«Дело Улюкаева»: последняя битва

Очередное заседание суда над Алексеем Улюкаевым стало чем-то вроде «разгрузочного дня». В течение двух часов стороны досказывали реплики, а затем подсудимый произнес последнее слово. Все выступавшие упражнялись в иронии и сыпали пословицами и поговорками, а некоторые — цитатами из художественной литературы и речей исторических лиц.

Поскольку все обвинительно-защитительные речи уже произнесены, а приговор требует особой подготовки, и к тому же адвокат Виктория Бурковская, собиравшаяся говорить отдельную речь, вдруг взяла больничный на целый месяц и от трибуны отказалась, участники процесса могли немного «расслабиться». И не спеша договорить то, что они не успели сказать друг другу. Недаром это называется «репликами».

Молчаливый прокурор Павел Филипчук на сей раз произнес небольшую речь. Он отметил, что «версия защиты не только несостоятельна, но комична». И что «защита противоречила сама себе, с одной стороны, заявляя о недопустимости полученных в ходе предварительного следствия доказательств, с другой — ссылаясь на них в подтверждение своей позиции». Речь идет о том, что адвокаты упорно настаивают на незаконности всех оперативных мероприятий, в результате которых министр экономического развития РФ Улюкаев был так блистательно изобличен в огромной взятке и задержан.

«Наиболее наглядный пример — запись разговора Сечина и Улюкаева и заключение психолого-лингвистической экспертизы. Если вы ставите под сомнение доказательство, как вы можете на него ссылаться? — сдержанно-ядовито спросил прокурор. — Этому учат на первом курсе любого юридического вуза по курсу «логика», первый семестр».

По поводу ключевого тезиса защиты о том, что министр экономразвития по своим полномочиям не мог повлиять на приватизацию «Башнефти» «Роснефтью», а значит ему не за что было требовать взятку от главы «Роснефти» Игоря Сечина, Филипчук также высказал особое мнение. Даже если этот тезис верный, отсюда не обязательно следует, что Улюкаев невиновен. Возможно, отсюда следует, что он мошенник.

«Если действия не входили в служебные полномочия, а денежные средства лицо получило, то это основание для оценки таких действий по соответствующим частям и пунктам ст. 159 УК РФ, — заявил прокурор. — Защитник при отсутствии согласия своего подзащитного фактически ставит вопрос о необходимости оценки его действий по статье «Мошенничество». Хотя Улюкаев таких показаний не давал».

Отвергая (разумеется) жалобу Улюкаева и защиты на провокацию со стороны Сечина и ФСБ, обвинитель Филипчук напомнил: «Провокация — создание искусственных условий для совершения преступления путем прямого или косвенного воздействия на лицо, включая активизацию его поведения с целью совершения им противоправного действия».

Отсюда, по мнению прокурора, следует, что для провокации «первым выдвинуть требования о денежном вознаграждении должен был Сечин». «Но установлено, что их Улюкаев выдвинул сам, — подчеркнул Филипчук. — До появления сотрудников ФСБ».

«Улюкаев находился перед добровольным выбором: совершать противоправные действия или нет, — заметил обвинитель. — Улюкаев забрал деньги, положил их в багажник и пошел пить чай».

Отвергая версию о провокации, Филипчук сказал, что «сторона обвинения лишена возможности раскрывать содержание конкретных положений организационно-распорядительных документов, которые отнесены к гостайне». То есть не считается возможным вынести на открытый процесс определенные доказательства вины, потому что они секретные. «Но по данному делу, — по мнению прокурора, — их и не потребуется».

Как и положено, обвинитель в очередной раз «приложил» подсудимого — довольно лаконично и эффектно.

«Есть ли сомнения, что совершено особо тяжкое коррупционное преступление — взятка? Ответ однозначен: таких сомнений нет и быть не может», — отрубил Павел Филипчук.

И под конец вздохнул: «Действительно, страшно, когда человек с безупречным послужным списком и репутацией, имея все блага жизни, становится на путь, который заканчивается банальным взяточничеством».

Другой обвинитель, Борис Непорожный, уже наговорившийся в понедельничной речи, только немного добавил. Он тоже упрекнул защиту в том, что она позволяет себе ссылаться на определенные моменты из оперативных доказательств, которые сама же считает незаконными.

«Когда нам нужно, мы просим исключить, а на какую-то часть, если нам нравится, ссылаемся», — заметил он.

Непорожный коснулся вопроса о поведении министра в ходе спецоперации. «Улюкаев в момент получения сумки вел себя естественно, лишних вопросов не задавал, потому что для него ситуация была очевидна», — констатировал он.

Ну а по поводу самого грандиозного тезиса подсудимого, высказанного на прошлом заседании, — что он хотел помешать некоему кругу лиц нажиться на приватизации пакета самой «Роснефти» и недоплатить в госбюджет 18,5 млрд руб., — обвинитель недоуменно спросил: «Почему до сих пор Улюкаев скрывал известный ему мотив оговора? И вот, наконец-то, вспомнил».

Свою речь Непорожный закончил, развеивая сомнения защиты в том, что в сумке в момент передачи ее Улюкаеву действительно находились $2 млн бумажными купюрами весом в 22 кг.

Адвокату Квелидзе показалось подозрительным, что Улюкаев, которому за 60, так легко эту сумку поднял и положил в багажник, тогда как в зале суда сам Непорожный, «здоровый, молодой и статный», поднимал ее с трудом. На это прокурор Непорожный предложил предельно простой ответ: «Своя ноша не тянет».

Еще одно его выражение: «О вине Сечин не говорил» — имеется в виду вино, а не вина.

Адвокат Тимофей Гриднев, тоже запомнившийся яркими выступлениями в прениях, возразил обоим прокурорам. «Я никогда не пишу свои речи, руководствуясь только логикой, которая изучается на первом курсе юрфака, — ответил он Филипчуку. — Всегда пользуюсь и логикой, и законом».

По поводу оперативных доказательств, которые то ли законны, то ли нет, Гриднев заметил, что адвокат-то по закону может оперировать даже и недопустимыми доказательствами, направленными против его подзащитного, если это в пользу последнего.

«Я четыре раза заявлял, что это доказательство недопустимо, — подчеркнул защитник. — Уважаемый суд не признал его недопустимым. Я имею полное право на него ссылаться».

Защитник напомнил о непозволительном отношении к (тогда еще) министру со стороны спецслужб. «На протяжении целого года я и мои коллеги только и делали, что обращали внимание на то, что все уголовное дело настолько порочно, сопряжено с таким количеством нарушений прав министра, который был тогда министром, и человека, — отметил Гриднев. — Речь идет о незаконном лишении свободы человека — никто не знал, что с ним происходит. Задержание Улюкаева было сопряжено с огромным количеством уголовно-процессуальных нарушений».

И далее: «Осмотр места происшествия был задержанием моего подзащитного. И составлять нужно было протокол не осмотра, а задержания».

«Кто-нибудь Улюкаеву дал позвонить? Никто! — воскликнул защитник. — И он в течение 7 часов не имел никакой связи. Государственное лицо на семь часов просто пропало с радаров телефонов. Он исчез! Это у нас так можно поступать с министрами! Просто гениально».

Из крылатых фраз адвокат Гриднев выбрал краткую поговорку, отметив, что прокурор Непорожный «как шашкой рубанул» вместо логики. «Трудно поддерживать обвинения, когда нечего сказать», — закончил Гриднев.

Адвокат Лариса Каштанова высказала мнение, что дело сфабриковано грубо, по принципу «я тебя слепила из того, что было» (слова из известной песни).

«За что требует наказания обвинение? За образ мысли доктора наук, экономиста Улюкаева? — возмутилась ее коллега Дареджан Квелидзе. — Который выразил свою мысль как специалист, по поводу приватизации?»

Сам подсудимый Улюкаев блеснул последним словом — и показал себя красноречивей всяких адвокатов. Кто знал, могли вспомнить его как известного либерального экономиста и публициста на переломе веков.

«Категорически отклоняю предъявленные мне обвинения, — заявил он. — Против меня была совершена чудовищная и жестокая провокация». С грустной иронией Улюкаев упрекнул прокуроров «за слишком частое употребление слов «очевидно», «безусловно», «достоверно», «несомненно», «неопровержимо». «Это означает, что гособвинитель знает эти слова, — отрубил он. — Только и всего». «Улюкаев потребовал взятку — это видно из того, что один человек другому человеку это сказал», — посетовал Алексей Улюкаев, имея в виду Игоря Сечина и его зама по безопасности Олега Феоктистова.

Припомнив Непорожному его оценку, что, мол, обвиняемый до суда «как сыр в масле катался», Улюкаев заметил: «Насчет пролетарской ненависти: хочу доложить суду, что с 2006 года я ежегодно сдавал декларации о своих доходах, расходах, имуществе. Они имеются в администрации президента РФ. И ни разу у компетентных специалистов не было никаких вопросов по поводу того, как формируются мои счета и приобретаются имущественные объекты».

Снова вспомнив о Сечине, проигнорировавшем суд, экс-глава МЭР горько посетовал: «Потерпевший сначала превращается в свидетеля, а потом утрачивает даже и этот статус. Какой-то подпоручик Киже». И тут же о себе: «Немолодой, пенсионного возраста гладиатор картонным мечом отмахивается от этих, вполне реальных орудий. А публика в удобных креслах наблюдает». (Тут можно робко заметить, что гладиаторы картонными мечами отнюдь не бились — римская публика хотела, чтобы они друг друга колошматили как следует).

«Это процесс, где гособвинитель строит свои доводы на весовых категориях — на том, что сумка слишком тяжела. Что может в ней находиться, как не деньги!» — зло отметил подсудимый, припомнив сцену из «Золотого теленка». Где Паниковский предлагает Балаганову украсть и распилить гири — раз они такие тяжелые, значит золотые.

«Вышинский отдыхает!» — воскликнул Алексей Улюкаев, переходя к совсем уже заключительной части. Он предостерег, видимо, российское общество, что надвигается новая волна беззакония с опасным оттенком сталинских репрессий. «Есть у вас знакомый чиновник, который почему-то перестал вам нравиться. «Подержи, пожалуйста, портфель. У меня шнурок развязался». И не успеет шнурок завязаться, как у него портфель выхватывают, его под белы руки — и в следственный изолятор. Нет человека, нет проблемы. Однако ящик Пандоры открыть легко. А закрыть будет очень трудно», — заключил экс-министр и публицист.

«Надеюсь, что суд защитит право и справедливость, — подчеркнул Улюкаев. — Не позволит отнять у престарелых инвалидов-родителей сына, единственную опору в старости. А у маленьких детей — отца. Моей маме 85 лет, папе 86. Сыну 12 лет, дочери — 7. Трудно им будет без меня». Также он высказал опасение, что десять лет строгого режима для человека, которому уже 62, не слишком отличаются от смертного приговора.

И вслед за семейными обстоятельствами: «65 лет назад Фидель Кастро на суде по сфабрикованному обвинению сказал: «История меня оправдает». Могу лишь повторить эти пророческие слова. Жернова истории мелют медленно, но неумолимо». Еще был припомнен Хемингуэй, с его колоколом, который всегда так неумолимо звонит по тебе.

Под занавес Улюкаев сказал: «Хочу здесь сделать заявление, что я признаю себя виновным». Но вряд ли уже кто-то из публики мог подумать, что он вдруг во взятке решил признаться.

«Конечно не в том абсурдном обвинении, — подтвердил подсудимый. — Моя вина в том, что я слишком часто шел на компромисс, искал легких путей. Карьерное благополучие зачастую предпочитал отстаиванию принципов. Крутился в каком-то бессмысленном хороводе, получал какие-то подарки, сам их делал. Простите меня за это, люди. Я виноват перед вами».

Прозвучало ожидаемо, а все-таки в чем-то и эффектно.

«Я много передумал за этот год. Как бы ни сложилась дальнейшая судьба, остаток жизни я посвящу отстаиванию интересов людей. Ничего. Будет и нашей улице праздник», — заключил Алексей Улюкаев и поздравил всех с наступающим Новым годом — мол, будьте здоровы, живите долго и счастливо.

Зачитать приговор судья Лариса Семенова пообещала 15 декабря.

Леонид Смирнов