Путин и коррупция: кто виноват?

С тех пор, как в отставку был отправлен Анатолий Сердюков, самый распространенный вопрос, задаваемый мне журналистами, связан с коррупцией. Действительно Путин начал борьбу, или же все это имитация деятельности?

Если не вдаваться в детали, то — имитация. Поскольку эффективных методов решения проблемы силами самих чиновников быть не может в принципе. Нужна широкомасштабная демократизация общества. Нужен парламент, который проводит антикоррупционные слушания, а не воюет с журналистами. Нужна свобода на ведущих телеканалах - чтобы журналистские расследования были действительно расследованиями, а не травлей лиц, неугодных властям. Ясно, что все это принципиально не входит в план реформ, на которые был бы готов пойти Путин. А потому ситуация в целом сильно не изменится, как бы ни напрягались прокуроры со следователями.

Впрочем, если в детали все же вдаваться, то, скорее всего, Кремль и впрямь хотел бы развернуть широкомасштабную борьбу с коррупцией. Однако не знает, как это сделать, не затрагивая основы сложившейся политической системы. Дело в том, что, если с нашей точки зрения коррупция – всегда зло, то с точки зрения власти она может быть и благом. Сейчас наступает момент, когда для Кремля проблем от коррупционеров становится значительно больше, чем выгод. Чтобы понять, почему так происходит, надо бросить ретроспективный взгляд на эволюцию коррупции в дореформенной России.

Дали пистолет – и крутись, как можешь

В 90-е гг. коррупция стала элементом системы управления страной. На то было две важных причины – слабость государства и отсутствие денег.

Слабость государства – это, прежде всего, его неспособность противостоять давлению многочисленных лоббистских группировок. Самый яркий пример – залоговые аукционы. Чтобы получить поддержку крупного бизнеса на президентских выборах, надо было отдать ему крупную собственность с помощью, мягко говоря, не вполне обычной процедуры. Если бы не было такой поддержки и шанса на успех летом 1996 г., то, скорее всего, еще весной 1996 г. свершился бы государственный переворот, на который толкало Ельцина ближайшее окружение.

Примеров слабости государства – сотни и тысячи. Лоббистские группировки пробивали налоговые льготы, государственные кредиты, беспошлинный ввоз товаров, право «крутить» бюджетные деньги, особые условия приватизации, особые условия доступа к ресурсам и т.д. Власть, осуществляющая непопулярные реформы и страшно боявшаяся нажить множество врагов, шла на любые компромиссы, только бы не создать в обществе «негативный консенсус», при котором все бы захотели ее скинуть: правые и левые, честные и нечестные, реформаторы и консерваторы, столицы и регионы.

Нехватка денег – это объективная неспособность бюджетов всех уровней платить толковым чиновникам зарплату, которая удержала бы их от перехода в частный сектор, где доходы менеджеров росли не по дням, а по часам. Как бы мы ни проклинали бюрократию, государство не может без нее существовать, а потому требовалось найти способ удержать чиновников на таких деньгах, которые бизнес тратит на чаевые. Единственным вариантом решения данной проблемы в 1990-е гг. была коррупция. Госслужащим платили копейки, но закрывали глаза на то, что они будут воровать. Как в анекдоте про милиционера, который долгое время не приходил за зарплатой, а потом с удивлением узнал, что она вообще существует: «Я думал, дали пистолет – и крутись, как можешь».

Словом, в 90-х борьба с коррупцией не удавалась, во-первых, потому что без нее не выжило бы государство, а во-вторых, потому что без нее не выжили бы те, кто на него работал.

Очередь «жирных котов»

В период между кризисами 1998 г. и 2008 г. ситуация стала иной. Быстрый экономический рост привел, с одной стороны, к укреплению государства, а с другой – к росту бюджетных возможностей.

При высочайшем рейтинге Путина уже не было объективной необходимости обменивать поддержку различных групп на право кормиться с помощью государственных ресурсов. Популярный президент апеллировал непосредственно к народу, который чувствовал улучшение жизни и готов был поддерживать того, с кем связывал наступление позитивных перемен. Сформировать антипутинский негативный консенсус оказалось невозможно, поскольку это был бы всего лишь консенсус «жирных котов», а вовсе не представителей широких масс населения. Население голосовало за Путина, и «жирные коты» вынуждены были выстраиваться в очередь, чтобы выказать ему свое почтение вне зависимости от права на доступ к миске со сметаной.

Бюрократия на фоне быстрого роста ВВП стала оплачиваться значительно лучше, чем раньше. Конечно, разрыв между доходами в бизнесе и на госслужбе все равно сохранялся, но уже не был столь критичным, как ранее. А, кроме того, если бы власть захотела принципиально взять курс на отказ от коррупции как системы управления обществом, она вполне могла бы еще выше поднять доходы эффективно функционирующих чиновников. Проведение серьезной административной реформы позволило бы резко сократить аппарат и сэкономить деньги для нормального финансирования той бюрократии, которая действительно работает.

Но, судя по тому, во что превратилась административная реформа, задача борьбы с коррупцией всерьез даже не ставилась. Резонно, вроде бы, задаться вопросом: а почему? Однако подобный вопрос в принципе был бы некорректен в отношении той системы, которая выстроена в современной России.

Предположение, будто власти хотят бороться с коррупцией, исходит из принципиально ошибочного допущения об их намерении стремиться к общественной выгоде. На самом деле, они к ней стремятся лишь когда их что-то подталкивает: то ли усиливающаяся оппозиция, то ли нарастающие экономические трудности. Но если оппозиция клянчит сметану, а экономика растет на нефтяных дрожжах, то нет особого смысла проводить реформы в целом и антикоррупционные мероприятия - в частности.

Невидимая рука невидимого фронта

При высоких темпах экономического роста аппетиты различных групп интересов нарастали в соответствии с увеличением объема ресурсов, доступных для расхищения. Более того, власть могла резервировать минимально необходимую сумму на регулярное повышение социальных расходов с тем, чтобы поддерживать высокий рейтинг президента и партии власти. А разницей между общим объемом нефтедолларового богатства и тем минимумом, который тратился на обеспечение хорошего настроения электората, можно было очень неплохо поживиться.

Ресурсов было так много, что столкновения интересов никогда не приводили к серьезным конфликтам. Даже те представители элит, которым подобная система не нравилась, признавали, что их личное благосостояние растет достаточно быстро, чтобы отвратить как от борьбы, так и от эмиграции.

Однако после кризиса 2008-2009 гг. ситуация стала меняться кардинальным образом. Темпы роста ВВП не восстановились, причем, думается, что полное осознание невозможности возврата к «процветанию нулевых» пришло не сразу, а лишь к моменту возвращения Путина на президентский пост.

Примерно к этому же времени выяснилось, что аппетиты различных групп, стремящихся кормиться за счет бюджетных ресурсов, нарастают исходя из докризисных реалий. Многие молодые люди тогда взяли курс на то, чтобы жить доходом со взяток (если стать чиновником) или на прибыль, образующуюся благодаря протекционизму властей (если пойти в бизнес). Они выучились, нашли себе место с потенциально хорошим доходом, и не готовы соразмерять свои аппетиты с объективно ухудшающейся экономической ситуацией. Очаровательные молодые женщины обзаводятся 13-комнатными квартирами, и их мало заботит динамика ВВП. Ведь ножки все так же стройны, и глазки все так же горят. Так почему комнат должно быть меньше?

В этой ситуации неизбежны столкновения между конкурирующими группами. В отличие от докризисного периода, ресурсов на всех не хватает. При этом, в отличие от 90-х, нынешнее государство имеет некоторые возможности ограничить масштабы коррупции.

В дальнейшем относительно слабые группы будут проигрывать более сильным, и правоохранительная система станет карать тех, кто слабее, уменьшая таким образом число претендентов на раздел государственного пирога. В этом смысл антикоррупционной работы, которая сегодня разворачивается.

По сути, происходит стихийное антикоррупционное регулирование. Своеобразная невидимая рука (как сказал бы Адам Смит) бьет по кумполу тех, кто неконкурентоспособен на коррупционном рынке в связи с отсутствием сильной «крыши» или элементарным неумением профессионально воровать. Вторая причина, кстати, очень важна, поскольку быстрый прирост числа коррупционеров, наметившийся в эпоху тучных лет, объективно снижает как их средний интеллектуальный уровень, так и уровень их подготовки. Да к тому же элементарная осторожность отказывает на фоне недавней вседозволенности.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Продолжение читайте на сайте "Росбалта" в ближайшее время

Перейти на страницу автора