Брейвик и его университеты

Норвежский убийца Андерс Брейвик, расстрелявший 69 человек на острове Утойя в 2011 году, осужденный на максимальный срок заключения в 21 год и социальную изоляцию, поступил в университет Осло.

Эта новость, появившаяся вчера в Рунете со ссылкой на немецкий информационный портал N24, породила принципиально новую этическую дилемму, в которой тюрьма, высшая школа и общество решают задачу на смысл – что же дальше делать с Монстром, которому сознательно сохранили жизнь.

Как олицетворение предельного человеческого зла – рационального, осознанного, хладнокровного, благополучного и не раскаявшегося - Брейвик действительно Монстр. Его деяния явно выходят за привычные мерки этических стандартов, а потому ни одно из решений относительно его судьбы не является бесспорным.

Бесспорно другое: для остального мира судьба Брейвика - это пустой стул на сцене, куда направлен ослепительный луч прожектора в спектакле «Будущее Европы». Стул пуст и мы ждем, кто же займет его и заговорит.

Заговорит о важных вещах - о возможности наказания там, где возмездие уже невозможно; о современном понимании абсолютной виновности, о выборе сохранять или не сохранять личность тому, кому правосудие сохранило тело и возможность жизни; об изоляции, исправлении, развитии.

А пока говорят другие.

Первой и ожидаемой сетевой реакцией на образовательную инициативу Брейвика было возмущенно-эмоциональное - «И это та Европа, в которую мы идем?!! Он Монстр и не имеет права на человеческое!», «Может вы, трусливые европейские либерасты и импотенты, ему еще мороженное купите и в зоопарк сводите?!»

Более сдержанные комментаторы рассуждают о нарушении принципа социальной изоляции (обучение, пусть даже заочное, – это все же процесс социальный, который предполагает предельно редуцированные, но отношения учителя и ученика), о деньгах норвежских налогоплательщиков, за чей счет будет учиться политическим наукам политический преступник Андрес Брейвик. Решают - является ли образование привилегией или культурным правом личности? Да и вообще: «Вор должен сидеть в тюрьме», а жаждущий славы убийца и Монстр заслуживает забытья, которое предполагает вычеркивание не только из человеческого мира отношений, но и полной изоляции от продуктов человеческой культуры, а одно это за 2-3 года способно лишить социальных навыков и привести к «смерти человека» в биологическом индивиде.

Противоположные точки зрения - от романтического: «Образование и развитие способны изменить личность преступника и его мировоззрение, потому, - пусть учится» до ехидно-ироничного: «Раз не убили Брейвика сразу, то да, учите его, водите в кино и зоопарк, покупайте попкорн – сказали А, скажите и Б» - также обращены к индивидуальной истории преступника.

Но дело совсем не в Брейвике. Понять логику отношения европейских институтов к его судьбе можно, только с учетом структуры и эволюции самих этих институтов. В их основе - все тот же ценностный конструкт, настолько отличный от нашего, что, говоря «европейский», мы почти всегда предполагаем, «иной».

Этика, ценности и культура как неразрывно связанные между собой феномены на протяжении веков формировали дисциплинарные институты общества – тюрьму, университет, больницу, армию. И каждый из этих институтов, проходя свой путь ценностной эволюции, всегда оставался культурным продуктом. В определенный момент тюрьма как культурный продукт Западной Европы оказалась слишком отличной от тюрьмы как культурного продукта Европы Восточной.

И если для наших тюрем важнейшей остается функция наказания, а значит уничтожение, духовное или физическое, то европейская тюрьма как институт, эволюционировала в ином направлении. Забытью, молчанию и возмездию (колония «Черный дельфин»), европейская пенитенциарная система противопоставила совсем иное ценностное решение.

Эволюцию европейской тюрьмы хорошо описал французский философ Мишель Фуко в работе «Надзирать и наказывать», посвященной истории изменения механизмов возмездия за преступления.

О новой европейской тюрьме он пишет как об институте, который уходит от идеи наказания к идее надзора и прогноза рисков: «Работа над душой заключенного должна производиться как можно чаще. Новое и важное в этой модели то, что за индивидуализацией наказания следует и индивидуальный подход к осужденному. Теперь аппарат исправительного наказания точкой приложения рассматривает осужденного индивида. Тело и душа, рассматриваемая как вместилище привычек, образуют элемент, который отныне подлежит карательному вмешательству. Организуется целый корпус знания, область значения которого - не столько совершенное преступление, по крайней мере, не оно одно, сколько потенциальная опасность, сокрытая в индивиде и проявляющаяся в его наблюдаемом каждодневном поведении. С этой точки зрения тюрьма действует как аппарат познания».

Тюрьма, действующая как аппарат познания, видит в Брейвике не индивидуального Монстра, а новую деструктивную, асоциальную функцию. В условиях современной мультикультурной Европы, где Лев никак не желает возлечь рядом с Ягненком, «Брейвик» может повториться вновь. А потому ее нужно изучать, по-разному на нее воздействуя, оценивая шансы и возможности ее нейтрализации как функции – не личности и не тела. Именно потому слишком дорого не учить Андерса Брейвика.

Ольга Духнич

Перейти на страницу автора