«Теперь русскоговорящим немцам стыдно»

Немецкая полиция выяснила, что 13-летнюю Лизу из Берлина никто не похищал и не насиловал. История о трех мигрантах, 30 часов мучивших девочку, оказалась выдумкой. Однако «дело Лизы» уже успело стать поводом для международного скандала с участием высокопоставленных министров.

О том, почему русскоговорящая диаспора Германии так эмоционально отреагировала на инцидент и каковы будут последствия этой реакции, «Росбалту» рассказала немецкий журналист, редактор «Шпигель ТВ» Анна Садовникова.

— Как дело девочки Лизы повлияло на русских в Германии?

— Русскоговорящая диаспора разделилась на две части. В основном протесты по поводу истории с девочкой Лизой поддерживало поколение тех, кому за 30. Те, у кого уже есть дети, и кто уже слишком взрослый для того, чтобы полностью интегрироваться в немецкое общество. Проблема старшего поколения переселенцев в том, что они не ощущают себя в Германии по-настоящему дома. Поэтому постоянно общаются между собой, то есть оказываются в замкнутом пространстве. После новости об инциденте они активно обменивались слухами и эмоциями и все больше и больше заводили друг друга. Это в итоге и привело к серьезным протестам — была информация о 70 демонстрациях по всей стране. В то же время молодые люди, которые лучше интегрированы в немецкое общество, у которых есть немецкие друзья, доступ к информации на немецком языке и которые считают себя полноценными немецкими гражданами, более адекватно отнеслось к развитию этой ситуации.

Мне удалось пообщаться с Генрихом Гроутом, председателем так называемого Международного конвента российских немцев, который был одним из организаторов демонстраций, посвященных случаю с Лизой. Конвент — это неофициальная организация, которая пытается объединить всех, кто выехал из стран бывшего Союза и до сих пор говорит по-русски. То есть русские немцы из Таджикистана, из Казахстана, из России. Гроут не скрывает, что поддерживает связи с Москвой, обменивается информацией с Кремлем. Не исключено, что министр Лавров, делая заявление о Лизе, опирался на сведения от Гроута. Но дело в том, что так называемые «русские немцы» покидали СССР, потому что подвергались репрессиям, им не давали жить в контексте своей культуры. Поэтому удивительно, что сегодня они вдруг обратились к России за поддержкой в такой тяжелой, как они думали, ситуации. Фактически они впервые попросили помощь у страны-наследницы того государства, которое в свое время их подавляло. Гроут объясняет это тем, что немецкие органы власти и полиция их якобы не услышали.

— В российской прессе много писали о том, что полиция Германии не дает никакой информации и даже оказывает давление на девочку…

— Существует определенный процессуальный порядок, предписания по поводу того, какую информацию полиция может или не может разглашать. В этом смысле Германия ничем не отличается от России. Но если в России эти сведения все равно могут просочиться в прессу, то в Германии такого быть не должно, особенно если речь идет о несовершеннолетней. Поэтому полиция и сказала сначала, что не было никакого изнасилования, а другие обстоятельства выясняются. Но почему-то после этого в русской общине все встали на дыбы, грубо говоря, всем хотелось, чтобы изнасилование все-таки было.

Граждане, которые пошли на акции протеста, не подумали, что существуют определенные законы, которых полиция придерживается. Они с советской простотой решили, что от них могут что-то скрывать по наущению сверху. Они не изучили законы страны, в которой сейчас живут, а прореагировали на ситуацию, исходя из своего прошлого печального опыта. Эти люди просто считают, что везде все одинаково, но такое заблуждение в принципе характерно для приезжих. Особенно тех, кто держится плотными группами. К сожалению, наследие Советского союза сыграло такую печальную роль в этом перевозбуждении. Конечно, пропажа ребенка ужасна, особенно на фоне того, что ранее происходило в Кельне. Эти события спровоцировали в людях боязнь повторения такого сюжета и определенное недоверие к полиции. На этой боязни сыграли те, кто хотел радикализации протестов. Что не пошло на пользу русской диаспоре.

— Но после того, как кельнская полиция показала себя не с лучшей стороны, логично, что доверие к стражам порядка в принципе пошатнулось.

— Про ситуацию в Кельне достаточно много говорили, много писали, много выясняли. Определенные чиновники покинули свои места. На недочеты в работе полиции указали, люди выразили свое недоверие и неприятие замалчивания. И все, собственно. Дальше исходим из того, что дела будут вестись так, как положено. Конечно, полиции не хватает средств и людей, чтобы работать в полную силу. Но в том, что она действует по правилам и придерживается закона, сомневаться не приходится. Сомнения в этом есть только у группы людей, которые раздували скандал по поводу девочки Лизы. Но никакого глобального неприятия и недоверия к работе полиции в Германии у немецких граждан нет. У них нет сомнения в справедливости системы и в том, что полиция работает так, как положено.

— На днях полиция поставила точку в деле: никакого похищения вообще не было. Как на это отреагировали русские немцы, которые в какой-либо форме принимали участие в скандале?

— Людям просто стыдно, что все приобрело такой размах и при этом основывалось на непроверенной информации. Но не все готовы это открыто признать. Людям неудобно сознаваться в том, что их завлекли на акции обманом. Присутствие на демонстрации, где предъявляются претензии правительству твоей страны, должно быть чем-то аргументировано. Но, к сожалению, демонстранты забыли, что правовое государство в Германии действует, что это не просто слова. И без фактов никого в обратном не убедишь, даже если соберется многотысячная демонстрация.

— Как, по-вашему, теперь выбраться из этой неприятной ситуации?

— Все совершают ошибки. Но если человек способен признать это и извиниться, его могут простить. На моей памяти было много ситуаций, когда совершались страшные ошибки в медийном отношении, но люди способны были публично в этом признаться, поэтому немецкое общество принимало их назад. Чтобы избежать дальнейшей эскалации конфликта, надо было сказать: «Да, извините, мы основывались на непроверенных фактах и эмоциях». Так в первую очередь мог бы сделать тот, кто эту непроверенную новость презентовал миру, — корреспондент Первого канала. И в таком случае все могло бы забыться. Конечно, если это действительно была просто цепь ошибок, в которых потом стало стыдно признаваться.

Но самое страшное: сейчас в Германии уже начали гадать, не намеренно ли люди опирались на непроверенную информацию, не были ли это спровоцировано? Может, кто-то умышленно разжигал этот пожар? Пока точного ответа никто дать не может, нет 100% уверенности ни в одной версии. Известно, что русскоговорящие люди получали сообщения с призывом выйти на демонстрацию. То есть что-то станет понятно после того, как выяснится, кто эту массовую рассылку организовал. Есть еще одна версия, которая также пока ничем не подтверждена. На первых демонстрациях в Берлине присутствовали члены НДПГ — право-радикальной немецкой партии. Возможно, они каким-то образом помогли раскрутить ситуацию. Им высказывания большинства участников демонстраций кажутся очень подходящими. Примитивно говоря, речь идет о том, чтобы выгнать всех беженцев, которые присутствуют на территории Германии, указать им место в агрессивной форме и агрессивными методами. Пожелавших принять участие в этом перевозбуждении оказалось много. Кто из них на самом деле сыграл главную роль — не ясно.

— Не кажется ли вам, что в связи с этой историей русская диаспора маргинализируется в глазах немцев?

— Генрих Гроут говорит, что с помощью демонстраций ему удалось привлечь внимание к общине русскоговорящих немцев и показать, что они представляют собой определенную силу. И внимание действительно было привлечено. Газеты начали печатать материалы о том, кто такие русские немцы, как они видят мир, как живут. До сих пор в немецком обществе их считали старательными людьми, на которых можно положиться. Особенно уважали тех, кто обладает советским образованием, которое, приходится признать, намного лучше современного немецкого.

Но русские немцы, которые вышли на демонстрации, имеют, скорее, право-радикальную позицию по сравнению с большинством населения Германии. Как я уже говорила, к их акциям присоединилась и НДПГ, и движение против исламизации западного мира PEGIDA. Вряд ли это может расцениваться как глас народа. Да, люди в Германии очень озабочены и боятся за свое будущее, потому что газеты все больше и больше пишут, сколько потребуется денег на содержание беженцев. С наступлением теплого времени года их поток вновь вырастет, но пока никакого правительственного решения по этому поводу принято не было. И эмоциональное выступление общины российских немцев только добавило масла в огонь. Если они и дальше продолжат высказывать право-радикальные воззрения и протестовать против политики немецкого правительства, то сами себя приведут к тому, что будут рассматриваться как маргиналы. Потому что все радикальное и слишком эмоциональное немецким обществом, как правило, отвергается.

— Вы сказали, что газеты в целом все больше пишут о проблемах, связанных с мигрантами. Насколько их риторика изменилась в последнее время?

— Ситуация в прессе действительно постепенно меняется. Сейчас публикуется то, о чем невозможно было писать еще до нового года. О том, что не все мигранты одинаковы, не все идеальны. Уже говорят о том, что среди них имеются люди, которые не дружат с законом, о различных сложностях, которые они устраивают немецким гражданам, работающим в общежитиях для мигрантов. Такие вещи теперь принято озвучивать, то есть постепенно люди приходят к выводу, что ситуация достаточно многоплановая и про нее нужно говорить так, как есть. Ни на чем не основанный восторг от того, что Германия может почувствовать себя необходимым помощником для нуждающихся, поуменьшился. Теперь к помощи относятся более целенаправленно и прагматично.

— Но изменения в прессе стали в первую очередь отражением изменений в немецком обществе?

— Безусловно. Если раньше женщины кричали «Wilkommen » (добро пожаловать — нем.) и «в воздух чепчики бросали», то теперь подобного рода акций вы не увидите. Беженцы из Ирана, Сирии, Северной Африки, как и русские немцы, воспринимают местную реальность здесь с высоты своего опыта и своих представлений. В этом и заключается проблема. Очень много денег потребуется, чтобы их перевоспитать, то есть интегрировать в немецкое общество. В противном случае будет беда. Именно неверие в то, что мигранты способны к интеграции, и порождает эту панику. А паника — плохой советчик, как показала ситуация с демонстрациями русской диаспоры.

Беседовала Софья Мохова