Россияне привыкают к бедности

В России растет доля граждан, у которых нет никаких накоплений на «черный день». В первом квартале 2016 года доля россиян, не имеющих сбережений, достигла 41%. Таковы данные исследования «Потребительского индекса Иванова», проведенного специалистами Sberbank CIB (условный «Иванов» в обзоре считается типичным представителем средних российских слоев).

В то же время все больше россиян вынуждены «жить взаймы». Примерно у 59% экономически активного занятого населения открыты кредиты, а среднестатистический заемщик, по данным исследования Объединенного кредитного бюро (ОКБ), должен банку около 210 тыс. рублей. Хуже всего ситуация обстоит на Алтае. Там у 91% экономически активного занятого населения обнаружились открытые кредиты. А вот в республиках Северного Кавказа, судя по статистике, этот показатель самый низкий в стране — уровень закредитованности в Дагестане — 18%, в Чечне — 17%, в Ингушетии — 16%.

Что касается возврата займов, то ситуация разнится от региона к региону, отмечают в ОКБ. Хуже всего кредиты отдают в Ингушетии. В регионе просрочены порядка 43% займов. А в целом по стране по итогам прошлого года россияне затянули с выплатой 16,9% кредитов.

Аналитик «Финам» Тимур Нигматуллин увидел зависимость между ростом закредитованности и таянием сбережений россиян. Граждане тратят накопленное или берут кредиты, чтобы поддерживать прежний уровень жизни при росте инфляции, считает эксперт. При этом снижения закредитованности населения ожидать не стоит.

«Рост номинальных зарплат отстает от роста потребительской инфляции. В реальном выражении на этом фоне доходы снижаются, и население вынуждено тратить свои сбережения. В основном, конечно, это средний класс, у которого есть эти сбережения, — чтобы поддержать прежний уровень жизни. Для этого можно как непосредственно тратить накопления, так и, допустим, брать кредит. К примеру, если кто-то в прошлом году мог позволить себе съездить в отпуск, а в этом не может, то он берет кредит, чтобы поддержать качество жизни на прежнем уровне. Это, естественно, ведет к сокращению сбережений», — поясняет Тимур Нигматуллин.

Аналитик не ждет массовых банкротств физлиц, поскольку самые бедные слои не решаются брать кредиты. Остальные продолжат «жить в долг». «Думаю, что пик просрочки долгов мы прошли, и сейчас Центробанк начнет снижать ставку. Есть очень высокая вероятность, что это произойдет в ближайшее время. И тогда появятся возможности рефинансировать взятые кредиты под более низкую ставку», — уточняет Тимур Нигматуллин.

В ближайшие годы россияне будут привыкать к снизившемуся уровню жизни, считает ведущий научный сотрудник ИНИОН РАН Сергей Смирнов. По мнению доктора экономических наук, потрясений ждать не следует, но стабильность окажется постоянством медленного спуска. «Если не вмешается „геополитика“, то никакие „экстрапотрясения“ нас не ждут. У нас будет, как это назвала Эльвира Набиуллина, „новая реальность“. Она нам всем не нравится, и всем хотелось бы вернуться „золотые годы“ Российской Федерации — в „нулевые“, — но, боюсь, что ничего хорошего в ближайшие два-три года нас точно не ждет», — считает Сергей Смирнов.

Эксперт не исключает роста бедности, однако в «щадящих» объемах. «Станут ли увеличиваться масштабы бедности? Это зависит от того, как государство будет отказываться от неэффективных расходов и перераспределять средства в пользу бедных семей, — говорит экономист. — Правительство и президент не заинтересованы в том, чтобы резко увеличивать бедность, потому что мы прекрасно знаем, что происходит, когда возникают какие-то дефициты, и наша страна проходила Петроград 1917 года. Поэтому бедность может вырасти на несколько миллионов человек, но до какого-то предела, иначе ресурсы бюджета придется направлять на поддержку этих семей».

Решение социальных проблем в России невозможно без перехода на новую экономическую модель через структурные реформы, считает советник Института современного развития (ИНСОР) Никита Масленников. По его мнению, нарастание социального неблагополучия населения становится заметно на фоне слабости экономики.

«Чтобы устойчиво и надежно выполнять социальные обязательства, взятые сейчас государством, надо иметь гарантированные темпы роста экономики в 3-3,5%. Мы же пока, при самых благоприятных условиях, можем надеяться до конца десятилетия на темпы не выше 2,5%. Та структура экономического развития, в которой мы сейчас пребываем, не позволяет в полной мере гарантировать стабильность социального прогресса, повышения уровня жизни, ее качества. Самый надежный, „железобетонный“, показатель: за прошлый год количество россиян, живущих на доходы ниже прожиточного минимума, то есть за чертой бедности, увеличилось на 3,1 млн человек. В этом году ожидается несколько меньший прирост — 1 млн. Обратного движения мы не видим, и это показатель, что социальные проблемы нарастают», — констатирует Никита Масленников.

Советник ИНСОР подчеркивает, что исчерпание ресурсов подталкивает к неизбежности трансформации экономической структуры, которую надо было проводить «еще вчера». «Очевидно, что снятие остроты социальных дискомфортов переплетено с необходимостью перехода к новой экономической модели и обеспечения стабильности финансовой модели страны. С какой стороны проблему не начни решать, все равно упираешься в другие ее измерения», — отмечает Никита Масленников.

На фоне обеднения населения увеличивается протестная активность. По мнению руководителя Центра социального анализа ИГСО Анны Очкиной, акции приобретают «антикризисный» характер.

«Можно сказать, что сейчас все протестные выступления, даже самые маленькие, связаны с двумя источниками. Первый — кризис и ухудшение экономического положения граждан. Постоянно происходят забастовки, митинги, стихийные собрания работников на предприятиях, где отмечаются задолженности по зарплате. Очень много акций дольщиков, которые чувствуют влияние кризиса на своем положении. С прошлого года появились выступления должников по валютной ипотеке, которые сформировали свое движение. А второй источник — это действие реформ социальной сферы: оптимизация школ, больниц, маршрутов общественного транспорта, что тоже воспринимается гражданами как ухудшение их социального положения. Растет некое социальное напряжение, которое выплескивается наружу», — убеждена Анна Очкина.

Количество акций протеста растет. «Март — традиционно месяц очень высокой протестной активности. В этом марте акций протеста, начиная от одиночных пикетов, было очень много. Может, они не столь масштабны по количеству участников, как в 2011—2012 годах, когда протестов тоже было много. Но протесты сегодня формируются кризисом и уровнем жизни, а не какими-то „общими“ вопросами — политическими или выступлениями оппозиции и т. п.», — отмечает Анна Очкина. По словам эксперта, хотя рост протестов налицо, еще явно преждевременно говорить о слиянии их в какое-то общее движение.

Впрочем, и о результатах говорить тоже рано. Особого эффекта «антикризисные» акции пока не произвели — как водится, власти предпочитают их попросту не замечать.

Дмитрий Ремизов