«Катынь»: игра на обострение?

Накануне в Польше состоялась премьера нового фильма Анджея Вайды «Катынь». День премьеры выбран не случайно: 17 сентября 1939 года советские войска вошли в Польшу, вернув утраченные в результате польско-советской войны 1920 года территории. В Польше это событие именуется «ударом в спину».

Фильм Вайды в Польше сопровождают такие аннотации: «Эта история о польских офицерах, убитых во время Второй мировой войны НКВД. Это изображение трагедии не знавших о преступлении женщин, которые ждали своих мужей, отцов, сыновей и братьев. Это бескомпромиссное разоблачение лжи, которая должна была заставить поляков забыть о своих героях. Фильм о неутомимой борьбе за память и правду, благодаря которой мы можем жить сейчас в свободной Польше». В рекламных роликах фильма советские солдаты разрывают польский государственный флаг, мелькают тревожные, взволнованные лица женщин и показывают свежевырытые могилы в смоленском лесу. Фильм активно обсуждается: на польских Интернет-форумах высказывают мнение, что этот фильм нужно показывать не в Польше, а в России. При чем нужно сделать просмотр обязательным: "чтобы россияне знали свою настоящую историю".

Сам Анджей Вайда считает, что тема Катыни до сих пор чрезвычайно важна. В одном из интервью он сказал, что «в Польше практически нет семей, которых не коснулась бы Катынь». Для Вайды Катынь – это символ того, что происходило в Польше после войны (основные герои – родственники погибших, не верящих в утрату своих близких). Символ того, что не только сталинский СССР – это одно большое преступление, но и вся послевоенная история Польши вплоть до «обретения независимости» в начале 1990-х годов – это история предательства и лжи. На лжи, по его мнению, были основаны и советско-польские отношения. При этом он заявляет, что его фильм – не антироссийский: по его словам, он четко разделяет эти понятия – сталинские репрессии и русский народ. Правда, даже если поверить в это, едва ли в Польше будут вдаваться в такие тонкости.

Не секрет, что Катынь уже давно превратилась в тему N1 для польско-российских отношений. Практически любое упоминание России у поляков вызывает ассоциации с гибелью польских офицеров в годы войны. Это уже почти условный рефлекс. Дело доходит до того, что, спрашивая в Польше, как куда-то пройти, вполне можно нарваться на лекцию о советской оккупации и сталинских преступлениях от поляков, уловивших русский акцент.

Катынский вопрос используется и в случае обострения отношений между двумя странами, что в последнее время – не редкость. Так во время прошлогоднего «мясного скандала» звучали предложения перенести катынский музей и разместить его напротив российского посольства: чтобы каждый день, по крайней мере, два раза – приходя и уходя с работы – сотрудники нашего посольства задумывались о преступной природе своего государства.

Катынь активно используют и во внутриполитических целях. Свидетельство тому – визит польского президента Леха Качиньского в Катынь в понедельник вместе с правительственной делегацией и артистами, сыгравшими главные роли в фильме Вайды. Нет сомнений, что это один из предвыборных ходов близнецов: досрочные выборы в парламент состоятся чуть более чем через месяц. В катынском лесу польский президент заявил, что расстрел польских офицеров – это акт геноцида. При этом заверил, что считает, что современная Россия не может отвечать за преступления СССР, и добавил, что «в наших интересах – хорошие отношения с Россией».

Программа визита (она не включала официальных встреч с руководством России), его время (годовщина «удара в спину»), упоминание о геноциде (рефреном звучащее в заявлениях польских политиков в отношении Катыни), как, впрочем, и все то, что сделали и сказали Качиньские в адрес России до этого, заставляют усомниться в благих намерениях польского президента. Очевидно, что польское руководство не собирается менять своего курса на политизацию катынского дела.

Правда, надо сказать, что современную польскую истерию по поводу Катыни подогревает и российская сторона. Конечно, не потому, что Владимир Путин отказывается в отличие от своих предшественников публично каяться за то, что, по мнению поляков, случилось более 50 лет назад. Речь идет о том, что позиция Генеральной военной прокуратуры (ГВП) России по этому вопросу могла быть куда более понятной и внятно аргументированной, что, без сомнения, пошло бы на пользу дела.

ГВП вела следствие 14 лет (с 1990 по 2004 годы). Его материалы составили 183 тома, из которых 116 томов засекретили, что дает основания полякам подозревать российскую сторону в попытке сокрытия преступления. Следователи ГВП пришли к выводу, что специальной «тройкой» к расстрелу было приговорено 14 542 поляка. Следствием, как говорится в официальном заявлении ГВП, была «достоверно установлена гибель 1803 польских военнопленных, установлена личность 22 из них». Польское обвинение в геноциде было отвергнуто. Преступление «ряда конкретных высокопоставленных должностных лиц СССР» квалифицировали как «превышение полномочий, а уголовное дело в их отношении прекращено … за смертью виновных».

Бросается в глаза разница между числом приговоренных к расстрелу и количеством тех, чья гибель была «достоверно установлена». ГВП никак не проясняет этот факт, интерпретировать который можно совершенно по-разному. А ведь молчание ГВП, ее нежелание пускаться в объяснения по катынскому делу можно трактовать абсолютно иначе, чем это делают в Польше. Вполне возможно, что это – не свидетельство нежелания раскрыть одно из сталинских преступлений, а проявление того, что российские власти не желают разоблачать несостоятельность хода следствия и ранее сделанных, начиная с Михаила Горбачева, заявлений, в которых ответственность за смерть более чем 20 тысяч польских офицеров полностью была признана советской стороной. Ведь несмотря на абсолютную уверенность, демонстрируемую польской стороной в отношении Катыни, в этом деле остается очень много не выясненных и спорных моментов. Трудно сказать, что сейчас достоверно известно, что в смерти поляков виноваты именно люди из НКВД.

Есть достаточно популярная сейчас версия – обновленный вариант официальной советской – что поляков все-таки расстреляли гитлеровцы осенью 1941 года. Конечно, у основного ее адепта – Юрия Мухина и его работ о Катыни («Катынский детектив», «Антироссийская подлость») – не совсем однозначная репутация. Он – не профессиональный историк, его книги написаны далеким от академических стандартов языком (польских офицеров он именует, например, «здоровыми злобными польскими мужиками», Польшу, вслед за Черчиллем – «европейской гиеной», сторонников версии о виновности НКВД – «бригадой Геббельса»). Тем не менее, было бы ошибкой согласиться с тем уничижительным отзывом, который дал о Мухине один из идеологов перестройки Александр Яковлев, заявивший в интервью ВВС, что «нельзя время тратить на такие книжки». Юрий Мухин ставит более чем уместные вопросы. Также есть и другие исследования, как и свидетельства очевидцев, которые не вписываются в версию ГВП. Есть даже официальный депутатский запрос в Главную прокуратуру, в котором депутат Андрей Савельев просит генерального прокурора объяснить позиции прокуратуры по поводу фактов, не вписывающихся в официальную версию. А таковых много.

До сих пор в реальности не обнаружены тела в тех массовых количествах, о которых говорят сторонники версии о том, что поляки были расстреляны НКВД. Не произведена их эксгумация. Захоронение у села Медное в Тверской области, которое раньше считали могилой расстрелянных поляков, оказалось братской могилой советских солдат. Да и сами цифры погибших польских офицеров серьезно разнятся. В годы войны эмигрантское правительство Сикорского передавало списки СССР, в которых фигурировало 8 тыс. фамилий. Во время перестройки речь шла уже о 24 тыс. Сейчас – 15 тыс. Не прояснен вопрос об использовании при расстрелах немецкого оружия и боеприпасов, также как и бумажного шпагата, не использовавшегося в те годы в СССР, которым были связаны руки жертв. Показания местных жителей весьма противоречивы. Есть многочисленные свидетельства, что польских офицеров в районе Смоленска видели в июле 1941 года, тогда как в случае причастности к их смерти НКВД они должны были быть расстреляны весной 1940 года.

Не может не удивлять крайней ограниченное количество документов по этому делу. Об отсутствии каких-либо архивных документов сообщает, например, глава УКГБ по Смоленской области в 1980-е годы Анатолий Шиверских. Ни слова о поляках не говорится и в знаменитом «Смоленском архиве» - архиве смоленских партийных и государственных органов (где были, в том числе, и документы областного управления НКВД), который не успели вывезти, и он достался немцам, а позднее был переправлен в США.

Да, и сами основные документы из так называемой «особой папки» или «закрытого пакета» – письмо Берии, выписка из протокола Политбюро по поводу решения о расстреле польских военнопленных и письмо председателя КГБ Шелепина Хрущеву в 1959 году – выглядят, и здесь можно согласиться с Ю. Мухиным, не очень серьезно. Сомнения в их подлинности высказывают также профессиональные исследователи-архивисты. На фоне существующих подозрений по поводу аутентичности секретного протокола к пакту Молотова-Риббентропа, такие же сомнения могут зародиться и в отношении упомянутых документов, составленных в очевидном противоречии с канцелярской практикой тех лет.

Серьезный довод сторонников версии о виновности НКВД – показания нескольких функционеров НКВД того времени. Однако даже они в некоторых отношениях противоречат себе.

Можно, конечно, продолжать не замечать все эти «странности», как это делает в последнее время российская прокуратура. Но при этом нужно ясно понимать, что катынское дело давно уже стало символом (и совсем не только для одного Анджея Вайды), а также инструментом идеологической и политической борьбы. Вскоре оно может стать и поводом для предъявления финансовых претензий России. Хотелось бы, чтобы это поняли и в российской прокуратуре, рассекретили материалы следствия и ответили на все имеющиеся в этом отношении вопросы. Или же прокуратура и дальше будет невольно подыгрывать ведущейся антироссийской кампании?

Алексей Тимофеев