Как спасти веру в Бога без фундаментализма

Что ждет человечество в будущем? Грозят ли ему войны и кризисы? А может, напротив, планета станет более благоустроенной? Сможет ли Россия вписаться в новую обстановку или пойдет своим путем? Обо все этом – в статьях нового цикла «Росбалта» "Мы не узнаем наш мир".

Умрет ли религия в XXI веке? Станем ли мы бездуховными материалистами? Надо ли сражаться за веру в Бога с оружием в руках, жестоко карая каждого, кто неправильно мыслит? Вокруг этих вопросов все чаще сосредотачивается полемика в современной России.

С одной стороны, есть вроде бы очевидный пример Запада, демонстрирующий нам, как со времен Просвещения религия постепенно сдавала свои позиции. Божьи храмы в Европе опустели, паства разбрелась по магазинам, и регулярный шопинг превратился в ритуал, заменяющий присутствие на церковных службах.

С другой стороны, есть вроде бы очевидный пример Востока, демонстрирующий нам, как после некоторого отступления религия ислама вновь стала доминировать в обществе. Мечети переполнены, правоверные внимают каждому слову, а религиозные нормы вторгаются в экономику, политику и даже правовую систему.

Подобное схематичное представление кажется верным, когда получаешь отрывочную информацию о религии благодаря телевизионной картинке и некоторым алармистско-пропагандистским брошюрам. Реальный же мир выглядит значительно сложнее. Представления о нарастающей бездуховности Запада и фундаменталистском фанатизме Востока существенно трансформируются, если начинаешь всерьез изучать эти проблемы.

Заправки, «Макдональдс» и церкви

Первый раз оказавшись в Америке, я был, естественно, поражен разнообразием страны, сочетающей небоскребы Нью-Йорка с бесконечным одноэтажным массивом пригородов. Но через некоторое время (особенно, во второй и третий свой визит за океан) я обратил внимание на то, что при абсолютной несоизмеримости различных частей Соединенных Штатов есть три явления, неизменно присутствующих во всех уголках огромной страны. Это заправки, «Макдональдс» и церкви. Перефразируя известную мысль Ленина, можно сказать, что таковы, наверное, три источника, три составных части современного американского общества, сочетающего каким-то таинственным образом автомобилизм, фаст-фуд и глубокую религиозность.

У каждого, кто хотел бы представить наш нынешний мир с помощью заранее подготовленной схемы, возникает соблазн разбить эту триаду, выбросить какую-то ее часть и объявить не вписывающийся в схему элемент досадной случайностью. К примеру, модернист станет утверждать, что для прогрессивно мыслящих американцев Божьи храмы являются чем-то старым и отживающим, то есть не имеющим такой прагматичной функции, как средства передвижения и рестораны быстрого питания. Консерватор же, напротив, стремясь подчеркнуть значение традиции и веры для американского общества всех времен, заметит, что, скажем, вульгарный «Биг-Мак» – это для бедных и цветных, тогда как истинный WASP (белый протестант англо-саксонского происхождения) с глубоким уважением относится лишь к церкви.

На самом деле никак нельзя отрывать одно от другого. Модернизированная Америка удивительным образом сочетает приверженность современному образу жизни (распад традиционной семьи, частая перемена мест, стремление к карьере и т.д.) с религиозностью, помогающей людям примирить динамизм XXI века с естественной склонностью иметь в жизни какую-то фундаментальную основу. А вера в Бога, порой, помогает, как ни парадоксально, сделать жизнь более динамичной. Великий немецкий социолог Макс Вебер показал более ста лет назад, что протестантская этика серьезно способствовала развитию духа капитализма, а значит, религиозность протестантов заметно ускоряла рост ВВП и реальных доходов населения.

Таким образом, для того чтобы по-настоящему разобраться в хитросплетениях XXI века, вопросы, сформулированные в начале этой статьи и имеющие заметный политический привкус, следовало бы заменить на принципиально иной, чисто научный вопрос. Что позволяет сегодня оптимально сочетать модерн с традицией, религиозность с деловой хваткой, приверженность духовным ценностям со способностью к достижению практических жизненных результатов?

Нам вряд ли стоит сражаться за веру или оплакивать безвозвратно ушедшие времена духовной идиллии. Не лучше ли просто разобраться в том, как можно организовать мир XXI века, чтобы он не противоречил тем ценностям, которые человечество хотело бы взять из прошлого?

Конкуренция на рынке «духовного продукта»

Современный британский (что важно, не американский!) историк Ниал Фергюсон провел интересное сравнение того, как в последние столетия была обустроена вера в Бога среди европейцев и среди американцев. Как те, так и другие являются приверженцами христианства, однако в институциональном плане действуют совершенно по-разному. Проще говоря, вера у всех одна, а «правила игры» принципиально отличаются.

Н. Фергюсон описывает небольшой американский городок Спрингфилд, где почти на каждую тысячу жителей приходится одна церковь. «Ну, здесь нет ничего особенного, – может сказать современный россиянин. – Церкви шаговой доступности. У нас сейчас тоже к этому стремятся. В каждом микрорайоне возводят хотя бы по одной маленькой деревянной церковке».

На самом деле наша модель существенно отличается от американской. Дело в том, что у нас все эти храмы принадлежат одной и той же конфессии, тогда как в Спрингфилде развивается активная конкуренция за души прихожан. Там действует 122 баптистских церкви, 36 методистских часовен, 25 Церквей Христа и 15 Церквей Бога – всего около 400. «В нынешнем Спрингфилде, – отмечает Н. Фергюсон, – идет конкуренция между церквями, столь же жесткая, как между автомобильными дилерами или ресторанами быстрого питания. Церкви должны иметь здесь коммерческую жилку, чтобы привлечь и удержать прихожан».

Естественно, для успеха в конкурентной борьбе приходится применять все возможные методы современного маркетинга. Клиента надо завлечь и развлечь, сделав так, чтобы он почувствовал удовлетворение от приятно проведенного в церкви времени. «Христианство этого сорта, – продолжает Н. Фергюсон, – не только увлекает и развлекает (мало чем отличаясь от поездки в мультиплекс с прохладительными напитками или кофе «Старбакс»), но и удивительно малого требует от своих адептов. Сами они, напротив, к Богу обращаются часто, так что молитвы нередко включают длинный ряд просьб о решении личных проблем. Бога-отца, и Сына, и Святого Духа заменили Бог-Аналитик, Бог - Умирающий богатый дядюшка и Бог - Личный тренер. Учитывая то, что более двух пятых белых американцев в некоторый момент своей жизни меняют религию, вера стала, как это ни парадоксально, шаткой».

Суть неизменна, формы меняются

«Подобная вера отвратительна, – наверняка скажет значительная часть читателей, дойдя до этого места, если еще раньше не бросит просматривать статью, содержащую столь неприкрытую апологетику американского образа жизни. – То, что описал Н. Фергюсон, и церквями то назвать нельзя».

Данный читатель, бесспорно, прав. Для тех, кто ценит в религии традицию и возможность соприкоснуться с истоками древней веры, подобное бегство по конкурирующим между собой храмам в поисках «духовного продукта», оптимально удовлетворяющего потребности, абсолютно неприемлемо.

Однако другой читатель, возможно, скажет: «Это любопытно. Мне нужен Бог, а не старый, надоевший обряд. Я хочу верить так, как мне подсказывает душа, а не так, как подсказывает священник, которого я давно не уважаю за откровенную корысть и пренебрежение моими духовными проблемами. Я ведь друга или любимую женщину долго выбираю, стремясь сойтись душами. А “врачевателя души” мне предлагают по разнарядке, идущей сверху, без всякой возможности выбора. Нет, уж лучше я поищу ту церковь и того батюшку, который мне ближе».

Данный читатель тоже, конечно, прав. Любовь к женщине может погубить неугомонная теща, стремящаяся вторгаться во все дела молодой семьи. И точно так же любовь к Господу может погубить его недостойный служитель, которых сейчас пруд пруди, что в нашей церкви, что за рубежом. Немало людей, искреннее верующих в Бога, сегодня фактически изгнаны из церкви, поскольку не могут веровать так, как им навязывают. В итоге люди остаются в одиночестве, лишаясь духовной поддержки общины, которая так ценна в настоящей вере.

А может существовать еще и третий читатель, который скажет, что не способен веровать так, как веровали его предки, существовавшие в мире, не знавшем современной науки и множества технических открытий.

Нам кажется порой, будто подобный модернист неизбежно уходит из церкви, поскольку никто не сможет доказать ему, что Бог сидит на небе. И впрямь, принять религию в традиционной форме его сознание откажется. Однако потребность в вере у человека существует независимо от работы сознания. А потому многие модернисты готовы будут принять церковь, если она всерьез трансформируется и предложит смотреть на мир по-другому, чем смотрели наши отцы и деды.

Кстати, ведь даже самые консервативно настроенные наши современники во многом веруют не так, как верили первые христиане. Суть веры остается неизменной на протяжении тысячелетий, но формы ее обязательно меняются, приспосабливаясь к постоянно модернизирующемуся миру.

Человек для церкви или церковь для человека?

В общем, разнообразие церквей – это не коварный план американцев по разрушению веры, а естественная реакция на трансформацию человека. На то, что мы в XXI веке стали очень разными. И, соответственно, разными являются наши духовные запросы. Тоталитарный строй может ломать человека, подгоняя его под единый стандарт, и тогда он вполне способен обойтись единой религией или даже квазирелигией, которой был советский марксизм. Но если строй не тоталитарен, то церкви волей-неволей приходится трансформироваться и двигаться за изменением потребностей человека, как двигается за изменением потребностей любой производитель товара, не желающий обанкротиться.

«Реформация в Европе имела национальный характер, – пишет Н. Фергюсон, – и привела к появлению государственных церквей вроде англиканской или шотландской. А в США религия и государство всегда были разделены, что допускало открытую конкуренцию многочисленных протестантских сект. Это, вероятно, лучшее объяснение странной смерти религии в Европе. В религии, как и в бизнесе, монополия неэффективна – даже если в некоторых случаях существование государственной религии увеличивает степень религиозной активности (там, где правительство щедро субсидирует церковь и слабо контролирует назначение священнослужителей). Чаще конкуренция на свободном религиозном рынке поощряет новшества, направленные на то, чтобы принадлежность к общине и участие в богослужениях лучше отвечали запросам людей. Вот это и сохранило религию в Америке».

В России сегодня церковь испытывает временное возрождение, поскольку в связи с разрушением тоталитарной коммунистической квазирелигии общество, желающее во что-то верить, повернулось в сторону РПЦ. Однако со сменой поколений наша ситуация станет все больше напоминать ту, что сложилась во многих европейских странах, где церкви фактически пустуют. Истинные прихожане, которых, по разным оценкам, в России не больше 10%, наверное, в храмах останутся, а так называемые «захожане» будут захаживать все реже и реже, поскольку при сохранении потребности в вере перестанут чувствовать потребность в церкви как в институте. Умный, разносторонне образованный молодой человек вполне может верить в Бога, однако не велика вероятность того, что он согласится именно с той формой культа, которая монопольно утверждена.

Вера не умрет, но она может трансформироваться и спрятаться в душах. Если в религиозной сфере российской жизни будет происходить либерализация, то множество конкурирующих между собой церквей предложат верующему человеку помощь. Если же либерализации не произойдет (что наиболее вероятно), храмы все чаще станут пустовать, оставляя верующего наедине с самим собой.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Перейти на страницу автора