Улюкаев, не дождавшись Сечина, заговорил

На процессе по делу Алексея Улюкаева прозвучала «ария» подсудимого. Экс-министр, обвиняемый в получении огромной взятки, виновным себя не признал, говорил довольно логично и представил убедительно звучащую версию событий. Попытки прокурора поймать его на противоречиях выглядели скорее бледно.

Присутствующий экс-глава МЭР Алексей Улюкаев, наконец, потеснил в центре внимания отсутствующего главного свидетеля — директора «Роснефти» Игоря Сечина, который уже дал понять через свой секретариат, что до конца года не сможет выкроить время для дворца правосудия. Столь непочтительное обращение с судебной властью многих не то, чтобы шокирует — речь идет об одном из сильнейших мира сего, а авторитет суда в нашей стране традиционно не очень высок, — но вызывает бурю откликов в стиле «Ну вот, что и требовалось доказать!»

Сечина жаждут видеть и защита, и обвинение — но первая выражает возмущение куда активней. Началось же понедельничное заседание с того, что адвокаты попытались и вовсе отложить процесс. И не из-за многострадального Игоря Ивановича.

Защита заявила о необходимости вернуть дело прокурору в связи с недоработками обвинительного заключения. Адвокат Дареджан Квелидзе скрупулезно перечислила огрехи обвинительного акта, однако, по крайней мере на неискушенный взгляд, «блохи были мелкие».

Главный тезис: в документе «неконкретизированные формулировки», не установлены время и место совершения преступления, а также способ его совершения. Здесь можно было бы возразить, что речь-то идет не об убийстве. Где и когда требовал Улюкаев от Сечина взятку в $2 млн, и чем он ему грозил, не так просто установить.

С другой стороны, юстиция требует уважения к букве. Обвинительное заключение составлено с нарушениями уголовно-процессуального законодательства, настаивает защита — а это серьезно. Однако судья Лариса Семенова ходатайство отклонила и дала понять: будем судить дальше.

Коль скоро обвинение и защита закончили представление доказательств, процесс перешел к допросу подсудимого. Прозвучало хрестоматийное: «Признаете ли вы себя виновным?» «Нет, не признаю».

Первый и наиболее продолжительный допрос обвиняемого, как и положено, провел адвокат. Тимофей Гриднев вопросы задавал дотошно, его низкий мужской глас звучал довольно строго. Сменивший его прокурор Борис Непорожный, напротив, говорил высоким голосом «эстрадного» типа, что создавало непроизвольный юмористический эффект.

Улюкаев достаточно убедительно возражал обвиняющим его в том, что, будучи министром экономического развития РФ, он хотел получить колоссальные деньги за содействие «Роснефти» в приватизации половины акций другой крупной нефтяной компании, «Башнефть». Экс-министр всячески подчеркивал, что в обвинении недостает логики.

Ибо, во-первых, Улюкаев был и остается противником такой схемы, когда одна, по сути дела, государственная компания приватизирует другую — этой точки зрения он не менял и неоднократно ее высказывал. А во-вторых, Улюкаев и его ведомство действительно констатировали, что «Роснефть» может участвовать в приватизации «Башнефти» просто потому, что она имеет на это право по закону. И он как должностное лицо не считал себя вправе этому препятствовать.

Как напомнил Улюкаев, решение о приватизации «Башнефти» было принято еще в феврале 2016 года экономическим блоком правительства. Основную роль организатора процесса приватизации играл банк «ВТБ-капитал», избранный на роль правительственного агента.

По ходу этой ответственной процедуры вице-премьер Аркадий Дворкович поручил трем государственным ведомствам — Министерству экономического развития под руководством Улюкаева, а также Минэнерго и Росимуществу — подготовить доклад президенту и правительству РФ в связи с тем, что Сечин обратился к президенту «с просьбой согласовать участие «Роснефти» в приватизации «Башнефти».

«Не совсем понимаю, какой в этом смысл — заметил Улюкаев по поводу данной инициативы Сечина. — Ведь «Роснефть» и так была уведомлена о том, что она включена в перечень инвесторов».

Как бы там ни было, уже сам Дворкович указал, что доклад надо составить, «исходя из нецелесообразности участия в приватизации компаний, прямо или косвенно контролируемых государством». Таким образом, весь экономический блок — те, кого любят именовать «либералами», — выступает против приватизации одних госкомпаний другими.

«В начале августа в интервью ряду СМИ я заявлял, что считаю «Роснефть» ненадлежащим приобретателем, а ее участие в приватизации — нецелесообразным, так как она косвенно контролируется государством через АО «Роснефтегаз», — рассказал обвиняемый.

«Как специалист в области экономики, я считал и сейчас считаю, что участие компаний, прямо или косвенно контролируемых государством, в приватизации госимущества нецелесообразно, поскольку не соответствует духу закона о приватизации —повышение эффективности производства, изменение структуры собственности и пополнение бюджета», — продолжал Улюкаев.

С какой же стати Сечин должен был его благодарить, да еще двумя миллионами долларов? А вот за что, по версии обвинения — продолжим оборванную цитату: «Но одно дело — мое мнение как специалиста, и совсем другое дело — мои действия как руководителя ответственного за эту процедуру ведомства».

Из двух соисполнителей доклада, одно ведомство — Минэнерго — высказалось против допуска «Роснефти» к приватизации. А другое — Росимущество — отметило, что юридических препятствий к этому нет. Поскольку закон о приватизации ставит блок только тем компаниям, где участие государства превышает 25%, а в «Роснефти» формальное госучастие менее 1%,

Алексей Улюкаев и возглавляемое им МЭР присоединились в данном вопросе к Росимуществу. Собственно, ничего сложного или диковинного тут нет. «По совести», как частный человек и экономист, Улюкаев был против такой роли «Роснефти» — и об этом неоднократно говорил журналистам. Но «по закону» — как государственный человек и министр — признал, что такая сделка может иметь место, о чем МЭР и доложил президенту и правительству. Закон и совесть далеко не всегда бывают в ладу.

Но и это не все: и как экономист, Улюкаев тоже признал целесообразность сделки. Вот почему: вслед за приватизацией «Башнефти» планировалась дальнейшая приватизация контрольного пакета самой «Роснефти», размером в 19,5% акций, что должно было принести в федеральный бюджет более триллиона рублей. По мнению, в частности, Улюкаева, вливание в «Роснефть» живительного потока акций «Башнефти» должно повысить привлекательность крупнейшей компании для будущих инвесторов, и повысить ее более, чем просто на сумму стоимости поступивших акций.

Таким образом, сделка успешно состоялась. А далее, в середине октября, Алексей Валентинович встретил Игоря Ивановича лично, в индийском штате Гоа, где проходил саммит БРИКС. Встреча состоялась, по его словам, случайно — у бильярдного стола, где Сечин играл с главой ВТБ Андреем Костиным. Улюкаев просто подошел, а Сечин, в прекрасном настроении, поблагодарил его за содействие в заключении такой грандиозной сделки, и, между прочим, пообещал «угостить вином, какого он никогда в жизни не пробовал».

Далее государственные мужи «перешли к приватизации акций «Роснефти». «Я выразил беспокойство в связи с тем, что для выполнения этой, более важной части поручения, осталось всего два месяца, — рассказал Улюкаев. — Договорились обсудить это в Москве».

Обсудить было что: согласно возникшему проекту, «Роснефть» должна была принять свои же приватизированные 19,5% акций на баланс, впредь до появления настоящих стратегических инвесторов. А для госбюджета изыскать порядка 10 млрд евро, или 700 млрд руб. Даже для такого гиганта, как «Роснефть», это достаточно сложно.

Весь разговор об астрономических суммах занял тогда около двух минут.

Ну, а через месяц за «мажорной» сценой последовала «минорная» — то самое роковое 14 ноября. Когда, по словам Улюкаева, вернувшись утром из поликлиники, он узнал, что ему звонил Сечин. И велел перезвонить.

«Он настойчиво предлагал приехать в офис, обещал показать центральную диспетчерскую, — рассказал Улюкаев. — Я был весьма занят. Но он просил приехать именно сегодня к 17:00. Мне было неудобно, но я согласился».

«Я въехал во внутренний двор рядом с подъездом. Было довольно холодно, а я в одном костюме, — продолжал подсудимый. — Меня встретил Сечин в теплой куртке и свитере. Отвел в сторону, показал сумку, которую предложил взять, и пойти попить чаю. Дал мне ключ от сумки. Я не сомневался, что в сумке находятся высококачественные напитки. Я открыл багажник, уложил сумку в него, водитель помог мне уложить, ключ я положил в карман, и мы пошли пить чай в небольшую комнату».

«Роковая сумка», о которой идет речь, была большой и тяжелой — вес ее Улюкаев оценил примерно в 15 кило. Министру пришлось поднимать саквояж самому, потому что, по его словам, Сечин попросил министерского шофера из машины не выходить.

Дальше состоялся деловой разговор, на сей раз не на две минуты, а минут на 15. «Сечин проинформировал меня, что заинтересованности приобретать акции у потенциальных инвесторов нет, но они готовы кредитовать сделку в полном объеме, — сообщил Улюкаев. — И только мы начали это обсуждать, как вдруг Сечин начал заканчивать встречу, сославшись на занятость».

Ну, а на выезде с территории «Роснефти» министерская машина была задержана ФСБ, министр был препровожден в отдельный кабинет, где состоялся сеанс с разоблачением. Руки его были «обработаны каким-то препаратом» с целью получения всех необходимых отпечатков. А в сумке оказались два миллиона долларов наличными — даже бумажные деньги порой имеют приятную тяжесть.

Все совершенное против него Алексей Улюкаев расценил как злонамеренную провокацию. Версия, вполне естественная в его устах, но для стороннего уха даже не удивительная, а впечатляющая, «неординарная». Ведь, как уверяет экс-министр, речь идет об участии в провокации не только ФСБ, но и лично Игоря Сечина — одного из влиятельнейших людей в стране, которого иные даже считают «вторым лицом» по неформальному весу.

Прокурор Борис Непорожный упорно искал у подсудимого логические нестроения — здесь многие ощутили прокурорскую въедливость. Обвинитель многократно, то так, то эдак, допытывался, почему все-таки министр не довел до правительства свою точку зрения, что «Роснефть» не должна участвовать в приватизации. Почему не написал начальству письмо с особым мнением? Мог ли употребить свое влияние, чтобы помешать сделке?

Улюкаев терпеливо отвечал, что существует регламент взаимоотношений конкретных министерств с правительством. «Такая самодеятельность — высказывание позиции, которая не вытекает из установленных законодательством правовых рамок, была бы совершенно неуместна», — заметил экс-министр.

Дальнейшие попытки обвинения поймать подсудимого на расхождениях между его показаниями на предварительном следствии и в суде выглядели неубедительно. После чего защита специально подчеркнула, что таковых противоречий как раз-то и нет.

Еще целый ряд вопросов касался того, почему Улюкаев не заглянул в сумку и не поинтересовался ее содержимым. Почему был так уверен, что внутри именно вино, о котором ему Сечин говорил целый месяц назад. Под самый конец, будто отчаявшись, прокурор спросил, почему же подсудимый хотя бы не поблагодарил Сечина за столь весомый подарок (хотя это уже к делу, в общем-то, не относится)

«Да, наверно, неделикатно, — согласился Улюкаев. — Холодно было».

Леонид Смирнов