Имперские соборы Германии

В своем германском цикле я уже отмечал, что города имеют собственный цвет – краснокирпичная Ганза, белый фахверковый Гослар, мрачный коричневый Нюрнберг. Страна велика, и ее земли столь разнообразны, что их индивидуальность проявляется даже в камне, из которого сложены стены домов, соборов и крепостей. Перебравшись в рейнскую Германию, мы обнаружим, что она розовая.

Точнее, мы можем обнаружить это при соответствующем сочетании камня и света. Камень, из которого сложены романские соборы южного Рейна, начинает играть в соответствующем освещении. Днем он будет, пожалуй, каким-то блеклым, ночью – излишне темным, теряющим свою индивидуальность и превращающимся в коричневый нюрнбергский массив. Лишь вечером, в лучах заходящего солнца или же в свете подкрашивающих его фонарей, розовый рейнский камень становится вдруг самим собой.

Франкфуртская башня

Лучше всего ощутить это можно, наверное, перед собором во Франкфурте. Или, точнее, перед церковью Св. Варфоломея, которую не совсем справедливо принято называть одним из имперских соборов. Дело в том, что она играла особую роль в судьбе старого германского рейха. Именно в ней, в скромной капелле, расположившейся справа от главного алтаря, курфюрсты обычно избирали императора. Сегодня в нее можно пройти через небольшую дверь, миновав трагическую каменную композицию XV века, изображающую положение во гроб. Капелла обычно пуста, и на какой-то миг там можно представить себе, как семь вершителей судеб империи – король Богемии, герцог саксонский, пфальцграф рейнский, маркграф бранденбургский, а также архиепископы Майнца, Кельна и Трира, принимают решение о том, кто станет править рейхом.

Впрочем, собор со средневековых времен так изменился, что по-настоящему проникнуться духом имперских времен в нем нелегко. Когда я шел в капеллу мимо «Положения во гроб», мне представлялось, будто скорбные лица людей, окруживших простертое тело Христа, лучше стен и сводов формируют у нас настроение, соответствующее тому, что осталось сегодня во Франкфурте от культуры первого рейха. Бомбардировки союзников, сражавшихся с рейхом третьим, раскатали по камешку всю рейнскую старину, и в восстановленном из руин соборе мы можем, скорее, оплакивать, чем ощущать германскую культуру, ставшую в ХХ столетии жертвой германской политики.

Пойдем-ка лучше из храма наружу, и в свете вечерних огней попробуем бросить взгляд на неоготическую башню собора. Сначала, в нижних частях она аскетична и гладка. Уныла, как стенка обычного дома, не претендующего на то, чтобы считаться домом Господа. Но с третьего уровня в ней вдруг начинает появляться сложность. Готические элементы прорастают сквозь камень и тянутся вверх, стремясь обозначить движение, характерное для христианской души, лишь временно находящейся на земле, но помнящей о своей принадлежности миру иному.

С четвертого уровня башня уже представляет собой буйство готики. Как будто бы души ожили, почувствовав приближение к цели, и сбросили униформу тел, в которые их обрядила необходимость существования на грешной земле. Собор прекрасен, когда смотришь на него снизу вверх и быстро проскальзываешь взглядом все то, что прижимается к тротуару. А самое главное – он бесподобен, поскольку в свете вечерних огней стремящийся к небу готический сложный узор окрашивается вдруг в розовый цвет, которым играет на фоне сгущающейся вокруг ночи тяжелый рейнский камень.

Свет, цвет, мрак и страстный готический узор, устремленный к небу – вот то, чем нас может сегодня затронуть Франкфурт-на-Майне. Во всем остальном это – современный город, восставший после военных разрушений в виде крупнейшего европейского финансового центра, усеянного большим числом небоскребов, но потерявшего все то, что связывало его с культурой былых времен.

На Ремере – центральной площади старого города попробовали возродить несколько домов, чтобы создать представление о том, как выглядел Франкфурт – краса и гордость торговой Германии во времена знаменитых средневековых ярмарок. Увы, напоминает это, скорее, декорации к спектаклю о старине. Вокруг – новый город и даже роскошные фахверковые фасады Ремера просто «повешены» на бетонные коробки, что хорошо видно на фотографиях, сделанных с вертолета.

Смотреть старую Германию нужно сегодня лишь в малых городах, уцелевших после бомбежек, и рейнская Германия, увы, является еще одним подтверждением этого правила, прослеженного нами в других регионах страны.

Шпайер: город мертвых королей

Впрочем, на Рейне и малые города порой разочаровывают. С тех пор, как прочел я «Песнь о Нибелунгах», хотелось мне побывать в Вормсе – в том месте, откуда есть пошла земля германская. Сделать это нетрудно, поселившись во Франкфурте. Чуть больше часа езды на поезде с пересадкой в Майнце – и вы на земле, где Зигфрид впервые увидел Кримхильду, а Гюнтер правил бургундами во главе вассалов, чьи имена звучат как звон старинных мечей. Собственно говоря, именно этот город является первой, пусть и легендарной, германской столицей.

В центре Вормса на холме стоит старинный романский собор, который помнит если не древних бургундов, то уж, во всяком случае, автора «Песни о Нибелунгах», написанной в расцвете средневековья. Но вот беда: создается впечатление, что храм был построен в свое время нибелунгами, которые, вложив последний розовый камень в свод западной башни, сошли в воды Рейна и навсегда исчезли, оставив будничную жизнь города на долю совершенно иного народа. Собор и город утратили всякую связь между собой. Собор не имеет настоящего, город не имеет истоков. В известном смысле картина, которую видишь в Вормсе, напоминает печальный мир старых русских поселений, в которых белокаменные домонгольские церкви приткнулись ныне среди убогих хрущеб и грязных сарайчиков.

В Вормсе нет, конечно, хрущеб. Он аккуратен и зажиточен. Но послевоенная застройка так сильно дисгармонирует с величием собора, что кажется, будто бы жители квартирок происходят из иного народа, нежели тот, который тысячу лет назад возводил стены из розового камня. Гюнтер здесь больше не живет, и Зигфрид не найдет здесь себе места. Парадоксальным образом стремление Гитлера вернуть свой народ к истокам, которые он обожал, и которые для него символизировала вагнеровская оперная тетралогия «Кольцо нибелунгов», обернулось утратой связи с прошлым как раз в том месте, где связь эта вроде бы должна была бы чувствоваться наиболее сильно.

Попробуем перебраться в Шпайер, до которого из Вормса добраться можно на поезде примерно за час с одной пересадкой. В какой-то мере здесь сохранилось очарование маленьких германских городков – приятная главная улочка, туристы за чашками кофе. И мощный имперский собор, стоящий особняком – в небольшом парке, разделяющем город с Рейном.

Собор в Шпайере – это «город мертвых». Как ни покажется странным, ассоциации возникают с древним Египтом. Вне шумной жизни, на отдалении стоит гигант, который, правда, в отличие от пирамид по-христиански доступен. Внутри – непривычная для собора пустота. Огромное пространство, не соответствующее маленькому Шпайеру и, видно, рассчитанное не столько на молящиеся толпы, сколько на прославление покоящихся здесь легендарных Гогенштауфенов – императоров Первого рейха, Священной римской империи германской нации.

Все, что здесь надо видеть, – это гробницы королей. Туристов в соборе немного, и, когда спускаешься в крипту, скорее всего, остаешься с ними наедине. Темные лики, глядящие со стен, чем-то напоминают очертания назгулов – мрачных всадников Мордора из «Властелина колец». Не вспоминал ли Толкиен, писавший великий роман, про Гогенштауфенов, ведущих своих грозных рыцарей через Альпы в солнечную, живую Италию?

Майнц: следы времени

Собор в Майнце – совсем иной. Этот город – одна из трех резиденций главнейших архиепископов старой Германии.

Сам Майнц невозможно видеть без слез. От мощной средневековой культуры, от города, где Гутенберг напечатал первую книгу, не осталось практически ничего. Но входишь внутрь собора – и забываешь о том, что было снаружи. Здесь в полумраке на стенах, на держащих свод столбах живут епископы прошлых веков. Не в маленькой крипте, как Гогенштауфены в Шпайере, а по всему огромному пространству храма. Когда приходит ночь, и многочисленные туристы разбредаются по своим отелям, они начинают свой вечный спор. То ли о божественной вере, то ли о светской власти, то ли о кострах для еретиков.

Старинный собор Майнца – один из немногих европейских храмов, где полной грудью дышит средневековье, эпоха бесправия, войн, эпидемий и прочих ужасов, которые ныне нам даже трудно представить. Воспринимать мрачный дух истории нелегко, но если вам хочется ощутить германское прошлое, если на Рейн вы приехали не только для дегустации рейнских вин, то грозные архиепископы Майнца станут вам лучшими гидами.

А после общения с ними стоит пройтись по галерее готического клостера – небольшого монастырского дворика. Природа здесь создала для нас своеобразное чудо. Ветры, дожди, годы прошлись по лицам собранных в галерее статуй. Природа и время отразили на них такой мистический ужас, который не под силу было бы изобразить резцу самого лучшего скульптора. И вот, много веков спустя, после того, как эти фигуры украсили майнцский собор, мы обрели истинную картину готики. Вряд ли в каком музее мира, где старые артефакты хранят от стужи и зноя, мы сможем получить те ощущения, которые дарит нам Майнц.

Но, впрочем, нам пора в Бамберг – к имперскому собору, который по степени известности среди искусствоведов, наверное, превосходит собор Майнца.

Дело в том, что там находится одна из самых знаменитых скульптур всего европейского средневековья – так называемый бамбергский всадник. Красавец с густыми локонами, наводящий на мысль о том, что, может быть, в давно ушедшем от нас мире не все было страшно и кроваво. Бамбергский всадник «скачет» по стене неподалеку от гробницы императора Генриха II и его жены Кунигунды – основателей бамбергского епископства. Это тоже шедевр – творения одного из лучших европейских скульпторов XVI века Тильмана Рименшнайдера.

Мне лично в Бамберге не повезло. В тот день, когда я добрался до Собора, аккуратные немцы старательно проводили там уборку, закрыв для посетителей добрый кусок внутреннего пространства с гробницей и всадником. Каменный красавец издали пронзал меня своим поразительным взглядом, но рассмотреть его лицо в деталях на таком расстоянии было невозможно.

– Нельзя ли мне все же подойти поближе. Я ехал в Бамберг из другой страны, и быть здесь могу только один день?

Охранник был непреклонен. Но в этот момент большая группа немецких детей во главе с гидом спокойно пролезла под натянутой вокруг гробницы и всадника веревкой. Школьникам на шедевры старинной скульптуры было глубоко наплевать. Они развлекались, как могли, полностью игнорируя рассказ экскурсовода.

– Детям все же туда можно? – поинтересовался я у охранника.

– Детям можно.

– А мне нельзя? – уточнил я, пытаясь хоть как-то прошибить непрошибаемый немецкий ordnung.

– А вам нельзя.

Все лучшее – детям. С этой мыслью я покинул храм и оказался на соборной площади Бамберга, которую не успел рассмотреть с утра, торопясь в гости к негостеприимному всаднику. Оглянувшись по сторонам и рассмотрев обрамляющие площадь здания, я понял вдруг, что все неудачи, постигшие меня внутри – полная ерунда. Открывшийся мир архитектуры представлял собой чудо, равного которому нет ни в одной точке Европы.
Но, впрочем, это уже тема для отдельного разговора.

Дмитрий Травин

Перейти на страницу автора