Posted 31 января 2013,, 14:10

Published 31 января 2013,, 14:10

Modified 30 января, 13:43

Updated 30 января, 13:43

"Происходит сворачивание мира"

31 января 2013, 14:10
Почему в большинстве театров России бояться экспериментировать и что должно стать «спасительно силой» для человека, живущего в современном «театре абсурда»? Об этом размышляет герой "Петербургского авангарда", хореограф Дмитрий Пимонов.

"Росбалт" продолжает проект "Петербургский авангард", посвященный горожанам, которые находятся впереди, в авангарде культуры и искусства. В данный топ-список уже попали яркие деятели арт-сцены Петербурга, чьи достижения выходят за рамки города, часто находя признание в Европе, минуя всероссийскую известность. Новый герой "Росбалта" — артист балета Театра музыкальной комедии, хореограф Дмитрий Пимонов.

Дмитрий Пимонов начал танцевать с шести лет – его родители руководили танцевальными коллективами самодеятельности в Волгограде и отдали его в один из таких коллективов. Когда будущему хореографу исполнилось 16, он приехал в Северную столицу и поступил в школу-студию при Ленинградском государственном Мюзик-холле. Отучившись, был принят в труппу театра, а потом начал ездить за границу: танцевал в Корее, Финляндии, Испании, Португалии. Свою первую постановку сделал на острове Мадейра – танго Роксаны из фильма «Мулен Руж». В 2005 году Дмитрий Пимонов поступил в Академию Русского балета на кафедру балетмейстерского образования, где ставил танцы, которые исполнялись в том числе и на сцене Мариинского театра. В 2010 году он закончил академию по специальности «хореограф».

Дмитрий Пимонов – автор таких постановок, как "Экстаз Святой Терезы», "Постиндустриальный Фавн", «Лани», «Ария», "Страсти: Юдифь и Олоферн" для Академии русского балета имени А.Я. Вагановой. Он ставил «Малахию» и «Соло» для премьера Мариинского театра Игоря Колба, являлся автором и артистом спектакля танцевального театра ЭРИ.

- Дмитрий, выбор будущей сферы деятельности за вас фактически сделали родители. Правильно ли, когда взрослые все решают за своего ребенка?

- Взрослые должны приводить своего сына или дочь в разные кружки и секции, пробовать одно, другое, третье: музыку, рисование, спорт – до тех пор, пока не найдут то, что будет нравиться ребенку. В моем случае родителям повезло – они сразу сделали удачный выбор, им не пришлось искать что-то другое, поскольку мне понравилось танцевать.

- Наверняка, за эти годы город на Неве стал для вас родным. Что означает для вас Петербург?

- Петербург для творческого человека как для верующего Иерусалим. Мне довелось работать с артисткой из Москвы. Она приходила в театр усталая, с кругами под глазами – так на нее влиял местный климат, признавалась, что ей очень тяжело просыпаться в нашем городе, но работать в Петербурге интересно. Здесь дышится лучше, лучше танцуется, если хотите. В Северной столице ты ощущаешь творческую свободу: гуляешь по улицам, любуешься убранством старинных зданий и чувствуешь, что отовсюду на тебя льется творческая мысль. Это духовная столица.

- Не жалеете, что не танцуете сами, а занимаетесь хореографией?

- Ну почему же, я сам и танцую, и ставлю - чтобы требовать от артиста выполнения того или иного движения, нужно понимать, реально ли его сделать. Когда танцоры говорят: «Это невозможно», приходится немножко поспорить или даже на собственном примере показать им, что они заблуждаются... Хореограф обладает особенной свободой - он может придумывать новое, даже будучи не в состоянии танцевать – как Бетховен, который продолжал писать музыку, утратив слух. «Текст» рождается в голове, а воплотить его помогают артисты.

- Говорят, что хореографы – диктаторы. Это так?

- Мастера предъявляли ко мне очень жесткие требования, когда я учился, потому и я серьезно спрашиваю со своих артистов. Кончено, здесь важен индивидуальный подход. Бывает, уже немолодой артист говорит: «Я не могу сделать это движение», и ты понимаешь, почему – он уже перенес операцию на колене, у него проблемы со спиной и т.д. Но ты знаешь, что это опытный танцор, и он может раскрыть твою мысль иным способом. Иногда тяжело бывает с молодыми танцовщиками – когда некоторые из них выучивают текст, пытаются что-то изменить или упростить, или же по их настроению видно, что они считают мой хореографический текст некрасивым, «несмотрибельным». Я пытаюсь избавиться от этой проблемы и убедить их в правоте своей хореографической мысли, и, как правило, успех у зрителя исключает всякие сомнения.

- Вы делали постановку для шоу «Болеро» на Первом канале. Тяжело было – все-таки Петр Чернышев не артист балета?

- С фигуристами вообще просто, потому что они хорошо координированы. С Петром Чернышевым мы хорошо сработались, а Ирина Перрен – профессиональная балерина, она прекрасно понимает свои задачи и максимально красиво и точно доносит пластический текст до зрителя. С такими людьми всегда приятно работать.

- Шоу, подобных «Болеро», все больше – «Танцы на льду», «Танцы со звездами» и т.д. Как вы относитесь к таким способам «несения искусства в массы»?

- Мне не нравится, что сейчас происходит вульгаризация искусства. Взять то же шоу «Болеро» - возможно, это попытка приобщить публику к творчеству, но я не думаю, что люди начнут ходить на балет, посмотрев шоу по телевизору… Они перестали думать о духовных вещах, меньше читают, реже посещают музеи и театры, они все больше требуют зрелищ и спецэффектов, к их потребностям ближе именно шоу, а не классический балет, что прискорбно. Как говорится, Мамона поглотила Мельпомену. Многое упирается в зарабатывание денег.

- Весьма пессимистично. Но если бы и правда вы знали, что никто не придет в театр кроме одного-единственного зрителя, готовы были бы сделать постановку только для него?​

- Думаю, да. Когда я был студентом, педагог Пушкинского дома Татьяна Кузнецова, преподававшая в академии «Литературные источники балетных спектаклей», однажды спросила: «Если вы попадете на необитаемый остров, кому, для кого будете ставить танцы?» И ответ нашелся сразу: для себя. Ведь искусство – одна из форм познания мира, отражение движущих сил бытия, и если ты однажды соприкоснулся с творчеством, то уже не можешь существовать без него. Конечно, приятно, когда зрители аплодируют, когда журналисты пишут восторженные рецензии, но настоящий экстаз испытываешь от самого творческого процесса. Когда приходишь к артистам, и все движения уже сочинены, тут вдруг совершенно неожиданно придумываешь нечто новое, добавляешь какие-то нюансы или совершенно меняешь движения… Вот тогда ты испытываешь удовольствие. Перефразируя одного из моих любимых поэтов Иосифа Бродского: «Человек, впадающий в зависимость от сочинения танцев, и называется хореографом».

- В последнее время в Петербурге произошел ряд громких скандалов, в частности, один из них был связан с отменой выставки галериста Марата Гельмана Icons, которую, как полагают, запретили по указке Смольного. А недавно прокуратура начала проверять выставку братьев Чепменов в Эрмитаже из-за жалоб граждан. Что думаете о такой «борьбе с инакомыслием»?

- В СССР всегда были идеологические перегибы, поэтому людям искусства нужно было уметь обходить цензуру. Мой мастер говорил: «Ты должен уметь быть, как зек, сбегающий из тюрьмы в колесе автомобиля – уметь вкрутиться в эти идеологические рамки». Но, как ни странно, цензура способствовала развитию творчества – появлялось огромное количество произведений, хотя, конечно, нельзя говорить о том, что ограничения приносили только благо… Что же касается нынешних запретов, то они иной раз абсурдны. К примеру, прохожу мимо филармонии и вижу, что на афише стоит отметка «12+», а это значит, что Шуберта и Шостаковича можно слушать только с 12-ти лет! Кому нужны такие запреты?!

- Выглядит так, будто чиновники виноваты во всех «смертных грехах». Но ведь госслужащие не приказывают народу: «не ходите в театр» и «не читайте книг»…

- Но ведь они формируют школьную программу, сокращают литературу и добавляют уроки ОБЖ, «изобрели» платное образование, вводят ЕГЭ. Некоторые чиновники и депутаты наверняка не заняты "поисками утраченного времени" как Марсель Пруст. Иной раз госслужащие не понимают многих духовных вещей и относятся к жизни потребительски. Бессердечно уничтожили Дом Рогова. Или говорят: «Зачем нам нужны музеи? Мы и так хорошо живем», не понимая, что музей – это живое создание…

- Что в таком случае должно стать «спасительно силой» для человека, живущего в этом «театре абсурда»?

- Основной «спасительной силой» для душ человеческих является вера в бога. Но, ввиду того, что времена библейских пророков ушли, их место заняли художники, музыканты, писатели, хореографы. Как говорил Бродский, «мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека всегда можно».

- Вы все-таки пессимист.

- Нет, я реалист. В Библии написано: конец света, второе пришествие. Это реалия. Ведь не зря евреи хранят тору в свитках. Это символ: когда они раскрывают свитки - это означает разворачивание вселенной, а когда закрывают – сворачивание. То же, на мой взгляд, происходит с миром – сворачивание.

- Михаил Барышников уехал из Советского Союза и за границей обрел свободу – там он мог спастись от «академизма», заниматься современным танцем. Сейчас хореографы тоже продолжают уезжать, хотя, казалось бы, могут реализовать свои мечты и в России, каких-то цензурных рамок нет. Неужели проблема только в деньгах?

- В большинстве театров нашей страны боятся экспериментировать. На постановку нужны деньги, но не любой опыт будет удачным. Проще вкладывать в то, что окупится. От этого возникает какая-то закостенелость. Любые новшества продвигаются тяжело, со скрипом – это такое творческое болото. Наверное, в российских театрах не всегда сразу находится деятельный человек, подобный Дягилеву, который бы продвигал или развивал искусство или давал четкое художественное развитие данного театра. Но это все зависит не только от руководства. Приходят в театр молодые, танцуют балеты Петипа, Баланчина, но это все иной раз пусто и невкусно. Они не владеют эстетикой, воспринимают все поверхностно. Ведь не зря Джордж Баланчин не хотел, чтобы его балеты танцевались после его смерти. Он говорил: «Когда меня не будет, моих танцоров будут учить другие мастера. Потом уйдут и мои танцоры. Придет иное племя. Все они будут клясться моим именем и танцевать «балеты Баланчина», но они уже не будут моими». И задача донести до молодых артистов идею постановщика лежит на педагогах и репетиторах.

Беседовала Антонида Пашинина