Изоляция России: масштабы и виновники

Если поверить на слово нашим руководителям, то они днем и ночью занимаются импортозамещением, не пускают в Россию иностранную еду и не дают отдыхать всем гражданам в отдельно взятых странах, а отдельно взятым категориям — во всех.

Однако начальство явно преувеличивает свой вклад в наши проблемы. Это можно показать на цифрах.

Так ли сильно упал импорт? В 2018-м в Россию ввезли иностранных товаров на $249 млрд. Это ощутимо, хотя и не радикально меньше, чем в 2013-м — последнем докрымском и досанкционном году ($341 млрд). А товарный импорт за январь—апрель 2019-го ($78 млрд) сократился еще на 1% по сравнению с тем же отрезком прошлого года.

Скажете, импортозамещение? Лишь в малой мере. В 2013-м баррель нефти стоил почти $110, а сейчас — $65. В 2014-м нефть резко и необратимо подешевела. Пропорционально сократилась и экспортная выручка, которой надо покрывать импорт. Ввоз товаров в любом случае должен был заметно упасть. Да, санкции тоже сказываются. Как и то, что наши власти перехватывают и откладывают про запас часть нефтедолларов, готовясь бросить их на нацпроекты. Но это все же не «во-первых», а только «во-вторых».

Вот для наглядности краткая импортная история нашей державы. В 2001-м иностранных товаров ввезли в Россию всего на $51 млрд. Нефть была очень дешева. А в 2008-м, на тогдашнем нефтяном пике, — на $289 млрд, почти вшестеро больше. За этот отрезок времени, называемый «жирными годами», у широких масс в нашей стране сложилась привычка к иностранным изделиям и продуктам, переломить которую с тех пор так и не удалось.

По расчетам экспертов Центра развития ВШЭ, ежемесячный импорт товаров (пересчитанный с устранением сезонных факторов) вышел на максимум в середине 2008-го и достиг $27 млрд; год спустя, на нижней точке тогдашнего кризиса, упал до $14 млрд; потом вместе с нефтью стал расти и с середины 2011-го до начала 2014-го колебался около $28 — 30 млрд; затем, опять вместе с нефтью, уверенно пошел вниз, опустившись к началу 2016-го до $15 млрд; после чего плавно рос, дойдя в 2018-м до $22 млрд. Сейчас он съехал примерно до $20 млрд ежемесячно (считая, повторю, со сглаженной сезонностью).

Как видим, при всех зигзагах, возврата к аскетизму девяностых и начала двухтысячных не происходило даже в худшие моменты. Российский импорт был и остается внушительным. Причем главная причина его колебаний — нефтяная цена, а вовсе не старания наших властей передать народ в руки отечественных производителей. На импортозамещении смышленая часть коммерсантов, бюрократов и блюстителей порядка заработала многие миллиарды и даже, пожалуй, триллионы рублей, но каких-то других экономических чудес оно не принесло. Особенно ярко это проявилось на самом горячем участке — продуктовом.

Борьба со ввозом еды, и что из нее вышло. Самоналоженное эмбарго на импорт продуктов питания из Евросоюза, Канады и США за пять лет так и не конвертировалось в продовольственный изоляционизм. Сегодняшняя Россия покупает и продает много еды. Притом покупает по-прежнему больше, чем продает. За первые месяцы 2019-го импорт в Россию продовольственных товаров и сельхозсырья стоил $9,8 млрд, а экспорт — $7,4 млрд.

И опять немножко истории. Вот как, по подсчетам ЦР ВШЭ, менялся ежемесячный ввоз в Россию продовольствия из стран дальнего зарубежья (уровень января 2008-го, последнего «жирного» года, принят за 100%): в кризисном 2009-м снизился до 80%; затем с легкими колебаниями рос до 2014-го и достиг 140%; потом в 2015-м снизился до 80% и колеблется около этого уровня до сих пор.

Если бы продуктовое импортозамещение всерьез работало, то объемы импорта еды из года в год плавно снижались бы. А так они однажды упали вместе с курсом рубля и, соответственно, всплеском рублевых цен на ввозимое продовольствие — и с тех пор почти не меняются.

Кто бы спорил, продуктовое импортозамещение — чрезвычайно выгодная штука. Но только не для тех, кто ест. Им приходится платить больше и за домашнюю, и за импортную еду. Не говоря о том, что поступает она совсем не из того дальнего зарубежья, что раньше. Вместо продуктов, которые прежде приобретались в помешавшейся на качестве Европе, к нам идут малайзийское пальмовое масло и южноамериканское мясо, обсуждать особенности которых мешают, с одной стороны, политкорректность, а с другой — безысходность. Ведь других вариантов начальство стране не оставило.

И, наконец, последний вопрос, на который надо ответить.

Чем заместили иностранный туризм? Правильный ответ: ничем. Внутренние направления, при всех предоставленных им преференциях, переворота в предпочтениях отдыхающих не произвели. Расходы россиян на заграничные поездки и пользование иностранным транспортом увеличились в 2001-м — 2008-м с $9,5 млрд до примерно $25 млрд. В предкрымском 2013-м сограждане израсходовали уже целых $60 млрд. Вслед за этим заграничные туристские траты упали раза в два, но потом пошли вверх и в 2018-м приблизились к $40 млрд.

Привычка к заграничному отдыху сегодня заметно больше распространена, чем в конце «жирных» лет. Что удивительно. Ведь поездки сейчас не только стоят дороже из-за девальвации рубля, но и обременены массой начальственных ограничений. Уж на это-то власти безо всякого притворства стараются наложить свою печать. Запреты на страны. Запреты для охранителей. Все новые запреты на полеты — то по случаю очередной обиды на грузин, то из-за скандала с чехами. Тем не менее люди находят пути и прорываются, причем в растущем числе. Затрещали и ограничения для полицейских.

На всех этих примерах видим, как скромны успехи наших руководителей в попытках подавить те потребности, которые люди стали всерьез считать важными для себя. Устроить шумные изоляционистские игры властям по силам, тем более что счета оплачивает народ. Но загнать страну в реальную изоляцию советского образца не получается — и вряд ли получится.

Сергей Шелин