«Цены на нефть упали — и это надолго»

Стоит ли валютным заемщикам рассчитывать на помощь государства, когда может произойти стабилизация российской экономики и что нужно развивать в стране в первую очередь, корреспонденту «Росбалта» рассказал профессор финансов Российской экономической школы Олег Шибанов.

— Еврокомиссия изменила прогноз относительно развития экономики России. Согласно новой версии, в 2016 году ВВП в стране сократится сильнее, чем ожидалось ранее — на 1,2%. Однако возвращения российской экономики к росту, как и ранее, ожидают к 2017 году. Правда, в Еврокомиссии полагают, что он составит 0,3%, а не 1%. Согласны ли вы с тем, что к 2017 году ситуация в экономике действительно может несколько стабилизироваться?

— Вопрос в том, что вы имеете в виду под словом «стабилизироваться». Ведь, насколько мы знаем от министра экономического развития Улюкаева, она уже недавно стабилизировалась. То есть нельзя сказать, что мы рухнули на 10% в прошлом году — и теперь у нас проблемы.

Идея в том, что мы действительно перешли к новой нормальности, и в этом термине нет ничего такого, что можно было отрицать. У нас действительно более низкие среднесрочные цены на нефть, у нас действительно падает ВВП. Раз мы меньше продаем, значит, мы вынуждены и меньше потреблять. Но в результате мы не находимся в свободном падении. В то же время, по моему мнению, роста экономики в 2016 году ожидать не стоит, особенно с учетом того, что цены на нефть собираются укрепиться на довольно низких уровнях. А в 2017 году мы должны ожидать обратного роста экономики. Поэтому вопрос не в том, где мы стабилизируемся, а в том, что у нас не будет безумного падения ВВП.

— Если цены на нефть все же вырастут, станет ли это первым шагом на пути к росту российской экономики?

— Если вы думаете о средних ценах в 35 долларов в этом году и 45 в следующем, то это, конечно, пойдет на пользу российской экономике. Сейчас уровень цен настолько низкий, что 45 долларов — это рост на 33%, соответственно, ВВП тоже вырастет. В этой ситуации и российский бюджет будет получать больше доходов, чем сейчас, и развитие нефтяной промышленности станет более устойчивым.

— Существует ли сейчас угроза дефолта национальной валюты? И каков ваш прогноз по инфляции на этот год?

— Мой прогноз на этот год по инфляции — примерно 10%. Я бы не согласился с коллегами, которые считают, что будет однозначная инфляция. Но что касается девальвации валюты и уж тем более дефолта, я бы не сказал, что произойдет нечто более ужасное, чем то, что мы уже видели. Валюта может еще упасть, если цены на нефть опустятся — это мы уже видели. При цене в 25 долларов за баррель американская валюта может повыситься до 100 рублей за доллар.

Но дефолта по государственному долгу я бы вообще не ожидал, поскольку он очень небольшой.

— На этой неделе должен был быть обнародован антикризисный план. Известно, что Минфин уже отказался финансировать треть данного плана. К каким последствиям это может привести?

— Судя по тем уровням расходов и доходов, которые есть в федеральном бюджете, его нужно сокращать. Урезание всего в 10% при таких ценах на нефть невозможно поддерживать именно потому, что сверхдоходы от цены на нефть идут в бюджет, а когда стоимость низкая, бюджет получает совсем небольшие деньги от экспорта. Поэтому и приходится сокращать финансирование. И Минфин здесь совершенно прав.

Но основной вопрос в том, на какой срок мы ожидаем закрепления цены на уровне 30-35 долларов. Если мы ожидаем этого на несколько лет, то действия Минфина не просто хороши, а невероятно хороши, потому что он первый после ЦБ осознал, что ситуация долгосрочная и нельзя пытаться поддерживать старый уровень расходов. Но если мы будем ожидать, что цена на нефть вырастет, то тогда история немного другая. В этом случае получается, что министерство, сокращая расходы, сильно влияет на уменьшение ВВП.

Это — и структурный (среднесрочный), и циклический (краткосрочный) кризис. Быть может, стоило бы полностью истратить весь резервный фонд и перейти к фонду национального благосостояния. Но это только в том случае, если есть вера в хотя бы 45 долларов за баррель.

— Правильно ли я понимаю, что этот кризис не спонтанный и уходит корнями в прежние, так называемые «тучные годы»?

— Можно говорить, что в нем есть обе составляющие. Структурная проблема наблюдается еще с 2012 года — она связана с тем, что стали сильно замедляться темпы роста инвестиций. Скорее всего, к 2017 году цикл кризиса закончится — цены на нефть должны повышаться из-за снижения инвестиционных бюджетов нефтяных компаний по всему миру. Но, по большому счету, структурная компонента ни правительством, ни кем-либо еще пока не решается. Быть может, шаги к приватизации станут первыми в данном направлении.

— Если говорить об отличиях между этими кризисами — тогда против России не были введены западные санкции. Сегодня ситуация совершенно другая. По итогам почти двух лет как вы можете оценить влияние санкций на российскую экономику?

— С западными санкциями, как это ни странно, история тоже двойственная. В кризис 2008—2009 годов у нас не было доступа к внешним рынкам. Нынешние санкции полностью закрывают к ним доступ. Между двумя кризисами почти ничего не изменилось, с той только разницей, что тогда закрытость возникла из-за мирового экономического кризиса. Сейчас внешние условия немного другие. Есть некие шоки на рынках Китая и Америки, но кризиса глобального нет.

В результатах наши кризисы довольно сильно отличаются: в 2009 году падение цен на нефть длилось около полугода. Сейчас цены упали, видимо, надолго.

— И мы снова возвращаемся к вечным разговорам о том, что от нефтегазовой зависимости надо избавляться. Но что нужно развивать в России в первую очередь?

— Я как человек, близкий к образовательным проектам, считаю, что в первую очередь нужно развивать мозги. У нас прекрасное образование, в недавнем рейтинге инноваций наша страна оказалась довольно высоко (на 12 месте). Поэтому потенциал довольно велик. Надо смотреть в сторону образования и подумать, как его можно укрепить и сделать более приближенным к бизнесу. У нас на самом деле умные люди.

— В последнее время все больше акций протеста в регионах страны проводят валютные заемщики. Они считают, что банки должны пойти им навстречу. Реально ли что-то сделать для них в этой ситуации (со стороны банков и государства) или же позиция «сами взяли кредиты в валюте — сами расплачивайтесь» — однозначна?

— Скажу довольно жестко: я со своими кредитами всегда расплачиваюсь. И мне высказывания валютных заемщиков, мол, «ой, нас обманули», кажутся довольно неестественными. Их ведь никто не заставлял брать валютную ипотеку, хотя понятно — почему они это делали. В тот момент это было дешевле и проценты были ниже, чем у тех людей, которые занимали в рублях.

Валютные заемщики сейчас выступают в довольно обычной для России роли — давайте плакаться, может, что-то и перепадет. Это не самая лучшая позиция. Если вы думаете о людях, то почему бы не помогать и другим? Мне в этом смысле очень нравятся истории с людьми, которые брали кредиты на недвижимость в рублях и потом обнаружили, что она упала в цене. Давайте и им тоже поможем.

Некоторым валютным ипотечникам нужно помогать, но сосредоточиться стоит, например, на многодетных семьях.

— Некоторые СМИ сообщают, что в условиях кризиса Россия стала гораздо привлекательнее для туристов. Якобы теперь в страну хлынул поток иностранцев, которые скупают дешевую технику, автомобили и так далее. Действительно ли можно расценивать это со знаком плюс или же радоваться не стоит?

— Я, конечно, вижу постоянные распродажи в магазинах электроники, но огромного спроса на товары не замечаю. Если бы к нам действительно приезжало большое число туристов и приобретало технику, то мы это наверняка бы заметили. Я же со своей стороны такой тенденции не наблюдаю.

Беседовал Илья Давлятчин