«Не доверяете врачу — не обращайтесь»

Череду уголовных дел против работников здравоохранения уже окрестили «охотой на врачей». Медиков беспокоит возросший в последние годы интерес к их работе со стороны правоохранителей. Они считают, что уголовные дела на врачей просто притянуты за уши.

По статистике Генпрокуратуры России, число уголовных дел в отношении врачей и медицинских работников с 2012 года по 2017 год возросло почти в шесть раз — с 311 до 1791. В 2018 году большой общественный резонанс вызвало «дело Мисюриной», которую удалось отстоять только благодаря сплоченности медицинского сообщества. Очередным в списке стало «дело Сушкевич». Врача-анестезиолога-реаниматолога «Регионального перинатального центра» Калининградской области Элину Сушкевич обвиняют в умышленном убийстве новорожденного, которое она якобы совершила в сговоре с исполняющей обязанности главврача «Родильного дома Калининградской области № 4» Еленой Белой. Теперь обеим грозит от 8 до 20 лет тюрьмы.

С тех пор, как младенец умер, а произошло это в ноябре 2018 года, версии у следствия были разные. Сначала в СМИ появилась информация о том, что главврач просто сэкономила на дорогом лекарстве — сурфактант «Куросурф», — которое помогает недоношенным детям начать дышать, что и привело к смерти новорожденного. Потом стали писать, что препарат все же ввели, а вот повторной инъекции, которую по правилам должны сделать спустя несколько часов, ребенок уже не дождался.

Более чем через полгода Елене Белой, которая изначально фигурировала в этом деле одна, нашли «сообщницу» — врача «Регионального перинатального центра» Элину Сушкевич. Согласно новой версии, именно она по указанию и. о. главврача ввела новорожденному смертельную дозу магнезии — сульфата магния. Проблема лишь в том, что роддом и перинатальный центр — разные учреждения, и Элина Сушкевич, прибывшая на вызов вместе с бригадой для спасения недоношенного новорожденного, Елене Белой не подчинялась, отмечают представители профсообщества. Более того, медики утверждают, что «введение магнезии предписано используемым в России протоколом спасения недоношенных младенцев с риском отека мозга». Коллеги Сушкевич твердо убеждены, что врачи просто выполняли свою работу, и в том, что ребенок умер, нет их вины. И их пугает та настойчивость, с которой следствие настаивает на обратном.

Казалось бы, медиков нужно просто оставить в покое, и дать им спокойно выполнять свою работу. Но есть у этой проблемы и оборотная сторона. Несколько лет назад в СМИ прогремела похожая история со смертью недоношенного новорожденного в Калужском области. Расшифровка телефонных переговоров врачей не оставила никаких сомнений в том, что там произошло. Еще об одной чудовищной истории рассказала на своей странице в Facebook правозащитница Ольга Романова. И подобных случаев тоже хватает.

Люди доверяют медикам жизни, и хотят быть уверенными, что те сделают все для их спасения. Понятно, что общество, как и врачи, встревожено сложившейся ситуацией в здравоохранении. И если правоохранители просто перестанут вмешиваться, пациенты рискуют остаться без защиты. Есть ли из этой ситуации выход, который устроил бы всех, «Росбалт» спросил представителей врачебного и пациентского сообществ.

Президент Лиги защиты врачей Семен Гальперин.

— На своей странице в Facebook вы опубликовали фотографию с плакатом «Я/Мы Элина Сушкевич». Почему?

— Это явно надуманное дело, ставшее результатом борьбы нескольких региональных групп за кресло главврача. Просто в этом случае пересеклись интересы бизнесменов, чиновников и силовиков. Следственный комитет сейчас усиленно оправдывает свое существование. На мой взгляд, с тех пор как их отделили от прокуратуры, они не смогли подтвердить, что реально занимаются какими-то серьезными делами. Чтобы их обратно не слили, им нужно показывать результаты. Но заниматься коррупционными делами, кражей государственного имущества — рискованно, потому что чиновники умеют сопротивляться. Гораздо легче доказывать свою нужность нападками на работников здравоохранения.

В 2018 году был заметный подъем уголовных дел против врачей, вызвавший явное сопротивление со стороны медицинской общественности. Тогда глава СК РФ Александр Бастрыкин обещал на переговорах с главой Национальной медицинской палаты Леонидом Рошалем, что врачей не будут сажать, во всяком случае — за ошибки. Но обещание оказалось невыполнимым. Помните, в свое время наркоконтроль тоже вместо того, чтобы бороться с реальными наркоторговцами, занимался врачебными делами. Сейчас происходит то же самое.

Насколько мне известно, обвинение Сушкевич и Белой основывается на свидетельских показаниях. Это очень похоже на первое «дело врачей». В роковые 1950-е годы тоже были доносы, в том числе подчиненных, которые хотели занять места тех, на кого писали доносы. Сейчас мы видим примерно то же самое.

Мы оказались в очень опасной ситуации. Я думаю, это последний этап разрушения нашего здравоохранения: после того, как его уничтожили реформой, бессмысленной оптимизацией, осталось просто обвинить врачей в том, что это они, а не чиновники, во всем виноваты. Для этого нужно показать, что государство заботится о населении, наказывая врачей. Государству, видимо, наплевать, что население в результате останется совсем без медицинской помощи. Те врачи, которые не попадут за решетку, не смогут нормально выполнять свои обязанности. Многие сейчас просто уходят из профессии, особенно из рисковых направлений, например, хирургии. Самые талантливые, думаю, уедут за границу.

— В Facebook вы пишете про «охоту на врачей», с одной стороны, мы действительно видим дела против Мисюриной, Сушкевич. Таких историй — не одна и не две. Но есть и другие. Например, история «калужских акушеров». Думаю, вы про нее тоже знаете. Получается, интерес правоохранителей бывает вполне оправдан. То есть не вмешиваться совсем — тоже не получается. Но, видимо, делать это нужно как-то не так. Есть ли у вас ответ на вопрос — как? Чтобы и пациенты, и врачи чувствовали себя защищенными.

— Во всем мире вопрос качества медицинской помощи давно решен. Этим должны заниматься профессиональные медицинские организации. Если специалисты считают, что врач совершил ошибку или какое-то несовместимое с его званием действие, то именно они выносят решение, что с ним дальше делать. Вмешиваться в эти дела непрофессионалам неправильно.

— Вы хотите сказать, что за границей, где высока роль профессионального сообщества, врачей не судят?

— Как минимум за ошибки — нет. Врач такой же живой человек, и может совершить ошибку. Но определять, была ли в случившемся его вина, должны медики. Принимать такое решение без специфических знаний человек не способен.

— Как это должно выглядеть, по-вашему?

— Прежде всего, любая проблема, которая может быть связана с неправильными действиями врача, должна разбираться внутри профессионального сообщества, как это делается во всем мире. Если оно решает, что доктор поступил противозаконно, его передают в руки правосудия.

— Можно ли доверять решение таких вопросов профессиональным сообществам у нас в России, где люди до сих пор убеждены, что врачи покрывают друг друга, а экспертизу можно «нарисовать» любую.

— Эти люди никогда не были на врачебных конференциях, где рассматриваются смертельные случаи в клиниках. Эти люди не знают, как в действительности проходит разбор полетов в медицине. Про те случаи, когда врачебное сообщество находит ошибки коллег, и как с ними разбирается, они тоже не слышали. Зато СМИ пестрят историями о врачебных преступлениях. И чем хуже ситуация в обществе, тем охотнее ответственность будут перекладывать на врачей.

— В деле «калужских акушеров» была как раз такая история: врачи связывались с чиновником от здравоохранения, который консультировал по телефону, что делать. А потом тот же чиновник позвонил патологоанатомам и дал инструкцию насчет заключения.

— Я помню, мы не стали работать с этим делом. Мы ведь тоже не всех далеко защищаем. Но я вам скажу: когда дело связано с грубой фальсификации, его невозможно провернуть внутри только медицинского сообщества. Для этого нужно покровительство организаторов здравоохранения.

— И все-таки в такой ситуации в нашей стране опираться на мнение профсообщества, которое само разберется, страшно.

— Нет других вариантов. Я вам скажу проще: если вы не доверяете врачу — не обращайтесь к нему. Пожалуйста! Скоро врачей не останется, все сядут за решетку, остальные разбегутся, и мы будем лечиться у знахарей. Или пусть следователи лечат, раз они в этом разбираются.

По всей стране создали отделы, которые занимаются врачебными ошибками. Их должно быть 27, несколько из них уже работают — в Нижнем Новгороде, Санкт-Петербурге. Там сидят следователи, которые лучше врачей понимают, как надо лечить. Ну раз они лучше врачей понимают, пусть и лечат.

Нужно понимать: врач — человек, который оказывает помощь. И если в обществе нет доверия к врачам — это трагедия общества. Вот результат кампании, организованной чиновниками, чтобы переложить на врачей результаты бездумной реформы и преступной оптимизации здравоохранения.

Сопредседатель Всероссийского союза общественных объединений пациентов Юрий Жулев.

— Работники здравоохранения считают, что в последние годы следствие уделяет им слишком много внимания, а уголовные дела на врачей притянуты за уши. Вы — как защитник интересов пациентов- тоже думаете, что правоохранители порой перебарщивают?

— В чем-то я с ними согласен. Не должно быть уголовной ответственности просто за все. Думаю, часть ситуаций, где нет прямого умысла врача, нет явной преступной халатности, нужно декриминализировать. Медицина — это всегда риски. Не бывает 100% гарантии ни в чем. Есть случаи, когда риск может спасти жизнь. Если мы будем закручивать гайки, врачи просто перестанут лечить, перестанут рисковать.

Во всех этих ситуациях нужно детально разбираться, разводить понятия врачебной ошибки и преступления («Росбалт» писал об этом здесь). Часть этих дел нужно выводить в категорию гражданских. Но это не значит, что нужна полная декриминализация. Есть составы преступлений, которые все равно останутся уголовными.

— Кто должен решать: был ли у врача умысел или нет, и есть ли его вина в том, что случилось с пациентом после медицинского вмешательства?

— На западе существуют разные практики. Это могут быть профессиональные коллегии, третейские судьи, независимые экспертизы по запросу страховых компаний или лиц, представляющих интересы пациента. Это все нужно обсуждать, потому что пока не решен главный вопрос — за счет каких средств страховать, кто будет оплачивать ущерб.

Врач сегодня не застрахован вообще. В существующей системе за все отвечает медицинское учреждение, а не сам медицинский работник, если, конечно, это не уголовное преследование. Страхование ответственности врачей, также как и закон о защите прав пациентов, обсуждается уже десять лет. И с тех пор мы не сильно продвинулись.

— Можем ли мы в сегодняшней России доверить решение вопросов о том, виноват ли в случившемся с пациентом врач или нет, какой-то экспертной комиссии, пока существуют подозрения в том, что врачебное сообщество покрывает своих.

— Такие опасения есть, поэтому здесь нужно хорошенько подумать. Если комиссия будет формироваться по экстерриториальному принципу, с привлечением разных экспертов, этот вопрос можно обсуждать. Но мы, конечно, осторожно относимся к тому, чтобы это были чисто врачебные комиссии. Должно быть присутствие разных сторон.

— Но в целом позицию медиков вы разделяете, в том смысле, что далеко не за все их промахи нужно арестовывать и сажать?

— Это так. При любых манипуляциях есть риск: бывают патологии невыявленные, бывают особенности организма. На самом деле любой пациент, идя на какую-то медицинскую манипуляцию, должен понимать, что нет 100% гарантии и защиты. По любому такому моменту уголовно преследовать врача не совсем правильно. Мы должны дифференцировать эти ситуации, и наказание должно соответствовать тяжести — от гражданской ответственности до уголовной. Но о том, чтобы врач ни за что не отвечал, не может быть и речи. Если человек пострадал от действий врача, ему должны возместить моральный ущерб, затраты, связанные с продолжением лечения и так далее.

Все это должно рассматриваться в комплексе. Нельзя взять и отменить уголовное наказание, не введя гражданскую ответственность и механизмы компенсации.

Анна Семенец