Прелесть стагнации

Знаменитые экономисты угрожают Западу многолетним хозяйственным застоем и требуют подчиниться их советам. Наши эксперты предвещают России то же самое и дают похожие наставления. Но застой или рост - это вопрос общественного выбора, а вовсе не продукт «ловкости рук» бюрократов.

Международный валютный фонд (МВФ) недавно созвал суперзвезд западной экономической науки, чтобы потолковать, как дальше быть с глобальным экономическим кризисом, который то ли вообще не завершился, то ли закончился как-то неправильно – на этакой унылой ноте и безо всяких вспышек оптимизма.

Установочный доклад сделал экс-министр финансов США Ларри Саммерс, чуть не назначенный этой осенью главой Федеральной резервной системы, однако снятый с дистанции из-за крутости своего нрава. Безбоязненно демонстрируя теперь это качество, Саммерс объявил, что Соединенные Штаты вошли нынче вовсе не в фазу посткризисного подъема, а, наоборот, в многолетний застой, и финансово-экономическая политика американских властей должна исходить из этого неприглядного факта.

Необходимо, например, из года в год обеспечивать отрицательные (с поправкой на инфляцию) процентные ставки. Если деньги будут супердоступны, и получатели кредитов должны будут возвращать меньше денег (в реальном исчислении), чем брали в долг, то они, может быть, в конце концов согласятся как-нибудь эти средства инвестировать и тем самым запустят мотор экономического роста.

Эту мысль поддержал и широко развил нобелевский лауреат Пол Кругман. По его мнению, население Америки стареет, субъекты экономики ведут себя вяло, и спастись от стагнации можно только чрезвычайными мерами: отрицательными процентными ставками, увеличением инфляции до 4% в год, сведением бюджетов с дефицитом и безбоязненным наращиванием госдолга.

Главный экономист МВФ Оливье Бланшар высказывался аккуратнее своих темпераментных гостей, но по существу вряд ли был настроен так уж им возражать. Ведь о пользе 4-процентной инфляции, облегчающей поддержание процентных ставок на отрицательном уровне, он сам сочинил специальный доклад еще 4 года назад.

Если коротко, то рецепты светил западной экономики сводятся к довольно простой идее: надо продолжить и радикализировать ту финансово-экономическую политику, которая сначала поспособствовала организации глобального кризиса, а потом помогла сделать его перманентным. В свое время отец мейнстримной экономической науки Джон Мейнард Кейнс, услыхав от кого-то, что его предписания, хоть и решают сегодняшние проблемы, но создают еще большие трудности в долгосрочной перспективе, остроумно парировал: «В долгосрочной перспективе все мы покойники». Нынешние экономические суперзвезды показывают, что они верны не только букве, но и духу своего великого наставника.

Но главное тут даже не в авантюрности рекомендаций, а в уверенности всего синклита светил в том, что экономикой управляют экономисты, что жизнь сотен миллионов людей и в самом деле может повернуться так или эдак в зависимости от манипуляций группы финансовых бюрократов учетными ставками, денежной массой, кредитами и всем прочим, до чего дотянется рука ученого чиновника.

Хотя в действительности все обстоит как раз наоборот. Застой экономик или их рост – это вопрос большой политики, а не чьих-то интриг или ученых фокусов. Расти или стагнировать - решает общество. Решает всеми своими эшелонами, от нижних до верхних, а экономисты лишь реализуют его волю, используя тот теоретический инструментарий, которым владеют.

Когда Великая депрессия привела к власти Франклина Рузвельта, большинство американцев хотели не столько восстановления экономического роста, сколько гарантий житейской устойчивости – чтобы того, у кого есть работа, не могли уволить; чтобы тот, кто работы не имеет, получал пособие; чтобы того, кто не справляется с выплатой ипотечного кредита, не выставляли с семьей на улицу. Эти гарантии были созданы, и Рузвельт стал национальным героем. Хотя в том, что касается экономического роста, его политика куда больше напоминала провал, чем успех: в 1939-м уровень производства в США оставался на 10% ниже, чем в 1929-м.

Во всех странах, где был и есть устойчивый рост экономики, он достигался и достигается упорным трудом народа и его отказом от части сегодняшних благ в пользу будущего. Чтобы это увидеть, ничего, требующего каких-то высоких научных озарений, не нужно. А вот бесконечные рассуждения ученых-экономистов о сущности очередного спада и замысловатых способах его преодоления – довольно верный признак того, что общество посылает своим экспертам сигнал о том, что к серьезному росту экономики и ко всем связанным с ним заботам оно просто не готово.

Экономический рост – это не слишком высокие налоги, ограниченные госрасходы, умеренные социальные гарантии, надежная финансовая система, несовместимая с халявными кредитами. А главное - готовность людей экономить на текущих потребностях, инвестировать в будущее и рисковать. Все это мало похоже на бесплатный торт со взбитыми сливками, каковым изображает себя западное государство благоденствия.

В государстве благоденствия люди требуют приятной и богатой жизни уже сегодня, не желая ничего откладывать на потом и уж, тем более, чем-то рисковать. Из этого сами собой вытекают и высокие налоги на бизнес, и финансовая политика, игнорирующая все, кроме потребностей сегодняшнего дня, и утрата предпринимательского духа. Разве избирателям Барака Обамы нужен рост экономики? Им нужны гарантии. Вот их они и получают. Таков выбор если и не всех американцев, то той их части, которая сегодня составляет большинство.

Еще четверть века назад формулу «отказ от роста в обмен на гарантии» открыла для себя Япония. Только там это были гарантии не частным лицам, а нерентабельной половине японских хозяйствующих субъектов. Ради поддержания их на плаву динамичная некогда держава с начала 90-х погрузилась в стагнацию и увязла в долговом кризисе.

Чрезвычайно много говорят сейчас о старении западных обществ как о факторе, меняющем все привычные расклады. Отделить реальность от модных заклинаний тут не всегда получается. Но применительно, скажем, к Америке (медианный возраст - 37 лет; доля тех, кому 65 лет и больше – 14%) эта проблема явно менее остра, чем, например, для Германии (средний возраст - 46 лет; доля тех, кому от 65-ти – 21%) или Японии (также 46 лет; доля тех, кому от 65-ти – 25%). Да и в той же Японии застой начался, когда «медианный» японец был гораздо моложе, чем сейчас.

Но так или иначе, пожилое общество при прочих равных условиях действительно меньше нацелено как на рост, так и на размышления об отдаленном будущем. И это для него нормально. Менее нормально, когда ради удовлетворения сиюминутных потребностей расшатываются финансовые системы государств. По нынешним западным старикам импровизации над денежными массами и кредитными ставками, может быть, и не успеют ударить, а вот те, кому еще предстоит состариться, будут расхлебывать довольно горькую кашу. Когда общий пирог перестает расти, перипетии его дележки автоматически становятся все более скандальными.

Западные общества, каждое по-своему, сейчас ищут свою новую роль. При нынешнем их устройстве и общественной атмосфере, ежегодный одно- и двухпроцентный рост выглядит как раз вполне естественным. По крайней мере, для группы самых богатых из них. Но поскольку память о более стремительных темпах в карман не спрячешь, то привыкание к новой ситуации почти везде сопровождается попытками искусственно преодолеть ее бюрократическим фокусничеством. В Америке это проявляется сильнее и обосновывается светилами экономической науки агрессивнее, в северной Европе - слабее.

В Японии, правителям которой вдруг надоел застой, действия властей - самые авантюрные из всех. Обесценивая иену, а с ней и неподъемный государственный долг (то есть, попросту говоря, пытаясь обчистить японцев, которые дали своему государству денег взаймы), правительство и Центробанк раздувают денежную массу невиданными в современном западном мире темпами. Но это может конвертироваться в экономический рост только в том случае, если в массы японцев вернется их легендарный предпринимательский порыв, давно подавленный архаичной корпоративной солидарностью.

Точно так же и в других западных странах возвращение к убедительным темпам роста в принципе возможно. Но только если изменится состояние умов. Отрицательная процентная ставка, даже в сочетании с 4-процентной инфляцией, тут мало чем помогут. Скорее, повредят.

И ведь у нас - то же самое. В нынешнем году рост ВВП России вряд ли дотянет даже до полутора процентов. И на ближайшие 10 лет Минэкономразвития, наше официальное планирующее ведомство, прогнозирует если и не совсем стагнацию, то нечто, крайне на нее похожее. И у нас тоже хор экспертов, не увенчанных, правда, нобелевскими премиями, как Кругман, или высокими чинами в международных финансовых организациях, как Саммерс, призывает смело раздувать бюджетный дефицит, влезать в долги, не бояться инфляции и удешевлять кредиты.

Однако разница в том, что инфляция у нас и сейчас гораздо выше той, о которой мечтают Бланшар и Кругман, да к тому же еще и набирает ход. А кредиты с отрицательной ставкой, а то и просто безвозвратные, пусть и недоступны физическим лицам, но зато госмонополиям раздаются в огромных масштабах. Сам Ларри Саммерс, если бы нашел минутку вникнуть в нашу экономическую политику, вероятно, приятно удивился бы тому радикализму, с которым у нас внедряются его рецепты.

А счастья, в смысле – серьезного подъема, нет. Потому что вся наша система, начиная с высших чинов и кончая самым скромным хозяйствующим субъектом, заточена если и не на полную стагнацию, то на очень и очень умеренный рост. В котором, однако, если хорошенько поискать, тоже можно найти свою прелесть. Как меланхолически замечают аналитики Центра развития при ВШЭ, «России следует готовиться к периоду с низкими, около 2%, темпами экономического роста». «С другой стороны, - допускают эксперты, - если гипотеза о долгосрочной стагнации в США верна, Россия получает шанс сократить экономический разрыв с развитыми странами».

Сергей Шелин

Перейти на страницу автора