«Власть пока действует не так тотально»

Одна из старейших и, наверное, самая известная правозащитная организация СССР и нынешней России — Московская Хельсинкская группа (МХГ) отмечает свой сорокалетний юбилей. 12 мая 1976 года на пресс-конференции, созванной на квартире академика Андрея Сахарова, правозащитник Юрий Орлов объявил о создании этой организации. В своем первом составе группа просуществовала до 1982 года, когда почти все ее участники были либо арестованы, брошены в лагеря и спецпсихушки, либо вынуждены были эмигрировать из СССР под угрозой ареста. О том, как сегодня живется первым советским борцам за права человека, в чем они видят сходство нынешней эпохи с той, что канула в Лету в 1991 году, в интервью «Росбалту» рассказал один из старейших советских и российских правозащитников, член МХГ Валерий Борщев.

— Я знаю, что вы еще в 1970-е годы общались с лидером советских диссидентов академиком Андреем Сахаровым, но в Московскую Хельсинкскую группу вступили позже…

— Да. Я был в религиозном движении. Вместе с отцом Глебом Якуниным входил в Комитет защиты прав верующих, который очень тесно взаимодействовал с первым составом МХГ. От нашего движения представителя в Хельсинкской группе тогда не было, но была договоренность, что Комитет защиты прав верующих выступает ее партнером. Взаимодействовали очень тесно, передавали информацию в МХГ, я выезжал в разные регионы. Когда в конце 1980-х МХГ возродилась, я вступил в нее, и мы продолжили традиции, заложенные еще в 1976 году.

— Сегодня вновь напрашиваются определенные параллели с теми временами. Когда, на ваш взгляд, было труднее, в 1970-е годы или сейчас?

— Смотря в чем. С точки зрения солидарности, единства диссидентов по принципиальным вопросам, при всех разных точках зрения на те или иные проблемы (между правозащитниками были очень острые споры, например, дискуссия между Андреем Сахаровым и писателем Александром Солженицыным о приоритетах эмиграции), эти люди умели консолидироваться в своей деятельности против тоталитарного режима. Скажем, когда нас, членов христианского семинара, забирала милиция, мы сообщали Сахарову, и он тут же включался, звонил в отделение и спасал нас от ареста.

— А когда это было?

— В конце семидесятых. 1977—1978 годы.

— Это было не раз?

— Да, тогда у нас был постоянный христианский семинар, руководил им Александр Огородников, в его работе участвовали Владимир Пореш, Владимир Бурцев, Татьяна Щипкова и многие другие. Периодически, когда семинар собирался, начиналась милицейская облава. Мы тут же обращались к Андрею Дмитриевичу и он нас не раз выручал.

Когда имели место репрессии против других групп и отдельных диссидентов, организовывались коллективные письма, воззвания. То есть, была такая вот солидарность. Могу привести свой пример. Я был журналистом, но меня нигде не брали на работу. Игорь Клямкин, правда, взял меня к себе в журнал, но потом, когда узнали, кого он устроил, ему пришлось просить меня написать заявление об увольнении. А не работать было нельзя. И тогда актеры Владимир Высоцкий и Валерий Золотухин устроили меня работать пожарным в Театре на Таганке.

— А что, Высоцкий и Золотухин тоже были вашими соратниками?

— Нет. Я просто знал Золотухина лично. Познакомился с ним, когда работал в журнале «Советский экран». Мы даже ездили одно время с ним вместе: он на гастроли, а я с лекциями. И вот, когда меня уволили и нигде не брали на работу, он пошел к Высоцкому и они уже вместе пошли к Любимову (Юрий Любимов — в то время главный режиссер Театра на Таганке, — «Росбалт»), и тот взял меня на работу.

То есть, тогда всегда можно было найти поддержку со стороны людей, которые часто придерживались разных взглядов и принадлежали к разным слоям общества. Однако в противостоянии режиму у всех была консолидированная позиция.

В этом отличие от сегодняшнего дня, когда считается хорошим тоном ругать оппозицию, обвинять ее в существующих и несуществующих грехах. Конечно, у нее есть эти грехи, она слаба и уязвима, но сегодня с каким-то восторгом клеймят оппозиционеров, что они не сделали того или этого…

— Кого вы в данном случае имеете в виду? Кто клеймит оппозиционеров, власть?

— Нет, сама демократическая общественность. В частности, этим отличаются некоторые демократические СМИ, например «Эхо Москвы». Но дело не в конкретных именах. Просто сейчас клеймить оппозицию — хороший тон. В наши времена этого не было. Диссиденты тоже были слабы, они тоже делали много ошибок, но злорадствовать по этому поводу было не принято. А принято было поддерживать друг друга, особенно когда люди попадали в заключение. На квартиру моей подруги, например, приносили продукты, деньги, и мы отправляли все это нашим друзьям в пермские и мордовские лагеря.

— А в чем различия в отношениях между властью и правозащитниками сейчас и тогда?

— Тогда мы все понимали, что рано или поздно нас ждет лагерь. Мне, скажем, в 1985 году вынесли предупреждение по 70 статье…

— Что это означало?

— После того, как я съездил в ссылку к отцу Глебу Якунину в Якутию, это, видимо, стало последней каплей для КГБ. Меня вызвали туда и вынесли официальное предупреждение (так это тогда называлось) по 70 статье Уголовного кодекса («антисоветская агитация и пропаганда», — «Росбалт»). После этого человек должен был или публично раскаяться или его сажали в тюрьму. Естественно, ни того, ни другого я делать не собирался, и знал, что меня должны посадить. Но тут умер Черненко (Константин Черненко, генсек ЦК КПСС в 1984-85 годах, — «Росбалт») и, как известно, после него к власти пришел Горбачев. Так что по независящим от меня и от КГБ причинам, этот арест отложили.

Но дело не во мне. Это просто пример того, что тогда всем нам в перспективе грозил арест и лагерь. Сейчас, конечно, тоже идут аресты, тоже есть политические заключенные, но все-таки власть пока действует не так тотально, как в советские годы. Есть даже возможность использовать и официальные площадки, например, институт уполномоченного по правам человека, совет по правам человека при президенте и так далее. Ну, и есть независимые СМИ. Хоть их и немного, но они существуют. Тогда это было невозможно представить. В этом смысле разница серьезная.

— То есть, сегодня лучше, чем тогда?

— Скажем, не так, как тогда. Сегодня омерзительно, но сегодня правозащитникам можно действовать легально, а не только в подполье, как в то время. Тогда же как только человек выходил наружу, его тут же арестовывали. Так был арестован Глеб Якунин, Сергей Ковалев, Юрий Орлов, да и вся первая Московская Хельсинкская группа. В этом смысле разница с нынешними временами есть.

Сегодня, конечно, появилось такое понятие как «иностранный агент», есть тенденция клеймить, изолировать неугодных. В этом смысле власть продолжает ту традицию. Но все-таки сравнивать с тем временем нельзя. Это разные ситуации.

— Раз вы упомянули уполномоченного по правам человека в РФ, как вам назначение на эту должность генерала МВД Татьяны Москальковой?

— Будем смотреть. Она пока нас не приглашала. Все зависит от того, какой механизм взаимодействия с правозащитниками она предложит. Потому что уполномоченный не может действовать сам по себе. Он может работать только во взаимодействии с правозащитным сообществом. Думаю, Татьяна Москалькова нас пригласит, тогда и посмотрим.

Здесь у нас уже есть опыт. В свое время на эту должность назначили коммуниста Олега Миронова. Мы тогда впали в уныние, многие думали не сотрудничать с ним. Председатель МХГ Людмила Алексеева нас осудила и оказалась права. Когда мы стали работать с Мироновым, он действовал в нашем направлении.

Беседовал Александр Желенин