«Помогите: больной не обезболен»

Новый год. Для одних – сказка. С елкой, подарками и Дедом Морозом. Для других – лишний повод встретиться со старыми знакомыми, не слишком кардинально отличающийся от тех, что выпадают по пятницам. Но для кого-то этот праздник и десять дней, которые за ним следуют, становятся испытанием. У больных, не перестающих болеть согласно общероссийскому расписанию, заканчиваются обезболивающие.

Помощь по графику

За радостным свистом фейерверков и криком утепленной пуховиками толпы не слышен крик умирающих. Для кого-то Новый год – праздник, для кого-то - рядовой выходной, для немногих – напряженная работа. Врачи фонда «Справедливая помощь» (часто его называют по имени основательницы – «Доктор Лиза»), созданного, чтобы облегчить страдания тех, кто никогда не поправится, в эти дни не отходят от телефона: «Больной не обезболен. Помогите!»

Один, пять, десять – какая разница, сколько. Важно - почему? Почему в большой и во всех отношениях прогрессивной Москве, где «каждый голос важен», не слышат эти голоса? Почему лекарства оказываются под замком? Почему, не сумев достать анальгетики по госрецептам, родственники обращаются в общественные организации или идут на черные рынки? Почему несколько выходных (столичные поликлиники отдыхают меньше других) для некоторых сливаются с вечностью?

«Сам процесс выписки препаратов очень осложнен», - говорит Елизавета Глинка – та самая доктор Лиза, детский реаниматолог, которая когда-то открыла в Киеве первый хоспис для бедных, которая потом переехала в Москву и многим помогла здесь.

Чтобы получить сильнодействующие лекарства, нужно сначала заручиться рекомендацией врача из хосписа, потом – участкового онколога, и только тогда забрать рецепт от участкового терапевта. «А, например, когда требуется увеличение дозы наркотического препарата – простого рецепта мало, - добавляет Глинка. - Надо собрать консилиум, который решит, какую дозу установить. Даже когда очень надо, поликлиники, к сожалению, продолжают работать по графику. То же самое повторяется в майские праздники».

В праздники, по ее словам, звонят, в основном, из Подмосковья. Но и Москва звонит: чаще всего - накануне выписанные пациенты. Почему этих людей выписывают? Потому что в сестринских отделениях при стационарах не хватает коек. Потому что паллиативная помощь в стране существует только на бумаге – в еще не вступившем в силу законе «Об охране здоровья». Потому что в хосписы по-прежнему принимают только онкологических больных, а люди умирают не только от рака.

«В праздники останавливается сразу все. Это комплексная проблема, - комментирует президент Лиги защиты прав пациентов Александр Саверский. - Люди пьют. Холодно. Люди выпадают из привычного рабочего режима. Обостряются хронические заболевания. А врачи, поскольку они тоже люди, не очень хотят трудиться, когда вся страна отдыхает. Правда, надо сказать, что в последнее время эта практика стала меняться. Раньше вообще только дежурный врач был. Сейчас в праздники все-таки персонал работает».

Исключенные из жизни

Многие из подопечных доктора Лизы – не москвичи, не граждане России и не онкологические больные. «Это последствия врожденных генетических заболеваний, черепно-мозговых и спинномозговых травм, это больные, у которых нет медстраховки на территории РФ, - перечисляет Глинка. - Это бывшие гастарбайтеры из СНГ: Украина, Молдавия, редко – Белоруссия и вообще весь Советский Союз. Это люди, которые приезжают сюда лечиться. Вместе с курсом лечения у них заканчиваются и надежды, и деньги – они умирают здесь. Мы таких больных берем на патронаж, обеспечиваем средствами ухода: пеленками, подгузниками - тем, в чем нуждаются умирающие».

«Они не всегда без родственников, - уточняет собеседница агентства. - Они, как правило, с сопровождающим лицом – это или мама, или жена, или какой-то другой член семьи. Не так давно умирала девочка из Молдавии. Она работала менеджером в ресторане. Родители физически не могли вывезти ее домой. Она умирала в общежитии».

В США и Европе, по словам Глинки, хосписы принимают всех. Критерий там один: вне зависимости от диагноза, человек проживет не дольше шести месяцев. В России для умирающих не от онкологических заболеваний хосписов нет. «Есть отделения сестринского ухода при стационарах, - поправляет директор фонда. - Я была в нескольких: это несвежее белье, это старые кровати и облупленные стены. И даже там коек мало. Судя по количеству звонков, которые поступают изо всех регионов России, эта проблема совершенно не решена».

Медико-социальный патронаж? Номинально он есть. На базе хосписов работают выездные паллиативные бригады. Но работают, опять-таки, исключительно с раковыми больными. Сотрудники и волонтеры «Справедливой помощи» с медицинским образованием учат родственников своих подопечных, как кормить больного, как его купать, как ухаживать за ним так, чтобы не было пролежней. Москвичам объясняют, как и где достать анальгетики. С сильнодействующими препаратами общественные организации не работают.

«Если нужно что-то такое, чего у нас нет, кидаем клич в Интернете. Помогают. Но мы можем помочь только препаратами мягкого действия, а это не выход из ситуации, - подчеркивает онколог фонда Сергей Курков. – Обычно к нам обращаются все-таки социально незащищенные группы – люди, которые не могут себе позволить частную консультацию или частные клиники. Не могут позволить себе необходимые лекарства: по льготным перечням выдают не все. Бывают крайние ситуации, когда родственники вынуждены выходить на нелегальные рынки».

Латинское «hospes» значит «чужестранец», «гость». Первые хосписы размещали вдоль дорог, по которым проходили основные маршруты христианских паломников. Это были дома призрения для уставших, истощенных и заболевших странников. В российских хосписах первым делом проверяют прописку. Даже если речь идет о россиянине.

Нелегальные врачи

По данным фонда «Вера», в стране работает более 100 хосписов и отделений паллиативной помощи. Как уточнил в разговоре с «Росбалтом» председатель правления Общероссийского объединения медицинских работников, президент общероссийского движения «Медицина – за качество жизни» Георгий Новиков, «по британской модели, на 300 тыс. народонаселения должно быть одно учреждение паллиативной помощи на 25-30 коек. В России – 142 млн человек. Делим на 300 тыс. – получаем потребность».

То есть, по британской модели, нам нужно не меньше 470 хосписов. «А сейчас дело обстоит так, как продиктовала за последние 25 лет жизнь, - констатирует Новиков. - Субъекты развиты не одинаково, а здравоохранение финансируется из региональных бюджетов. Если есть хосписы и отделения паллиативной помощи – значит, гарантии получения этой помощи в этих регионах выше. Взять Москву – есть стройная система хосписов и отделений паллиативной помощи. Взять Санкт-Петербург – есть хосписы и отделения паллиативной помощи. Но вот если мы возьмем Читу или Новосибирск, то там мы таких подразделений не найдем».

Уход на дому? «Этого до настоящего времени прописано не было, - отвечает собеседник агентства. - И хотя существуют социальные койки, хосписы, подразделения паллиативной помощи, кабинеты противоболевой терапии, общей концепции по оказанию такой помощи на федеральном уровне нет. Это, в том числе, связано с доступностью препаратов и анальгетиков для терапии боли (а у подавляющего большинства этих пациентов боль - ведущий симптом)».

«Хватает ли врачей? Нет, однозначно нет. У нас и подразделений не хватает. И достаточного количества коек в настоящий момент нет, но у нас свершилось главное (25 лет мы к этому шли): ст. 36 нового закона «Об охране здоровья» вводит новый вид медицинской помощи – паллиативную. И вот в ней написано, что Министерство здравоохранения после принятия закона займется разработкой порядка оказания этой помощи – т.е. речь пойдет о создании национальной концепции паллиативной медицины».

Первые кабинеты противоболевой терапии появились в России 25 лет назад. Затем начали открываться хосписы и отделения паллиативной помощи на базе больниц общего профиля и онкодиспансеров. Несмотря на отсутствие специальности «паллиативная помощь», в Первом московском государственном медицинском университете имени И.М. Сеченова Георгий Новиков читал одноименный курс. В прошлом году его объединили с кафедрой онкологии. «И все же, - отмечает Новиков, - за 12 лет мы разработали программу и обучили 1433 доктора. Причем онкологов среди них было только 25%».

По его словам, Минздравсоцразвития «сейчас предстоит очень большая работа – как организационная, так и связанная с подготовкой специальных кадров (в том числе и среднего медицинского персонала)». В Первом меде готовы делиться знаниями. Закрывая глава на данности, Новиков говорит, что он и коллеги по прежде нелегальной специальности «воодушевлены»: «Порядок оказания паллиативной помощи пациентам в ближайшее время будет прописан, и, независимо от материального положения, социального статуса или места проживания, они смогут получать помощь в стандартном (стандартизированном) режиме. Сегодня система мозаична, а хотелось бы ее привести к общему знаменателю».

Хотелось бы этого и доктору Лизе. Здесь тоже рады вниманию законодателей. Но пока оно не вылилось в реальные подвижки, пятеро сотрудников фонда вместе с пятнадцатью постоянными волонтерами готовятся к праздникам: закупают лекарства, подгузники, пеленки. Закон вступит в силу 1 января. А его сначала надо пережить.

Дарья Миронова