Чему учит история протеста

Три года назад, 4 февраля 2012 года, в Москве прошло одно из самых массовых мероприятий в череде публичных протестных акций, которыми сопровождались последние парламентские и президентские выборы в России. Тогда шествие по Якиманке и митинг на Болотной площади собрали, по оценке их организаторов, 120 тысяч человек (35 тысяч по данным полиции). Это было то недолгое время, когда под лозунгом «За честные выборы» вместе выходили и либералы, и националисты, и левые силы.

Теперь, в связи с углубляющимся экономическим кризисом, в России может начаться новая волна протестов – такие прогнозы дают сразу несколько специалистов, в частности, экономист Михаил Дмитриев, которому удалось предсказать предыдущую волну недовольства властью.

5 декабря 2011 года началась совершенно новая страница в истории России времен Владимира Путина. На, казалось бы, вполне традиционное для оппозиции мероприятие – протест против фальсификации выборов – внезапно вместо обычных нескольких сотен человек пришли тысячи. 10 декабря 2011 года на Болотной площади в Москве прошел новый митинг, собравший уже десятки тысяч человек, более того – одновременно с ним к зданиями российских посольств вышли русские по всему миру.

На проспекте Сахарова 21 декабря 2011 года, по не самым оптимистичным оценкам, было более 70 тысяч человек. После этого «несистемная оппозиция» ушла на новогодние каникулы, и протесты продолжились – но уже в меньших масштабах – во время президентской кампании Владимира Путина, сторонники которого, в свою очередь, проводили митинги «рабочего класса» на Поклонной горе, противопоставляя себя акциям «рассерженных горожан».

Окончанием той главы протестной истории стала весна 2012 года, когда 6 мая на митинге на Болотной площади произошли беспорядки, легшие в основу резонансного уголовного дела, получившего название «болотного».

За следующие три года обещания власти (в лице занимавшего тогда пост президента Дмитрия Медведева), которые были даны на пике протестов, исполнены лишь отчасти, а некоторые впоследствии и вовсе отменены. Государственная дума, против фальсификаций на выборах которой протестовали на Болотной площади, приняла ряд репрессивных законов – в том числе, радикально ужесточив ответственность за нарушение закона о митингах. Разбрелись кто куда и тогдашние лидеры протеста, стоявшие плечом к плечу на Болотной и проспекте Сахарова: кто-то сидит, кто-то был вынужден уехать, кто-то сменил работу, кто-то отошел от политики и лишь некоторые продолжают гнуть свою линию.

«Росбалт» пообщался с героями протестов 2011-2012 года, чтобы узнать, как участие в исторических событиях меняет жизнь людей и почему нынешние события уже ничем те времена не напоминают.

Из националистов – в политзаключенные

Даниил Константинов – по взглядам умеренный националист, осенью 2011 года создал движение «Лига обороны Москвы», собиравшееся бороться за введение виз со странами Средней Азии. Константинов был одним из первых националистов, выступивших за союз с либеральными политиками - он занял пост секретаря в оргкомитете «За честные выборы».

22 марта 2012 года Даниил Константинов был задержан у себя в квартире по обвинению в убийстве. После предъявления этого обвинения Константинов заявил о наличии алиби: в момент совершения преступления он был на другом конце Москвы в ресторане на дне рождения мамы (что подтверждалось билингом и детектором лжи).

«Дело Константинова» получило большой общественный резонанс, о нем даже задавали публичные вопросы Владимиру Путину, в результате чего оно все-таки было возвращено в прокуратуру. В результате суд неожиданно переквалифицировал обвинение в убийстве на обвинение в хулиганстве, присудил Константинову три года лишения свободы и освободил в зале суда. На следующий же день Константинов с супругой уехали в Юго-Восточную Азию, где пребывают и сейчас.

Вот как Константинов вспоминает протесты. «Мы подтянулись на Сахарова чуть позже, чем начался сам митинг. На проспекте уже было целое море людей. Над этим морем пестрели разнообразные флаги: имперки, красные знамена, флаги солидарности и других движений. Когда мы вышли на Сахарова, выяснилось, что мы оказались на противоположном от сцены конце проспекта, ближе к «трем вокзалам». Звукоусиливающая аппаратура работала плохо, слышались хрипы и свист, и мы решили продвигаться ближе к сцене. Наши люди были разбросаны повсюду в толпе, но вразнобой. Их невозможно было собрать всех вместе. По телефонам связаться было невозможно, люди просто не слышали друг друга. Поняв, что продвижение к сцене может занять целый день, я остановился и сконцентрировался на выступающих. На огромном экране появилось истомленное лицо Удальцова (Сергей Удальцов – координатор «Левого фронта», «Росбалт»), измученного голодовкой. Он обращался к протестующим и говорил о том, что политического протеста мало, необходимо выдвигать социальные лозунги.

Меня поразила старомодность его выступления. Он что-то говорил о трудовых коллективах, о том, что их надо поднимать. "Где они, трудовые коллективы", - подумал я. "Где он их увидел". Вечная проблема левых - они всегда стараются повторить прошлый опыт. Но прошлого не вернешь. Впрочем, это не только у левых такая проблема. И все-таки Сережа - боец! Находясь под арестом, на голодовке, еле сидя на кровати, он нашел в себе силы выступить. Это действительно круто! Дальнейшее показало, что он и вправду боец! А между тем, митинг продолжался. Выступающие сменяли друг друга, но я почти ничего не помню из их слов. Аппаратура не вытягивала такой многолюдный митинг. В какой-то момент по толпе прошел шепот: "Навальный". На сцене появился Алексей в длинном пальто и с шарфом. Вряд ли я это заметил тогда (слишком далеко я был от сцены), скорее увидел его потом в записи. Его выступление я тоже почти не слышал. До меня доносился только вопрос : "Да или нет?". Запомнилось мне только одно, как он прокричал: "Нас достаточно здесь, чтобы взять штурмом Кремль. Но мы этого делать не будем". В этот момент многие начали уходить. Кроме шуток!

Тогда я подумал: "странные люди, они и впрямь готовы идти штурмовать сейчас Кремль". Нет, они были не готовы. Просто протест уже был в тупике. Да, на Сахарова собралось больше ста тысяч человек. Такого количества людей я никогда раньше не видел. Чувствовалась праздничная атмосфера, ощущение победы граждан над государством. Но... что-то было не то. Меня смутил этот праздник, эта легкомысленная веселость. Уже не было того нервного, электрического заряда, который я почувствовал на первой Болотной, того мандража, когда думаешь: "Вот или мы или они. Сейчас все и решится".

Нам не хватило злости. Потом стало понятно, что «болотные» выступления перерождаются в ритуальные протесты. Каждый новый митинг разочаровывал меня все больше. И не только меня. В воздухе повисал вопрос "Что дальше?", ведь численность протестов не увеличивалась, а энергетика скорее падала. На что могла рассчитывать оппозиция в таких условиях? Тогда я написал статью: "Необходимо радикализировать протест", где призывал к акциям гражданского неповиновения (мирным), которые смогли бы перевести протест в иную плоскость. Статья вызвала большое недовольство во властных структурах, а люди оказались не готовы к таким действиям. Довольно скоро после публикации этой статьи меня и арестовали».

Константинов сожалеет о вынужденной эмиграции и сознается, что скучает по активным действиям – публицистике, организации мероприятий и говорит, что найдет способ продолжить политическую деятельность, даже если временно не сможет вернуться в страну из соображений безопасности.

Националисты в России сейчас расколоты – как и другие протестные фланги – по линии отношения к событиям в Крыму и Донбассе. Константинов – один из немногих националистов, не одобряющих событий на Юго-Востоке Украины и считающих, что Россия не должна была вмешиваться во внутренние дела другого государства и провоцировать конфликт – в том числе, информационно.

Из журналистов - в Координационный совет оппозиции

Журналист Олег Кашин заплатил за свое участие в протестах 2011-2012 года работой. Одной из главных зимних дискуссий того времени в профессиональном сообщества стал спор о границах журналиста как журналиста. Имеет ли он право выступать на митинге? Призывать идти на митинг? Писать репортаж с митинга, если он скандировал с протестующими лозунги? Доходило до смешного: журналисты приходили на митинги по работе, после чего в середине мероприятия считали, что набрали материала на репортаж, отдавали пресс-карты друзьям на временное хранение, вешали на себя белые ленты и начинали кричать «мы здесь власть».

Даже государственные телеканалы в то время держались нейтрального тона при освещении протестов, а журналисты из независимых изданий почти поголовно встали на сторону протестующих. К 2014 году этих изданий практически не осталось, былые коллективы рассеяны по разным изданиям, а немногие оставшиеся вынуждены тщательно подбирать как можно более нейтральные выражения по любому поводу.

Олег Кашин покинул ИД «Коммерсатъ» осенью 2012 года, избравшись в Координационный совет оппозиции (как предполагалось, этот орган должен был бы определять дальнейшую стратегию протеста, впрочем, ничем особенным он общественности не запомнился). Главный редактор газеты Михаил Михайлин объяснил это тем, что тот «перестал работать как журналист, то есть писать заметки, и занялся политической деятельностью». Сейчас Кашин живет в Швейцарии по семейным обстоятельствам – там временно работает его жена, пишет колонки для российских изданий.

«Самым драматическим эпизодом прошедших трех лет персонально для меня стало увольнение из "Коммерсанта", которое можно назвать следствием моего участия в митингах на Болотной и в сопутствовавших этим митингам структурах», - говорит Кашин. «То есть, это моя главная потеря и главное приобретение. Потеря - потому что с 2012 года у меня вообще нет никакой постоянной работы, оба издания, с которыми я пытался сотрудничать после "Коммерсанта", были очень скоро закрыты инвесторами без объяснения причин, с тех пор я так называемый фрилансер, на самом деле тупо безработный, который пишет какие-то тексты за гонорары. Но это же для меня стало приобретением - примерно представляя себе, чем сейчас занят средний журналист любого лояльного государству СМИ, какие у него заботы и по какому поводу у него болит голова, я радуюсь, что меня это больше не касается. Кроме того, мне в этом неопределенном статусе сейчас гораздо менее одиноко, чем два года назад, потому что таких журналистов, как я, за эти годы стало несопоставимо больше. Вот это для меня главный итог этих трех лет. Еще в таких случаях положено говорить, что 10 декабря 2011 надо было идти на площадь Революции - да, наверное, надо было, но про судьбу журналиста в России мне интереснее».

Говоря о тех событиях, Кашин вспоминает такой эпизод: «Накануне Болотной я с группой других журналистов и активистов сидели в пабе, а тем временем в мэрии шло то самое совещание со знаменитым вискарем (когда мэрия Москвы уговаривала организаторов митинга согласиться на санкционированную акцию на Болотной площади и не выходить на несанкционированную на площади Революции). Заходил я туда в твердой уверенности, что нет альтернативы площади Революции, а выходил в не менее твердой уверенности, что Болотная - единственно правильный выбор. Потом я много раз вспоминал и думал, как же так случилось, кто и, главное, как нас обманул. А сейчас уже понимаю, что это просто мы, и персонально я, боялись обострения и приняли как свое собственное решение довольно агрессивный ультиматум, поставленный властью - Болотная или кровь. Но тут виноват не ультиматум, а наша трусость, и лично моя».

От свиста до серьезных интервью

Телеведущая Ксения Собчак была известна большей части протестующих в 2011 году как «блондинка в шоколаде» - странная гламурная девица, устраивающая дебоши в ночных клубах для миллионеров, дочь «наставника» Владимира Путина Анатолия Собчака. Появление Ксении на протестной акции в простом пуховике и роговых очках люди встретили свистом так, что ее первая фраза «Я – Ксения Собчак, и мне есть, что терять» была практически неслышна.

Год спустя телеканалу «Дождь» об обысках у нее дома по «болотному делу» рассказывала уже совсем другая Ксения – не уверенная в себе блондинка, а оцепеневшая молодая женщина, смотрящая в одну точку и смущенно рассказывающая, что пришлось одалживать деньги на бензин у гримерши: у нее изъяли всю наличность. С тех пор Ксению травили представители прокремлевской молодежи, во время майских «гуляний» в 2012 году ее арестовывала полиция, а сама она вышла замуж за актера Максима Виторгана и стала вести на телеканале «Дождь» собственную передачу, в которой брала интервью у самых различных персон – от Евгении Васильевой (фигурант уголовного дела «Рособоронсервиса») до Михаила Ходорковского.

«Я всегда была против революций, я в этом плане разделяю взгляды Бориса Акунина и по-прежнему выступаю за эволюционные изменения. Мой подход был «надо не бороться за власть, а влиять на власть». Сейчас просто очевидно, что такая позиция сегодня нерелевантна. Выход людей с шариками, которые просто хотят, чтобы их уважали, уважали их гражданские права, чтобы Путин очнулся и сделал что-то по-другому – время для такой позиции прошло. Надо отдавать себе должное, что сейчас будут уже совсем другие бунты, другие люди выйдут на улицу. Это буду уже не я, не мои друзья, ни кто-то, чьи ценности я разделяю. Это будет «жесткач» из Люблино, люди будут стучать касками, просить колбасу в холодильник, это будет социальный левый протест», - считает Собчак.

Она вспоминает, что понимала перед митингом на проспекте Сахарова, что ей будут свистеть: «Мы даже с Лешей (Навальным) это обсуждали. Он мне говорит «Интересно, как тебя встретят», я ему ответила: «Понятно, что мне будут свистеть». Мне это было неважно, мне было важно сказать то, что я думаю. А то, что какие-то слова в нашей стране встречаются свистом, а потом к ним возвращаются – это происходит не в первый раз. Вы упомянули проспект Сахарова: я не одна в этом ряду, рядом со мной были достойнейшие люди, им тоже свистели. Я ни в коем случае себя с ним не сравниваю, но свист и порицание в нашей стране это часто показатель правильной позиции».

Из бывшего вице-премьера – в депутаты облдумы

Борис Немцов – едва ли не единственный из оппозиционных политиков, кто смог удачно воспользоваться временной «политической оттепелью» и возобновить свою карьеру в системном политическом поле. После протестов 2011-2012 года бывший первый заместитель председателя правительства Российской Федерации и один из лидеров «Союза правых сил» обрел второе дыхание: партию РПР-ПАРНАС, сопредседателем которой он выступает, наконец, зарегистрировали, а еще через год Немцову удалось избраться депутатом законодательного собрания Ярославской области.

«Протесты 2011 года были переломным моментом в жизни России. До того она была долгое время в спячке, а проснулась на Болотной площади и проспекте Сахарова. Я был и остаюсь сторонником мирного протеста. Меня и Навального тогда много ругали, что мы, мол, «слили протест», уведя людей на Болотную площадь с площади Революции, но я считаю, что все было сделано верно. Кровавые сценарии были бы выгодны для Путина, у него был бы шанс объявить диктатуру, воспользовавшись моментом. А ведь костяк протестующих составлял не пролетариат, которому «нечего терять», кроме своих цепей, а средний класс с семьями и своими интересами.

Когда 10 декабря часть людей собралась на площади Революции, я пришел к ним и предложил: идти за Немцовым на мирный митинг или остаться на площади Революции и идти штурмовать здания с Лимоновым (Эдуард Лимонов – лидер «Другой России», «Росбалт»). Из 10 тысяч человек 9800 сделали выбор в пользу мирного митинга. Средний класс был обозлен и раздосадован тем, что их обманули на выборах, но не был готов к революции. Время – это плата за мирный протест. Мы не сравниваем себя с Ганди, но ведь и он не в один день освободил Индию от колонизаторов. Я не хочу на старости лет страдать угрызениями совести, хотя, может, я просто стар для революции», - смеется Немцов.

От протеста до протеста

Илья Яшин – из числа ярких «звезд» поколения «молодежной политики» середины «нулевых», когда он, возглавляя молодежное отделение партии «Яблоко», начал устраивать яркие несанкционированные акции «прямого действия», налаживать общение с нацболами и думать о межпартийной коалиционной молодежной структуре.

Во время ярославской кампании по выборам в облдуму Яшин руководил штабом Немцова, но сам никуда не выдвигался. На последних выборах в Мосгордуму Яшин собрал вокруг себя внушительное количество волонтеров, безуспешно пытавшихся собрать подписи, необходимые для его выдвижения. К сожалению, в столице это оказалось делом безнадежным: москвичи не носят с собой паспорт, не живут по месту прописки и не останавливаются для разговоров с незнакомыми людьми.

«Протесты 2011-2012 года стали яркой страницей, когда люди впервые подняли голову и заставили власть себя услышать. Жаль, что она отреагировала на это так, как отреагировала, думаю, что следующая волна протестов будет более жесткой и более решительной. Но то время дало нам надежду, мы поняли, что есть десятки тысяч людей, выступающих за европейский выбор для России и готовых за это выходить на улицу. То время дало мне огромный эмоциональный заряд, которым я питаюсь до сих пор. Я знаю, что у меня огромное количество единомышленников, и это дает мне силы двигаться дальше, несмотря на прессинг», - размышляет Яшин.

От журналиста – к «Руси сидящей»

Журналист Ольга Романова занялась общественной деятельностью задолго до протестов 2011-2012 года, когда на ее мужа, предпринимателя Алексея Козлова, завели дело по экономической статье. Романова стала общественным защитником мужа, добилась пересмотра его дела. В сентябре 2011 года Козлова освободили из СИЗО под подписку о невыезде, а в марте 2012 – приговорил к пяти годам лишения свободы. Козлов вышел на свободу только летом 2013 года.

Романова была одной из ведущих митинга на проспекте Сахарова, а также именно на ее счет поступали пожертвования на организацию митинга, а она писала по ним отчеты. В 2012 году Романова избралась в Координационный совет оппозиции, но потом досрочно покинула его, пояснив, что ей надоело собирать деньги, и что она хочет сосредоточиться на помощи заключенным – в частности, по экономическим статьям. С 2009 года вокруг Романовой начали собираться жены осужденных по разным преступлениям, и постепенно этот круг ее общения превратился в движение «Русь сидящая», оказывающее поддержку – в том числе психологическую – семьям заключенных.

«Российский протест бывает очень разным. Протест 2011-2012 года – это все-таки был протест городских жителей с высшим образованием, креативного класса – как угодно. В 2009-2010 годах протест был слаб, но когда пошла циничная фальсификация выборов он активизировался. Сейчас повод фальсификации выборов ушел, это надо понимать, писать статьи на эту тему уже бесполезно. Протест никуда не делся – просто актуальными стали другие темы: курс доллара, экономика и так далее. Протест ушел в другие сферы. Например, нет больше фотографа Мити Алешковского – есть человек, который занимается волонтерством и благотворительностью. Нет больше интернет-деятеля Антона Носика – есть умный, состоявшийся человек с вполне политической позиций. Нет больше журналиста Романовой – есть Романова из «Руси сидящей». Мы просто разошлись по разным общественным проектам, но никуда не исчезли, и если надо, мы за секунду снова соберемся вместе. Мы не кричим каждый день на площадях, потому что у нас дел по горло. Если в 2015 году будет повод выйти – мы выйдем, хоть за Навального, хоть не за Навального. Но проблема в другом. В 2015 году мы встретим совсем другой протест – русский бунт, когда рабочие «Уралвагонзавода» будут бить нас, будут бить кремлевскую молодежь – не Володина, Путина или Суркова, потому что те от них далеко. Это будет протест людей, которые будут возвращаться с востока Украины и которые умеют обращаться с оружием, как некогда возвращались из Афганистана и из Чечни.

Я думаю, что 2015 год будет последним, когда напротив нас будет стоять «добрый» ОМОН – и как бы нам потом его не вспоминать с ностальгией, когда будет просто страшно выйти на улицу. Наша история развивается очень интенсивно, за минувший год случилось столько событий, сколько не может вместить простая человеческая голова, и то, что было три года назад уже вызывает ностальгию. Скоро мы уже будет ностальгировать даже не по протестам 2011 года, а по февралю 2014», - мрачно заключает Романова.

События 2011-2012 года, как это признается в политических кулуарах, власть восприняла крайне драматично и даже (пусть на краткий срок) увидела в них угрозу существующей системе. Но этих протестов можно было избежать довольно просто: надо было всего-навсего не идти на вопиющие фальсификации выборов в Москве и Санкт-Петербурге. В тот раз власть решила, что не идти на это – значит показать слабину и недооценила возможный масштаб ответной реакции.

Екатерина Винокурова, специальный корреспондент Znak.com