с Си Цзиньпином, показывало, что Россия оказала КНР имиджевую поддержку.
— А за что критикуют новый «Шелковый путь» в Европе и США?
— Во-первых, критика состоит в том, что проект, который должен быть международным, целиком направляется одной страной — Китаем. И если другие страны хотят выдвинуть свое видение или внести свои коррективы, то нет никакого механизма учета их мнения. Во-вторых, им не нравится неясность параметров проекта. Например, с одной стороны, КНР готова финансировать развитие инфраструктуры, строить железные дороги — это чисто экономическая, инвестиционная сторона вопроса. Но почему-то одновременно в Китае все время упоминают о широкой международной интеграции. Эти два тезиса не очень связаны.
Если мы говорим о том, что сейчас есть, то, по большому счету, это исключительно китайский проект, который будет осуществляться на территории других стран. В этом случае странам, которые нуждаются в прямых инвестициях — в Центральной и Юго-Восточной Азии — это выгодно. А вот большие игроки, вроде России или ЕС, не очень понимают, зачем им участвовать в китайском проекте, когда можно заключать договоры об инвестициях напрямую.
— А что России дает новый «Шелковый путь»?
— Начнем с политической составляющей. Безусловно, это укрепляет позиции Российской Федерации в качестве геостратегического участника международной жизни. Потому что Москве важно показать, и это был один из основных тезисов российского президента, что мы нуждаемся в новом характере международных отношений. Россия тоже не стала это определять (в конце концов, это не российская инициатива), но РФ готова выступать здесь вместе с Китаем теми игроками, которые меняют правила игры, и это укрепляет позиции Москвы. Кроме того, это повышает нашу конкурентоспособность в переговорах с США и ЕС.
Еще один момент состоит в том, что теоретически это открывает нам возможность для расширенного инвестиционного сотрудничества. По итогам этих переговоров был создан, фонд развития Дальнего Востока (правда, небольшой). Наконец, для России это была сама по себе очень важная площадка для озвучивания своих позиций.
— Стыкуется ли китайский проект с ЕАЭС?
— Надо начать с того, что между ними есть реальные противоречия, потому что ряд стран, состоящих в ЕАЭС, одновременно участвуют и в проекте «Один пояс — один путь». Это, на мой взгляд, противоречие очевидное. Второй момент состоит в том, что РФ предлагает совместно использовать транспортные магистрали не только для перевозки китайских товаров в Европу по территориям стран, входящих в ЕАЭС, но и для поставок товаров из ЕАЭС в Китай.
— А китайцы согласны?
— Китайцы пока на это не реагируют. Это одна из проблем — китайцы не то чтобы не поддерживают эти предложения, а просто не слышат их.
— Чем «Один пояс» привлекает Белоруссию, президент которой Александр Лукашенко пытается наладить прямые отношения с Китаем? Не получится ли, что отдельные страны ЕАЭС будут участвовать в этом проекте с Китаем не блоком, а напрямую?
— Это уже происходит. Расширенные контакты Белоруссии с КНР начались еще в 2013-14 годах. Китай в Белоруссии уже выступает инвестором серьезных международных проектов. Так что и это противоречие — очевидное. Но пока интересы России и Китая в Белоруссии не пересекаются. Москва — энергетический партнер Минска. Нам просто надо помнить, что РФ не может являться его эксклюзивным партнером, и у стран, подобных Белоруссии, здесь есть довольно широкий выбор.
Беседовал Александр Желенин