Кто «купит» Донбасс

Референдумы в Донецкой и Луганской областях Украины прошли. Что дальше? Проблема эта сегодня интересует всех, поскольку странные, прямо скажем, получились референдумы. Запад их не признает, Россия просила отложить, Киев делает вид, будто их вообще не было, а к самостоятельному существованию, кажется, ни Донецк, ни Луганск реально даже не готовились, поскольку независимость без сильного, охраняющего и подкармливающего патрона чревата для них нищетой. Зачем же, возникает резонный вопрос, голосовали?

В известном смысле референдумы стали непреднамеренным последствием разделения российской политической активности на политику реальную и миф, который преподносится обывателю - о том, что сегодня для России нет ничего важнее, нежели продвижение все дальше и дальше вглубь Украины (а также Молдовы и, возможно, Белоруссии с Казахстаном) ради воссоединения проживающего там русскоязычного населения с родным отечеством. Само же это население, помимо радости, испытываемой от «возвращения домой», еще и подсчитывало выгоды, связанные с распространением на него российских зарплат, пенсий, денежных довольствий военнослужащим и т.д.

В реальной политике Кремль вынужден соразмерять свои действия с двумя объективно существующими ограничителями. Во-первых, с имеющимися в России ресурсами, которых и на своих-то граждан толком не хватает. Во-вторых, с неизбежными потерями для экономики, которые принесут санкции и бегство капитала, предпочитающего оседать там, где государство думает о поддержке бизнеса, а не соотечественников.

Однако широкие народные массы руководствуются не проблемами реальной политики, а исключительно мифами. В мифологическом пространстве референдумы имеют огромный смысл. Как может Россия не присоединить Донецк и Луганск, полагают жители Донбасса, если там живут люди, стремящиеся воссоединиться с отчизной? Крым присоединили де юре, Абхазию с Южной Осетией - де факто. Чем же Донецк и Луганск хуже?

Между тем Путин, скорее всего, предпочел бы федерализацию Украины, при которой Донецк и Луганск (а также Харьков и, по возможности, Днепропетровск, Запорожье, Одесса) формально оставались бы в составе этого государства, однако реально вышли бы из-под контроля Киева и установили бы партнерские отношения с Россией. При таком раскладе Кремль снял бы с себя дополнительные и очень тяжелые финансовые обязательства по превращению восточных украинцев в россиян, но сохранил бы имидж спасителя и покровителя.

Подобное положение удобно еще и тем, что в перспективе остается возможность вновь поставить вопрос о присоединении к России, причем сделать это в самый нужный момент. Например, перед парламентскими выборами 2016 г. или президентскими 2018 г. Логичнее было бы сэкономить часть денег и дозированно использовать народный энтузиазм именно в те моменты, когда его можно направить в урну для голосования, а не в воздушное пространство. Проблема в том, как дозировать народный энтузиазм, если он стихийно выплескивается в донецкие и луганские урны именно сегодня.

Крымская история породила у множества людей на постсоветском пространстве такие ожидания, которые довольно трудно исполнить, не подрывая и без того тяжелое положение российской экономики. Однако при определенном искусстве политического маневрирования и при наличии везения Путин может даже обернуть ситуацию себе на пользу.

Будущая конфигурация Украины определяется сегодня все же не посредством локальных референдумов, а с помощью торга четырех глобальных игроков – Москвы, Вашингтона, Брюсселя и Киева. Мнение населения Донбасса является одним из инструментов – важным, но далеко не единственным. У Москвы есть еще такой существенный рычаг воздействия на Украину, как газовый вентиль. У Вашингтона и Брюсселя – возможность выделить кредиты на оплату газа, а также способность применить против России экономические санкции. Пока что они были скорее забавными, нежели действенными, однако и Россия ведь «газовую дубинку» еще по-настоящему не применяла. Киев в этой четверке явно выглядит слабым игроком, однако и у него есть свой аргумент - воздействие на общественное мнение западных стран. Если даже Палестина с ее многолетним террористическим опытом может пробудить на Западе симпатии, ссылаясь на израильскую агрессию, то уж Украина при умелой работе с прессой вполне способна вышибить слезу из американского или европейского избирателя. А такая слеза, соответственно, во многом будет определять позицию Вашингтона и Брюсселя.

В общем, главное сейчас – это торг, в котором все продается и все покупается. Донбасс в том числе. Можно скинуть цену на газ в обмен на федерализацию. Можно, напротив, отключить газ при продолжении акций по силовому подавлению пророссийских активистов Донбасса. Можно отказаться от нового пересмотра украинских границ в ответ на отказ НАТО от включения в свой состав Украины.

Путин, пожелай он ограничиться федерализацией, имеет неплохие шансы добиться своего. Во-первых, захват Крыма сразу повысил его ставки в игре. Кремль тем самым показал, что готов рисковать по максимуму, а значит любое решение, не предполагающее нового пересмотра украинских границ, уже выглядит компромиссом с российской стороны. Запад, конечно, может счесть новый пересмотр блефом и не идти ни на какие компромиссы. Но вдруг Россия не блефует, а играет всерьез? Не лучше ли сразу согласиться на федерализацию, если не хочешь устраивать из-за Украины Третью мировую войну? Во-вторых, итоги референдумов могут послужить, если Путин этого захочет, основанием для очередного «восстановления исторической справедливости». Народ, мол, не хочет жить под властью Киева, который, к тому же, крайне неумело проводит свои контртеррористические операции.

Думается, федерализация сейчас была бы оптимальным компромиссом, если только одна из сторон не закусит удила.

Путин сохранил бы имидж спасителя и объединителя без серьезных дополнительных финансовых затрат и без попадания под очередной этап санкций.

Запад предстал бы в глазах своего общественного мнения скалой, которая встала на пути российских имперских амбиций. Тем более что федерализация - в общем-то, требование вполне демократичное и соответствующее сложившимся представлениям об устройстве таких государств, как Украина.

Даже Киев, по сути, не сильно проиграл бы, если бы федерализацию удалось «продать» украинскому народу не как выкручивание рук, осуществленное Москвой, а как шаг к европейскому демократическому будущему, предпринятый в согласии с Евросоюзом.

В общем, шанс на достижение компромисса во всей этой истории есть. Важно лишь, чтобы одна из сторон не стала играть по принципу «победитель получает все».

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Перейти на страницу автора