Posted 31 августа 2009, 16:47
Published 31 августа 2009, 16:47
Modified 1 апреля, 16:49
Updated 1 апреля, 16:49
С визитом Владимира Путина в Польшу, который начинается 1 сентября, общественность обоих государств связывает большие надежды. Премьер-министр России примет участие в мероприятиях, посвященных 70-летию начала второй Мировой войны. Накануне визита (это второе его посещение Польши, первый раз он побывал здесь в ранге президента) Путин дал пространное интервью исторической направленности польскому изданию Gazeta Wyborcza.
Одно из важных мест в интервью занимает так называемое «катынское дело». В 1940 году сотрудниками НКВД без суда и следствия под Смоленском были расстреляны свыше 20 тысяч польских военнопленных. «Народу России, судьбу которого исковеркал тоталитарный режим, так же хорошо понятны обостренные чувства поляков, связанные с Катынью, где покоятся тысячи польских военнослужащих», – пишет Путин. При этом он проводит параллели между Катынью и расстрелами красноармейцев, попавших в плен к полякам во время гражданской войны 1920 года. Он также призвал, чтобы обе эти расстрельные трагедии – с польскими военнослужащими и с российскими красноармейцами - стали символом «общей скорби и общего прощения».
Известно, что только в 1990 году Михаил Горбачев передал Войцеху Ярузельскому копии документов, из которых следовало, что не нацисты убили поляков, а НКВД. Решение политбюро ВКП (б) о расстреле поляков было подписано Сталиным, Ворошиловым, Молотовым и Микояном. В своей статье Владимир Путин упоминает также и второе место расстрела польских военнослужащих – Медное. Это деревня в Осташковском районе Тверской области.
Однако, как выясняется, Катынь и Медное – не единственные места, где НКВД расстреливало польских военнослужащих во время Второй мировой войны. Как стало известно из рассекреченных украинской Службой безопасности за несколько дней до поездки Владимира Путина в Польшу документов, третьим местом подобного преступления было село Пятихатки Харьковского района, давно известное на Западе под названием «Старобельский лагерь». Рассекреченные украинцами накануне 70-летия начала Второй мировой войны архивы НКВД о расстреле поляков обнародуются и обсуждаются в эти дни в отечественной и мировой печати.
О подробностях этого преступления мне рассказал бывший председатель КГБ УССР Николай Голушко, предоставивший также главу из своей пока еще не опубликованной книги мемуаров. «3 марта 1959 г., - пишет Николай Голушко, - председатель КГБ при Совете Министров СССР Шелепин направил первому секретарю ЦК КПСС Хрущеву совершенно секретную записку (она была написана от руки), подтверждавшую, что 14 552 пленных офицеров, жандармов и полицейских бывшей буржуазной Польши, а также 7 305 заключенных поляков, содержащихся в тюрьмах Западной Украины и Западной Белоруссии, были расстреляны в 1940 году на основании санкции политбюро ЦК ВКП (б) от 5 марта 1940 г. Шелепин предлагал уничтожить все учетные дела на расстрелянных лиц. Он делал вывод, что для советских органов эти дела не представляют ни оперативного интереса, ни исторической ценности, и вряд ли они могут представлять действительный интерес для наших польских друзей».
По свидетельствам главного (перед распадом СССР) украинского чекиста Николая Голушко, в марте 1990 года КГБ Украинской ССР стало заниматься (вместе с прокуратурой Харьковской области) выяснением обстоятельств, связанных обнаружением неизвестных захоронений. Тогда же оперативно-следственная группа провела частичную эксгумацию: в шестом квартале лесопарковой зоны Харькова были обнаружены останки около 200, по найденным документам и опознавательным знакам, польских офицеров. «Я обратился с запросом к руководству КГБ СССР, - говорит Голушко, - и получил ответ, что в архивах госбезопасности материалов, проливающих свет на эту проблему, не имеется». Как полагает бывший председатель КГБ УССР, «Крючков (председатель КГБ СССР в 1988-1991 годах – «Росбалт») не знал о прежних докладах, сделанных в ЦК КПСС Шелепиным». Однако, судя по многим уже открытым и рассекреченным документам из истории СССР на заре его становления, эта святая простота председателя могущественного КГБ СССР вызывает, по крайней мере, сомнения.
«Для нас, - пишет в неопубликованной книге мемуаров Голушко, - сомнения развеялись после того, как молодой сотрудник УКГБ по Харьковской области обнаружил в Москве в архивах конвойных войск НКВД списки репрессированных польских военнопленных Старобельского лагеря». Согласно конвойным нарядам, все военнопленные этапами - по 79 человек в вагоне - в апреле-мае 1940 года были направлены в распоряжение Харьковской области. Как оказалось, на начало 1940 г. в Старобельском лагере находилось 3 885 человек. Часть из них была вывезена в Москву, в их числе – начальник штаба кавалерийской бригады генерал Владислав Андерс, ставший командующим в 1942 году по решению Советского правительства Польской армии».
Из рассказа и неопубликованных воспоминаний Николая Голушко получается, что кремлевские чекисты свято блюли тайну преступления не только от собственного народа и мировой общественности, но даже и от своих коллег в Украине! Когда в адрес Голушко из УКГБ по Харьковской области поступили материалы расследования, он обратился с письмом на имя первого секретаря ЦК Компартии Украины Владимира Ивашко. И тот уже принял решение: «Довести до польского правительства, независимо от московских решений, обнаруженный в архиве список польских офицеров, этапированных из Старобельска в Харьковское НКВД».
Место захоронения польских военнопленных под Харьковом КГБ УССР совместно с ЦК Компартии Украины «предлагали объявить мемориальным кладбищем, установить там памятник». И дальше: «…Здание пансионата УКГБ по Харьковской области, которое располагалось недалеко от этой территории, намечалось превратить в музей памяти и скорби».
Списки репрессированных офицеров, говорит Голушко, он передал в генконсульство Польши в присутствии заместителя министра иностранных дел Украинской ССР и двух депутатов польского сейма, прибывших в Киев специально для этого события. Николаю Голушко не известно, советовался ли по этим вопросам с кем-то в Москве Ивашко или сам проявил такую политическую волю. Однако у меня в этом отношении нет никаких сомнений: не мог первый секретарь ЦК Компартии Украины и шагу ступить самостоятельно без разрешения Москвы.
Замечание бывшего шефа КГБ УССР насчет «здания пансионата УКГБ по Харьковской области, которое располагалось недалеко от этой территории», вызывает другие ассоциации, связанные с рассекреченными в эти дни СБУ Украины документами. Вот что, в частности, в них сказано: « …Управление Комитета Государственной безопасности при Совете Министров Украинской ССР по Харьковской области. Июня 1969 г. №10/9736. г. Харьков. Сов. секретно. Серия «К». (…) Председателю Комитета Госбезопасности при Совете Министров Украинской ССР генерал-полковнику тов. Никитченко В.Ф. (…) в течение 16-18 июня совместно с Заместителем председателя КГБ при СМ СССР генерал-лейтенантом Цвигуном С.К., а затем председателем КГБ СССР тов. Андроповым Ю.А. было принято решение о ликвидации спецобъекта путем применения химикатов – чешуйчатого технического едкого натрия. Ликвидация спецобъекта будет осуществлена под видом строительства специального объекта КГБ, в связи с чем УКГБ по Харьковской области возбудит ходатайство перед Харьковским облисполкомом о выделении земельного участка».
Под «спецобъектом для ликвидации» подразумевается именно место расстрела польских офицеров. Уж не на этом ли «земельном участке», где КГБ УССР по распоряжению КГБ СССР заливал растворителем кости поляков, заметая следы, и был возведен «пансионат УКГБ по Харьковской области»? И как чекистам отдыхалось на костях своих жертв?
Зачем Сталину понадобились смерти польских военнослужащих? Однозначного ответа на этот вопрос, видимо, нет. Но, по мнению бывшего председателя КГБ УССР Николая Голушко, высказанному в разговоре со мной, «Сталин, наверное, не забыл и хорошо помнил те годы, - как польские власти поступили со 120 тысячами военнопленных Красной Армии в годы гражданской войны». Возможно, полагает он, «расстрелы польских военнопленных были местью за гибель наших соотечественников в те далекие, но памятные для нас времена».
Алла Ярошинская