Россия теряет трижды

Массовая эмиграция, нацеленная на поиски лучшей жизни и расширенных возможностей самовыражения, переезд людей из упадочных районов собственной страны в процветающие, и даже снижение рождаемости — все это считают явлениями более или менее неизбежными для современного мира. А значит и для России. Но полезно знать детали.

Начнем с рождаемости.

Из-за ее падения естественная убыль российского населения составила с 1993-го, когда эта убыль впервые была зафиксирована, и до 2011-го, — 13,2 млн человек. Особенно велики эти потери (больше 900 тысяч ежегодно) были в ранние годы правления Владимира Путина, в 1999-м — 2003-м. Напоминаю об этом не для того, чтобы упрекнуть вождя, а только чтобы напомнить, что воздействие начальства на демографические циклы совсем не так велико, как оно уверяет.

С 2012-го по 2016-й годы спада не было. Фиксировался даже едва заметный естественный прирост (в общей сложности около 50 тысяч человек за пять лет). Наше руководство почему-то приписывало это своей предусмотрительности, но сейчас, когда спад возобновился, оно и не думает взять вину на себя. В 2017-м естественная убыль составила 136 тысяч, в 2018-м — 225 тысяч, а в одном только январе 2019-го (более поздних данных нет) — 44 тысяч человек (годом раньше было 30 тысяч).

По официальному прогнозу на предстоящие 15 лет, составленному в нескольких версиях, размеры ежегодного естественного спада колеблются от близких к нулю до ежегодных 800 тысяч человек в середине 2030-х годов.

Понятно, что без массового въезда постоянных или временных переселенцев из-за границы стране было просто не обойтись. И люди приехали. Так называемый миграционный прирост за постсоветские годы достиг примерно десяти миллионов человек, благодаря чему население России уменьшилось не так сильно, как могло бы.

Хвалить наши власти за руководство этим великим переселением нет причин. Переселенцев, зачастую просто выдавленных с прежних мест, принимают плохо, квалифицированных специалистов привлекают только на словах, а людям, не знакомым с российскими обычаями, ассимилироваться не помогают.

Миграционная политика, как и политика предоставления гражданства, подчинена не внутренним, а внешним соображениям, а то и просто начальственным причудам. Вот надумали давать гражданство жителям Донецка и Луганска. Почему именно сейчас? А просто захотелось щелкнуть по носу нового украинского президента. Или, допустим, в одной центральноазиатской стране есть важная военная база. Поэтому именно для ее граждан трудовая миграция упрощена. Но не для прочих.

Так или иначе, без мигрантов всех категорий механизмы российской жизни уже просто не могут работать. Хотя в среднем квалификация приезжих не особенно высока. Тем интереснее равнодушие наших властей к отъезду из России молодых и образованных.

Госстатистика вообще отрицает хоть сколько-нибудь массовую эмиграцию из России в дальнее зарубежье. Сообщаемые ею микроскопические цифры настолько странны, что решительно отрицаются коллективом вполне официальных экспертов, которые сообщают, что «в последние годы ежегодная эмиграция в развитые страны составляла порядка 100 тыс. чел., из которых примерно 40% имели высшее образование».

Если добавить тех, кто уезжает в продвинутые районы Китая, в Индию и другие восточные страны, то общий ежегодный отток, видимо, приблизится к двумстам тысячам. А в том, что он сейчас растет, не сомневается почти никто из специалистов.

В процитированном тут обзоре число живущих за рубежом российских уроженцев (как сохранивших гражданство, так и отказавшихся от него) оценивается примерно в три миллиона человек. Даже если приводимые в другом источнике со ссылкой на ООН цифры (10,6 млн) считать преувеличенными (или просто включающими также и переселенцев советского времени из РСФСР в тогдашние союзные республики), многочисленность уезжающих из России не когда-то, а именно теперь, показывает, как мало перспектив грамотная и талантливая молодежь видит у нас дома.

К людям, махнувшим рукой на старое отечество, стоит прибавить еще и тех, кто готов попрощаться с малой родиной и ищет более благоприятное место жительства внутри страны.

С начала 1990-х годов общее число обитателей Москвы и Московской области, Петербурга и Ленинградской области, Кубани и прилегающих к ней земель, а также нефтегазоносной Тюменской области с автономными округами выросло раза в полтора — с 30 млн до 45 млн человек.

Население России тем временем уменьшалось, так что доля жителей этих процветающих и манящих людей краев выросла в нем с одной пятой до одной трети. Еще два-три десятилетия, и на нескольких клочках земли будет жить уже большинство россиян. Цифры очень приблизительные, поскольку верить казенным подсчетам трудно. Но можно сказать, что примерно полмиллиона безвозвратных переселенцев в год этот процесс захватывает. Притом вопреки общепринятому мнению, больше половины этих людей прибывает не с Юга, а из руссконаселенных земель, включая, например, и столь любимое начальством Приморье, население которого, вопреки его заботам, неуклонно уменьшается.

Конечно, надо напомнить, что внутренняя миграция — вещь естественная, что желание людей улучшить свою жизнь абсолютно законно, и что переезд трудолюбивых, способных и динамичных в центры ускоренного развития двигает вперед производство, культуру и науку.

Но это не мешает спросить: а почему центров развития так мало? Столица, северная столица, южная столица, земли, примыкающие к первой, второй или третьей, и пространство, где добывают главное государственное сокровище — энергоносители. Вот почти и все. Суперцентрализация автоматически лишает огромную часть страны доступа к ресурсам всех видов. Понятно, что люди бегут.

Все что-то теряют в нынешнем веке. Но не каждая страна теряет трижды.

Сергей Шелин